Как уничтожили «Торпедо». История предательства - Иван Тимошкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После матча, когда мы по традиции подошли к автобусу команды, чтобы пообщаться с футболистами, нам навстречу вышел еще один омоновец. Развернул листок бумаги, а там все наши фамилии и даже номера на футболках записаны. То есть, как мы потом поняли, «наверху» возмутились: почему не произошло конфликта? Рядом стоял автобус, из него вышли еще несколько омоновцев. И тот человек, который держал листок, сказал им: «Вот этих людей нам нужно сейчас арестовать». А затем, уже обращаясь к нам, добавил: «Давайте спокойно, без эксцессов, сядем в автобус. Иначе вам же будет хуже. Нам дано четкое указание спровоцировать вас и, по возможности, возбудить уголовные дела». Естественно, расчет был на нашу ответную реакцию: слово за слово, сопротивление стражам порядка – в общем, лишь бы за что-нибудь зацепиться. «Поэтому, – закончил он, – давайте спокойно сядем в автобус, доедем до отделения милиции, чтобы все видели ваше задержание, а там разберемся». Мы спокойно проехали в 93-е отделение, где нас, чисто формально продержав минут 20, отпустили – даже, кажется, не оформив протокол. То есть все понимали, что происходит. Для нас тоже не было никаких сомнений: все указания идут от Белоуса. Он не единожды рвал и метал по поводу нас. При этом говорил примерно так: «Что за дела?! Какие-то ублюдки и уроды мне будут еще что-то указывать. Я тут хозяин – что хочу, то и ворочу».
Был у нас и еще один инцидент, связанный с Белоусом. Все вышло спонтанно. Человек из нашего круга перед матчем купил домой авоську яблок. А после игры мы, увидев, что Белоус направляется к своей машине, решили подойти и пообщаться с ним – чисто по-человечески, как болельщики. А он в ответ сказал что-то вроде: «Да пошли вы… уроды». И его охранники стали нас оттеснять. Машина рванула с места, и тот человек в каком-то порыве бросил всю эту авоську вдогонку машине. Белоус потом всем рассказывал, что на него было совершено покушение. Смех, да и только. Кстати, выступая в свое время в печати или на телевидении, Белоус называл нас «неопределенной группой лиц». Мы решили так и назваться. И даже баннер сделали, на котором написали: «Группа лиц».
Его ужасно бесило, что упорное противостояние ему идет именно со стороны болельщиков. Хотя сам же неоднократно заявлял, что хочет всех их разогнать. «Зачем, – говорил, – нам все эти болельщики, старые, не старые? Они нам не нужны, мы новых сделаем». Но в итоге, конечно, ничего не сделал. Разогнать-то – разогнал, а построить на развалинах хоть что-нибудь толком не сумел. Когда команда называлась «Торпедо-Металлургом», народ еще как-то мирился с этим, на что-то надеялся. Но когда клуб переименовали в «Москву» – все, нас здесь уже абсолютно ничего не удерживало. И не только нас. Все коренные торпедовцы, верные этому имени и уважающие себя, навсегда покинули трибуны стадиона имени Эдуарда Стрельцова.
Вот такая невеселая история. О ней, между прочим, мало кто знает. Надеемся, теперь услышат многие».
К этому рассказу можно добавить еще вот что. На одном из матчей «Москвы» большой группой болельщиков была запланирована акция – к сожалению, неудавшаяся. Планировалась она в тайне, чтобы милиция заранее не смогла ее сорвать. Матч был центральным – то ли с ЦСКА, то ли со «Спартаком», сейчас и не вспомню. Фанаты знали, что на игру приедет Юрий Лужков, а потому договорились, что спустя 10–15 минут после начала встречи начнут дружно скандировать: «Верните нам «Торпедо-ЗИЛ». Однако Лужков опоздал на полчаса, и, когда он наконец приехал, все было кончено – наиболее громко кричавших быстренько скрутили и вывели с трибун. Решение об этом принимал Юрий Белоус совместно с инспектором матча Алексеем Спириным.
Собственно, на этом можно и закончить рассказ о «Торпедо-Металлурге», вскоре благополучно переименованном в «Москву». Несмотря на все потуги, этот мертворожденный клуб так и не стал в городе своим. Ни болельщиков, ни истории, ни будущего у него нет. И никогда не будет, как бы ни старались его хозяева и что бы они для этого ни делали. И все потому, что нельзя на чужом несчастье построить свое счастье. Говорят, кстати, что главной ценой вопроса покупки «Норильским никелем» зиловской команды был участок земли за стадионом – лакомый кусочек в современной Москве, в которой все продается и покупается.
Торпедовский дух оказался начисто выкурен со стадиона имени Стрельцова. Да и сам Эдуард Анатольевич, похоже, давно это понял. А потому, взяв мяч в руки, своим широким шагом направился вон с арены, где теперь вместо его родной команды играют какие-то «горожане», или, как метко окрестили их болельщики, «пчеловоды». Не верите? Подойдите к центральному входу и посмотрите сбоку на памятник. Куда направляется Стрельцов? Вот именно: со стадиона на родную ему Автозаводскую улицу, где дышится легче, потому что там пока еще остался торпедовский дух.
Последним из той плеяды коренных торпедовцев ушел из команды ее капитан Сергей Шустиков. Как в свое время и его отец Виктор Михайлович, капитан великой команды 1960-х, он – единственный, кто оставался и продолжал выходить на поле в надежде, что все еще, может быть, переменится и родное ему «Торпедо» возродится. Увы, это было невозможно. Встречались и беседовали мы с ним неоднократно. О некоторых из этих встреч я и хотел бы рассказать.
Крупным планом
Игра и жизнь Сергея Шустикова
Не знаю другого такого футболиста, о котором в последние годы в болельщицкой среде ходило бы так много слухов и сплетен. Больше даже сплетен, до которых, увы, так падки бывают некоторые, с позволения сказать, «любители» футбола. Наши разговоры с Сергеем Шустиковым бывали и мимолетными – что называется, на бегу, – и долгими, обстоятельными. Но ни те, ни другие не были пустыми, никчемными, ибо даже одна фраза, сказанная как бы мимоходом, невзначай, как нечаянно выскользнувшая из рук чашка, западала в сердце осколочным эхом, подчас трогающим до глубины души.
Он все время улыбался
В футболе, как и в самой жизни, многое бывает делом случая. Моему знакомству с Шустиковым я обязан именно ему.
Как-то в один из летних дней 1986 года тогдашний журналист еженедельника «Футбол-Хоккей» Валерий Березовский, встретив меня в коридоре редакции, неожиданно спросил:
– Ты давненько не бывал на дубле «Торпедо»?
– Давненько, – в тон ему, правда, несколько рассеянно ответил я.
– А ты сходи, не пожалеешь. И обрати внимание на шестого номера автозаводцев.
– А кто это?
– Сергей Шустиков – сын Виктора Михайловича Шустикова.
– И что, так же талантлив?
– Ты сначала сходи, посмотри, а потом поговорим.
Заинтригованный такой недоговоренностью, я отправился на ближайший матч дублеров «Торпедо». Сейчас уже не вспомню, кто был соперником москвичей и как закончился матч. Да, впрочем, это и неважно. Важно другое – в той встрече я увидел Игрока. Талант. Несомненный талант. Каждый определяет его по-своему. Для одного главное – прямая осанка и высоко поднятая голова, для другого – широко расставленные локти и мощный, разгоняющий ветер бег, для третьего – мелькание подошв бутс, не оставляющих и следа примятости на зеленой траве… Эти свои, особые приметы важны и дороги любому настоящему болельщику.
Не скрою, белокурый шестой номер торпедовцев – высокий, стройный, временами устраивавший на поле настоящий спектакль, игру с соперником в кошки-мышки (ну-ка, отними мячик), – сразу произвел на меня впечатление. Но больше всего поразило то, что этот 16-летний мальчишка как вышел на поле с улыбкой, так и провел с ней весь матч. Лишь по окончании встречи ее пересекла, словно перечеркнула, едва заметная досада: «Ах, как жаль, что игра так быстро завершилась».
Так я с ним и познакомился – пока заочно, ибо в тот день, продравшись сквозь толпу, окружившую «Маракану» (так прозвали болельщики поле рядом со стадионом «Торпедо», на котором обычно играет дубль), я не решился подойти к нему. Не знаю, может быть, не хотел испортить свое впечатление, боясь разительного отличия между образом на поле и вне его? Такое ведь нередко бывает. Но дальнейшие события показали, что опасения мои были напрасны. Позже мы познакомились и стали встречаться все чаще и чаще.
Вся игра еще впереди
Та его улыбка долго не давала мне покоя. Пытаясь понять ее смысл, я как-то спросил об этом самого Шустикова. Он ответил прямо и искренне:
– Я выхожу и играю в свое удовольствие. И радуюсь тому, что вся игра еще впереди.
С трибун ему кричали: «Убийца!»
В том же 1986 году в жизни Шустикова произошло событие, едва не поставившее крест на его дальнейшей карьере. О том, что случилось тогда в Киеве, он до сих пор не может вспоминать без душевного озноба – рассказывая об этом даже несколько лет спустя, как бы поеживается, точно от пронизывающего осеннего ветра.