Семиозис - Бёрк Сью

«Новое животное для команд», – говорю я.

Лиана так и не поняла, что ее используют как дамбу, укрепляющую речные берега в периоды разливов. Она получила легкий доступ к воде и внимание и считает себя правителем речных берегов и хозяйкой людей. Стекловары выращивали на ней своих жуков в форме снежинок: работники с особым удовольствием поедают этих жуков, если они остаются после того, как более крупные касты закончили питаться.

«Ты должна управлять жуками», – говорю я.

«Жуки не есть плоды», – отвечает она. Иными словами, как можно управлять животными, кроме как с помощью плодов?

«Измени сок жукам. Вот так. – Я показываю ей соединение. – Сок будет управлять жуками».

«Жуки не есть плоды».

«Жуки пить сок».

«Да, – говорит она. – Жуки не есть плоды».

«Измени сок жукам, потому что жуки пить сок, не есть плоды».

«Жуки не есть плоды».

Я понимаю, что мы – родственные растения, оба бамбуки, и наша сходная физиология – это единственная причина, по которой я веду хоть сколько-то сложный разговор. Живая изгородь вдоль реки слишком мала, чтобы иметь много разумных корней. Присутствие других снежных лиан вызывает агрессивный рост, а эта изгородь всегда была одна и довольна своей холеной жизнью, паразитируя на осинах и выпуская избыточное количество охранных корней. Тем самым она служит людям, не подозревая об этом. Ей не нужен разум, совершенно не нужен.

«Измени сок жукам, – повторяю я в надежде, что повторение само по себе окажется убедительным. – Большие животные есть жуки».

«Жуки не есть плоды».

«Большие животные есть жуки».

«Большие животные есть жуки», – повторяет снежная лиана.

Я добился прогресса.

«Да, – говорю я. – Измени сок жукам».

«Большие животные есть жуки».

«Да. Измени сок жукам. Вот так».

«Жуки есть сок, – говорит она. – Жуки – вредители».

«Жуки хорошие. Большие животные есть жуки как плоды».

Снежная лиана выдает какие-то бессмысленные химические соединения и наконец говорит: «Жуки как плоды». Это – значительный прогресс.

«Жуки как плоды, – соглашаюсь я. – Жуки есть сок. Измени сок. Сок будет управлять двумя животными».

«Сок будет управлять жуками. Большие животные есть жуки».

«Да. Надо изменить сок жукам и животным».

«Я изменю сок жукам и животным».

Наконец-то!

«Да. Измени сок так». Я доставляю ей образцы соединения.

Ох, уж эти растения! Когда-то давно я вел себя так же, как они. Мы росли вместе. Мы переносили ураганы, страдали в засуху, обменивались средствами против вредителей, не подпускали опасные кораллы и пожирающих корни животных, договаривались насчет солнечного света и питательных веществ, устанавливали сроки цветения, чтобы делиться опылителями, распределяли сроки созревания плодов, поддерживая популяции переносящих семена животных. Мы разговаривали примитивно, потому что мышление требует энергии, а самые сильные из нас могли выживать достаточно хорошо, почти не задумываясь, потому что жизнь у нас была примитивной. Я вырос, а они – нет, и мои потребности совмещаются с их потребностями так, как они и представить себе не могут.

Цивилизацию создают только разумные существа. Цивилизация порождает идеи мира и войны, делая возможным и то и другое. Я за мир. Я избрал эту идею и намерен воплотить ее в жизнь.

Встает солнце. Ночные дела меня утомили. Солнечные лучи несут фотоны, и в моих листьях они расщепляют воду на кислород, ионы водорода и энергию. Я большой. Я постараюсь максимально восстановиться, потому что в кампании по одомашниванию стекловаров нас ждут еще более тяжелые времена.

В Дом Собраний приходит Мари. Цвет кожи у нее слишком желтый. Мне хотелось бы, чтобы она могла есть больше, потому что пища дала бы ей силы.

– Какие именно соединения ты производишь? – спрашивает она.

«Нечто родственное морфину. Это вещество должно оказать сильное угнетающее и снотворное воздействие на центральную систему стекловаров, какой я ее вижу. А еще барбитураты, чтобы угнетать функции мозга».

– Опасная комбинация.

«Опасная, потому что она даст сильную реакцию. Возможно, эффект будет накапливаться. Наша цель – вывести их из строя. Мы видели, что они готовы убивать».

Она садится.

– Однако мы не можем контролировать то, сколько они их получат. Передозировки могут вызвать остановку дыхания.

«Верно. Я подумал об этой дополнительной проблеме. Самки и основные едят первыми, и едят досыта. Работники могут вообще ничего не получить. Нам надо пересмотреть планы нападения, составленные Орионом. Возможно, работников придется усмирять физически».

«Усмирять» звучит почти мирно, отмечает мой корень юмора.

Она кивает.

– Надо предусмотреть травмы и передозировки. Видимо, кого-то мы потеряем. Не знаю даже, как работает их система кровоснабжения, – знаю только, что она у них есть.

«Я дам антидоты к моим средствам».

– Без испытаний мы не узнаем, как они будут действовать, а испытания провести нельзя.

«Верно. Многое будет зависеть от умений медиков».

Она откидывается на спинку скамьи, закрывает глаза и подставляет лицо солнцу. Животным тепло солнечного света приятно.

– Люсиль – молодец, – говорит она спустя некоторое время. – Она нас подготовит.

Она открывает глаза, чтобы посмотреть на мой разговорный ствол.

«Она доказала, что ее выбрали не зря, – говорю я. – А твои труды играют решающую роль. Ты уже сделала для Мира невообразимо много».

Возможно, мне стоило бы сказать ей, что после целой ночи разговоров с растениями я еще лучше осознаю, почему так рад разумной компании. Люди сделали мою жизнь счастливой. Жаль, что они живут так недолго.

Я стараюсь не думать о том, что будет, если мой план провалится. Я большой. Люди уязвимы. Даже если их всех убьют, я выживу в той или иной форме, несмотря на все, что способны будут сделать стекловары, – но я буду невообразимо одинок.

Люсиль

Когда Стивленд добился, чтобы растения начали дурманить стекловаров, в их лагере полтора дня шел фантастический праздник. Поначалу наркотические вещества сделали стекловаров веселыми и громкими: они орали, пели и шатались. Потом они ссорились и завязывали драки, а истекающих кровью стекловаров бросали в реку. Как минимум один утонул. Летучие мыши даже принесли Монте еды, чтобы узнать у него, что происходит. Барабанный бой стал нестройным. Наверное, тем стекловарам, кто еще нормально мыслил, было страшно.

Я притворялась веселой и полной оптимизма, стараясь успокаивать медиков и Стивленда, которых тревожили разнообразные тонкости. Сосна каждые полчаса видела новые проблемы: едят слишком много, едят слишком мало, слишком агрессивные, слишком сонные, слишком много оптимизма с нашей (моей) стороны, слишком много пессимизма… не одно, так другое, чтоб ее.

Наконец на второй день, ближе к закату, стекловары начали отключаться. Самки и основные рухнули за трапезой, а когда работники увидели, что они спят, то бросились подъедать остатки и очень быстро рухнули лицами в свои миски. Для нас это стало сигналом. Мы выбрались из города через задние ворота, перебросили веревочный мост через реку чуть ниже по течению, у лощины, и прокрались вдоль реки к лагерю стекловаров. Впереди шли опытные охотники. И Сосна, конечно.

Мари шла прямо передо мной, сгибаясь под весом рюкзака, а когда она в темноте обо что-то споткнулась, там звякнули пузырьки с антидотом. Я ничего не несла, в особенности оружия. Оно может попасть не в те руки, если… ну, думать о неудаче в мои обязанности не входило. Хатор уже отлично с этим справилась. Она была слишком стара, чтобы сражаться, и осталась в городе здоровая и спокойная. Я так нервничала, что весь день не ела.

Сто человек крались к их лагерю – практически все здоровые взрослые и старшие дети Мира. Еще пятьдесят прятались на другом берегу реки, готовые в любой момент переплыть ее на лодках. Нас было чуть больше одного на каждого из них. Мы победим, они проиграют – но с какими потерями?