Правила Мерджа - Остап Иванович Стужев

и сделать пару-тройку замеров ракурсов для записи правильной картинки. Одним словом, ему было куда торопиться. Сложностей с переводом не возникло. Деньги переместились внутри оффшорного банка на Виргинских островах, и восходящая звезда стала законной обладательницей двадцати пяти миллионов долларов. Все, что она должна была сделать за эти деньги, это позвонить вечером следующего дня, после того как все будет готово, своему благодетелю и вести себя максимально подозрительно и вызывающе, провоцируя тишайшего Анатолия Борисовича на несвойственное ему поведение в форме скандала. Важно было не переборщить и не спугнуть его. Его приезд и пара хороших синяков и ссадин входили в оговоренные условия контракта. По мнению Марата, этого вместе с досье на мать Вуколова было достаточно для успешных переговоров. Техники и спецы по видеоконтролю работали всю ночь и смогли закончить только к середине следующего дня. Певичка дулась, что ей негде спать, и Марат был вынужден метаться между техниками и девицей, подгоняя одних и пытаясь предотвратить возможную истерику с ее стороны. Когда все было готово и она набрала только ей известный номер, приготовившись с первых же слов хамить и провоцировать, выяснилось, что Анатолий Борисович улетел в Швейцарию на какой-то форум и потом посетит Японию и Южную Корею. Когда он вернется, помощник, ответивший на вызов, уточнить не смог и, вежливо извинившись, отключился.

– Надеюсь, ты понимаешь, что наш контракт должен быть исполнен независимо от срока? – сказал Марат, стараясь встретиться с ней взглядом.

– Ой, только не надо мне угрожать! – пискнула она, поудобнее устраиваясь на табуретке возле кухонной консоли. Из одежды на ней были только ее неизменные стринги и застиранная майка розового цвета. Марат отметил про себя, что ноги у нее на экране телевизора кажутся длиннее.

– Ты поняла, что я имел в виду, – сказал он, вставая. Здесь пока ему больше нечего было делать, и он решил поехать отоспаться и уже потом пытаться как-то затормозить маховик раскручивающихся против них репрессий.

* * *

Зимнее море до самого горизонта было покрыто мелкими волнами в белых барашках, и яркое полуденное солнце делало их еще белее. Упругий, монотонный ветер заставлял редких в это время года туристов, прогуливавшихся для моциона по набережной, застегивать куртки и пальто до самого ворота. Стоя возле двух мемориальных досок в честь высадки антифашистского десанта, Олдридж перечитывал их уже который раз и никак не мог понять, почему французы прибыли штурмовать побережье на несколько дней позже американцев. Как ни крути, а янки жили дальше, чем лягушатники. До встречи, на которую он приехал сюда, оставалось совсем немного времени. Так как по протоколу его новый куратор должен был появиться ровно на двадцать восьмой минуте после того, как ему принесут его кофе и апельсиновый сок, Олдридж прекрасно понимал, что у того должна быть серьезная оперативная поддержка и, возможно, даже агрессивные намерения. Усмехнувшись про себя задорной наивности своих старых друзей, он снял темные очки и, щурясь от беспощадных лучей зимнего солнца, начал тщательно протирать их носовым платком. Зачем он возобновил контакт? Ответ на этот вопрос был краеугольным камнем его психопатического портрета тролля. От своей очередной шалости он, безусловно, собирался получить удовольствие. Если это те самые люди, которые хотели доставить наркотики в Европу, используя Вилена Аристова, то они смогут найти общий язык. В этом пранкер был уверен на сто процентов. В противном случае Олдридж собирался наврать с три короба всяких небылиц и вновь исчезнуть, как ни в чем не бывало.

Столы и стулья красного цвета – отличительная черта ресторана Sénéquier в порту Сан-Тропе. Олдридж долго пытался объяснить официанту, что он сначала закажет кофе и сок, а потом обязательно закажет обед. Немолодой француз был непреклонен.

– Tout cette tables sont pour manger. Je ne peux pas[115], – повторял он раз за разом как заводной. Олдридж грязно выругался про себя и подумал, что опять эти русские не учли местные обычаи, и ему придется съесть целый обед, прежде чем ему принесут кофе и орандж. И хотя провести здесь столько времени не входило в его планы, он вынужден был уступить. Он заказал дюжину устриц, бутылку хорошего белого вина и как plat de résistances[116] попросил тюрбо, запеченное в соли. Когда гарсон, проверив заказ, уже собирался уходить, Олдридж неожиданно ухватил его руку чуть выше локтя и, сдавив ее с достаточной силой, чтобы мужчина понял, с кем имеет дело, и не поднимал шума, сунул ему пятьдесят евро и, лукаво улыбаясь, сказал принести кофе и сок toute de suit[117]. Сегодня он не собирался давать никому фору и казаться безобидным. Наблюдавший за ним Вуколов одобрительно покачал головой. Это, безусловно, тот человек, который был ему необходим. На экране монитора компьютерная программа запустила обратный отсчет, как только донышко кофейной чашки коснулось стола. Вуколов встал с дивана и, подойдя к встроенному шкафчику, достал оттуда куртку и шарф. Пол в каюте небольшой, восьмидесятифутовой яхты незаметно покачивался. Спешить было некуда, расстояние от трапа, спускавшегося с кормы до ресторана, было не больше двадцати метров, но Вуколов тоже любил шутки. Выйдя на палубу, он облокотился на никелированные перила и принялся бесцеремонно разглядывать посетителей Sénéquier, подолгу задерживаясь на лице пришедшего на встречу с ним нелегала, очевидно избегавшего любого визуального контакта. Ему просто захотелось пощекотать тому нервы. Несмотря на мертвый сезон, большинство плотно стоявших столиков было занято. Рядом с Олдриджем весело болтали три молодые женщины, уже закончившие обед и просто допивавшие розовое вино. Одна из них, сидевшая спиной к порту, вопросительно посмотрела на Олдриджа, маленькими глотками цедящего кофе, как будто боясь обжечься. В ответ тот сложил пальцы левой руки замысловатым образом. Это было ответом на ее вопрос, что делать с этим любопытным, так бесцеремонно таращившимся на него с яхты. Сложи он их в другую фигуру, жизнь Вуколова закончилась бы почти сразу, как только цепочка условных знаков и паролей дошла бы до снайпера, просматривавшего всю длину причала.

Напряжение незаметно, но неуклонно нарастало. Женщины не спешили уходить и заказали бутылку вина Lion&Dragon Chateau Roubine. Выполнив сперва их заказ, официант принес раскладной столик и начал счищать корку соли с целиком запеченной тушки рыбы, заказанной американцем. Наконец Вуколов решил, что пора идти. Он спустился по трапу и широкими уверенными шагами перешел проезжую часть, отделявшую причал от ресторана. Он даже не повернулся в сторону вынужденного пропустить его француза на старенькой Vespa. Они с Олдриджем встретились как старые друзья, не видевшие друг друга тысячу лет. Вуколов все время повторял, что друг его так изменился за