Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны» - Джеймс Голдгейер

В апреле 1993 года в ходе встречи на высшем уровне в Ванкувере Клинтон поставил перед Ельциным вопрос о необходимости четкого обязательства и практических действий со стороны России по выводу войск из трех Балтийских государств. Ельцин ответил, что ему нужны средства для строительства жилья для офицеров выводимых воинских частей. Для начала Клинтон предложил 6 млн. долл. на строительство 450 квартир для возвращающихся в Россию офицеров, но Ельцин энергично потребовал увеличения этой суммы. К моменту встречи с Ельциным членов «семерки» в Токио в июле того же года США увеличили свое предложение до 5 тыс. квартир, на финансирование строительства которых выделялась помощь в размере 165 млн. долл.{535}

В Конгрессе некоторые возражали против строительства квартир для российских офицеров. Тэлботт вспоминает: «От конгрессменов-республиканцев Сонни Каллахана (штат Алабама) и Боба Ливингстона (штат Луизиана) мы узнали, что вопрос об офицерских квартирах таил смертельную опасность. Ливингстон и некоторые другие конгрессмены вели список американских офицеров, не имевших жилья или не удовлетворенных своими жилищными условиями». Но у администрации был один козырь: балтийско-американское лобби. Сотрудник аппарата СНБ Николас Берне, с 1990 года поддерживавший связь с этой группой в интересах Белого дома, сумел использовать лобби для продвижения через Конгресс вопроса о финансировании строительства жилья для офицеров, но не как проявления поддержки российских военных, а как способа добиться их ухода из Латвии и Эстонии{536}.

Главная проблема для Эстонии и Латвии заключалась в ухудшении внутриполитического климата в России в 1993 году. В то время как Ельцин вел борьбу с националистами и просоветскими элементами в Верховном Совете и одновременно пытался сохранить лояльность военных (на случай, если они понадобятся ему в противостоянии с парламентом, как это на самом деле и случилось), ему было политически весьма затруднительно выполнить требования Запада и Прибалтийских стран о выводе войск. После неожиданной победы Жириновского на парламентских выборах в декабре 1993 года положение Ельцина стало еще более уязвимым. В ходе избирательной кампании Жириновский успешно критиковал Ельцина за то, что тот недостаточно делал для защиты этнических русских в «ближнем зарубежье». Но отчасти благодаря результатам этих выборов и угрозе, которую Жириновский представлял собой после выборов, Конгресс еще больше стремился увязать оказание помощи России с выводом российских войск из стран Балтии. Позже Берне вспоминал, что администрация давала понять, что «прогресс в вопросе вывода войск будет своего рода лакмусовой бумажкой в отношении намерений Ельцина… Президент говорил об этом в каждом телефонном разговоре и писал в каждом письме к Ельцину в этот период»{537}.

Команда Клинтона намеревалась использовать намеченную на январь 1994 года поездку президента в Европу для решения этого вопроса. Соединенные Штаты предложили Латвии вариант, согласно которому России было бы позволено использовать радиолокационную станцию в Скрунде в течение четырех лет после полного вывода войск, а затем она будет иметь восемь месяцев для демонтажа оборудования станции. (Американских военных беспокоило закрытие радара в Скрунде, поскольку он обеспечивал раннее предупреждение о ядерном нападении, и его отсутствие могло побудить русских перейти на более высокую степень боеготовности.) Президент Латвии Гунтис Улмание согласился, и, когда Клинтон в январе отправился в Москву, он предложил этот вариант Ельцину. Российский президент также согласился. Однако Улманиса все еще беспокоила реакция внутренней оппозиции, и для того, чтобы помочь ему, Клинтон пригласил оппозиционных парламентариев в Вашингтон, где они встречались с вице-президентом Гором и советником президента по национальной безопасности Энтони Лэйком. США и Швеция также предложили финансовую помощь в демонтаже станции в Скрунде, которая в конечном счете достигла суммы в 7 млн. долл.{538}

В конце апреля 1994 года Ельцин и Улманис встретились в Москве и достигли соглашения. Россия обещала вывести свои войска до 31 августа 1994 г.; Латвия согласилась с предложенным вариантом использования станции в Скрунде и предоставления права постоянного жительства российским военным пенсионерам, которые вышли в отставку в Латвии до распада Советского Союза. Таким образом, с двумя странами вопрос был решен, оставалась еще одна — Эстония, и это был самый трудный вопрос из-за наибольшего числа проживавших в стране русских, в том числе 10 тыс. советских военных отставников. Вопрос заключался в том, разрешит ли Эстония этим отставным военным остаться в стране в качестве гражданских пенсионеров{539}.

Клинтон должен был встретиться с Ельциным в Неаполе в июле 1994 года во время заседания «семерки». Этой встрече предшествовал первый в истории визит действующего президента США в страны Балтии. Накануне вылета Клинтона в Европу ему позвонил Ельцин и сообщил, что есть некоторый прогресс на российско-эстонских переговорах, но Россия скорее всего не сможет уложиться в намеченный срок — к 31 августа. Клинтон подчеркнул Ельцину важность соблюдения договоренности. Он сказал своим сотрудникам (используя фразу, которую он потом неоднократно употреблял для характеристики своего подхода к отношениям с Ельциным): «Все очень просто. Мы принимаем их в «семерку», и они убираются из стран Балтии. Если они станут членами клуба «больших парней», у них будет меньше причин обижать маленьких»{540}.

В Латвии Клинтон встретился с президентом Эстонии Ленартом Мери. Соединенные Штаты через своего посла Роберта Фрейшера уже подготовили предложения к встрече Клинтона с Мери. По словам Николаса Бернса, в ходе встречи с Мери Клинтон заявил: «Как Вы отнесетесь к тому, если я передам лично Ельцину ваше вполне реалистическое предложение по выводу войск?» Мери ответил: «Господин президент, я принимаю ваше предложение, и я передам Вам нашу позицию в Неаполе через вашего посла господина Фрейшера». Позже Берне вспоминал: «Фрейшер телеграфировал это предложение нам из Таллина в Неаполь… мы его отпечатали, и президент передал его Ельцину. И при этом президент мог сказать: “Мне удалось поработать с Мери, и на основе нашей встречи с ним в Риге 6 июля выработать следующее предложение. Я могу поручиться, что оно сделано искренне, с чувством ответственности и в духе доброй воли”»{541}.

Клинтон и его помощники пришли к выводу, что реакция Ельцина на эту встречу была положительной; на пресс-конференции Клинтон решил пойти навстречу пожеланиям Ельцина и заявил: «Как вы знаете, это был очень важный день, когда президент Ельцин присоединился к нам как полноправный партнер «восьмерки» для политических дискуссий»{542}. (Представители Министерства финансов США упорно сопротивлялись официальному преобразованию «семерки» в «восьмерку», ссылаясь на роль «семерки» в управлении мировой экономикой.)

Ельцин выступал вторым. Сначала он заявил, что не просит о каких-то «особых условиях» полного членства в «семерке», но хотел бы, чтобы Запад наконец снял «красный ярлык с президента России». А затем взорвалась бомба. Старейший корреспондент пресскорпуса Белого дома Хелен Томас спросила российского президента, сможет ли он уложиться в намеченный срок, 31 августа, с выводом российских войск. И Ельцин, часто изумлявший американцев своими публичными заявлениями, ответил: «Мне нравится этот вопрос, потому что я могу ответить «нет». Мы вывели войска из Литвы… и собираемся вывести последних солдат из Латвии. Но Эстония — более трудный случай, поскольку в Эстонии есть очень грубые нарушения прав человека в отношении русскоязычного населения, особенно военных пенсионеров… Я обещал Биллу, что встречусь с… президентом Эстонии. Мы будем обсуждать эти вопросы и попытаемся найти решение»{543}.

Поскольку в начале года Тэлботт получил повышение и стал заместителем госсекретаря, главный эксперт президента по России уже не мог посвящать все свое время делам России и других бывших советских республик. Тэлботт не поехал в Ригу и Неаполь, потому что он в то время занимался урегулированием назревавшего на Гаити кризиса, и он винит себя за то, что не смог обеспечить более благоприятного итога встречи в Неаполе{544}. Но в целом независимо от того, как прошли эти встречи на высшем уровне — а пресс-конференция Ельцина получила большой резонанс в силу своей спонтанности и скандальности, — Клинтон часто использовал встречи с Ельциным для создания впечатления, что два лидера брали обязательства друг перед другом. После этого он звонил Ельцину или направлял ему письмо, чтобы напомнить о том, что тот говорил в приватном порядке и что теперь необходимо было выполнить. Ельцин делал то же самое с Клинтоном. Таким образом, эти встречи на высшем уровне были важны для Клинтона. Так он добивался, чтобы «его человек в Москве» решал сложные вопросы. Именно так и было в данном случае. После Неаполя Клинтон написал письмо, призывая Ельцина как можно скорее встретиться с Мери и выполнить взятые на себя обязательства; немцы и шведы направили ему аналогичные письма. Для Клинтона было весьма важно в общем контексте его российской политики, чтобы согласованный срок вывода войск был соблюден. Конгресс четко давал понять: если российские войска останутся в странах Балтии после 31 августа, предложенная администрацией программа экономической помощи будет приостановлена{545}.[117]