Правила Мерджа - Остап Иванович Стужев

каким на самом деле и являлся Григорий Леонидович, давал ему дельные советы, как сбросить лишний вес или избавиться от боли в пояснице. Главное, что они давно уже были на «ты», и Григорий Леонидович мог рассчитывать на полное взаимопонимание и доверие.

Этим вечером он уже успел переодеться и, сидя на банкетке, завязывал шнурки своих кроссовок, одновременно перекидываясь ничего не значащими фразами с еще одним приверженцем здорового образа жизни. Внезапное появление Марата, как смерч ворвавшегося в раздевалку, сразу испортило ему настроение. Зельдин любил играть в опасные игры, но старался не переходить линию невозврата. Бледное как смерть лицо татарина с первого взгляда подсказало ему, что произошел «заступ». В раздевалке явно было невозможно говорить, не привлекая внимания, и они вышли в коридор. Шнурки одного из кроссовок так и остались незавязанными, и пластмассовые наконечники цокали по паркету в неожиданно наступившей тишине.

– Жомов и его жена найдены мертвыми сегодня днем у себя в московской квартире, – прошипел Марат, зачем-то прижимая Зельдина к стене коридора.

– Ну мы-то тут при чем? Ты же не думаешь, что кому-то из нас могла прийти в голову такая глупость? – сказав это, Зельдин попытался отодвинуть от себя своего товарища. Как это ни странно, но в эти секунды он больше всего боялся еще раз вдохнуть запах чеснока, исходивший от говорившего.

– Я только что от своего человека из ментовки. Он должен был передать мне сегодня досье на мать интересующего нас субъекта.

– Передал? – спросил Зельдин. Он присел на корточки и завязывал второй шнурок, к своему огромному удовольствию избавившись от прислонившегося почти вплотную к его лицу Марата.

– Да. Но еще он сказал, что ты главный подозреваемый как заказчик убийства. Дальше слушай: водители Сунне и Поповича в ментовке, и их не выпустят, пока они не оговорят сами себя.

– Прекрати истерику, им не в чем признаваться. Это все какая-то чепуха. Мы никогда не действовали такими методами. Да пусти ты меня, наконец!

– Нашли ствол. Отпечатки совпадают с отпечатками водилы нашего Поповича. На камерах наблюдения машина Сунне, и все в цвет по времени и месту. – Марат говорил быстро, не переставая жестикулировать.

– Этого не может быть. Это подстава, – сказал Зельдин, чувствуя, как его ноги становятся ватными и непослушными.

– Мой человек намекнул мне под большим секретом, что сегодня к ночи, край завтра утром, они получат у судьи разрешение на твой арест.

– Хорошо, я понял. Это чья-то подстава, вероятно, Кольцов никак не угомонится, хотя и кроме него людей хватает, которым мы пощипали перья, – сказал Зельдин, направляясь обратно в раздевалку.

– Ты куда собрался? – прошипел Марат, увлекая его в сторону пожарного выхода. Они выскользнули на задний двор и, лавируя между грудами картона и полиэтиленовых мешков, набитых мусором, кое-как вприпрыжку добежали до следующего проходного двора. Неприметный «хундай», подозрительно покосившийся на левую сторону, моргнул им аварийкой. Через минуту они выехали из арки и, пропустив вперед машину скорой помощи, влились в длинную вереницу автомобилей, обреченных на многочасовые московские пробки. Сидевший за рулем Гера Сунне, казалось, истекал потом и постоянно вытирал лицо носовым платком. Он для конспирации снял свою шляпу, и его длинные седые волосы, обрамлявшие внушительную лысину, сейчас растрепались и каким-то жутким каре свисали почти до самого воротника его пальто.

– А где остальные участники нашего синдиката? – спросил Григорий Леонидович, которому в шортах и майке, наоборот, было прохладно. Он старательно забивался в самый угол, по максимуму отодвигаясь от Марата, дыхание которого было пропитано чесноком и сводило его с ума.

– Алеша Попович с бухгалтером рванули вперед. Заедут к одному нашему хорошему знакомому в Котово, возьмут у него из гаража пару спортивных машин. Это корыто того и гляди развалится подо мной, – Сунне говорил, не переставая промокать лицо и голову носовым платком.

– Нам надо быть на латвийской границе не позднее трех утра, – уточнил Марат.

Они успели. Два «Х-650 М» объехали по встречной полосе ожидавших своей очереди простых смертных и, не тратя время на заполнение бумаг, – все формальности были выполнены заранее, и им оставалось лишь поставить пару закорючек в графе «подпись», – проехали оба КПП. Марат только обменялся понимающим взглядом со старшими по смене на обеих сторонах границы.

– Теперь у нас есть время на решение этой проблемы. Скорее всего, их улики – это липа, пригодная только для внутреннего пользования, и они побоятся сунуться с ними в Интерпол. Впрочем, это зависит от уровня конторы, взвалившей на себя эти хлопоты, – добавил он после небольшой паузы.

– У меня нет даже одежды, – зачем-то сказал Григорий Леонидович. Это были его первые слова с тех пор, как они поменяли машины. Он всю дорогу чувствовал себя неуютно в шортах и майке, и его голые колени никак не сочетались с холодным зимним пейзажем за окном мчавшейся уже по латвийскому шоссе «БМВ». Ему было страшно и обидно. Привыкший делать гадости другим людям, сейчас он был растерян и подавлен от неожиданной несправедливости по отношению к нему самому. Без охраны и вечно кишащей вокруг него обслуги он стремительно превращался в среднестатистического обывателя, пусть и с кредиткой швейцарского банка; это не меняло его статуса банального мещанина, вечно трясущегося за свой скромный достаток и до смерти боящегося его потерять.

– Переоденешься у Сунне дома. За три часа доедем. Потерпи, – сказал Марат. Начинался типичный для Латвии зимний дождь, и ему приходилось все время напрягать зрение, чтобы не отстать от впереди идущей машины, сигнальные фонари которой расплывались в водяных разводах, оставляемых дворниками на лобовом стекле.

* * *

Дом Георгия Сунне был, наверное, одним из самых больших на Рижском взморье. Он купил участок земли еще в начале девяностых, и за эти годы присоединил к его территории еще два соседских надела, на одном из которых соорудил по-настоящему шикарный спа-комплекс с бассейном и разными банями, а на другом устроил подобие автопарка с мойкой для машин и просторным гаражом, где хранил раритетные экземпляры мирового автопрома.

– Гера, тебе есть что терять! – радостно сказал главбух, вылезая из забрызганной сверху донизу «бэхи».

– Сема! Ну кто так шутит, тем более с утра? – сказал Алеша Попович, чуть не плача. Он не был завистлив, и злорадство не было его характерной чертой.

– У тебя вообще тут есть неприметная машина? Желательно с московским номером, – спросил Марат у Сунне, не обращая внимания на болтовню уставших от долгой дороги подельников.

– В смысле «неприметная»? «Роллс-Ройс Фантом»? Или «Хорьх» из гаража Геринга? – проворчал Сунне в ответ.

– Неприметная в смысле неприметная. У меня нет времени разжевывать тебе, как первокласснику, значение слов и понятий. Я возвращаюсь обратно прямо сейчас. В досье на мамашу Вуколова есть много интересного, здесь нет смысла говорить об этом, дорог каждый