Алиенист - Калеб Карр

– Я тут ни при чем, Джесс – ответил Ласло, поднимаясь.

– Еще бы, – рассмеялся Поумрой. – Может, вы и правы. Сколько я ни проживу, никогда не пойму, как вы меня заставляете все это выкладывать. Если б у меня была шляпа, я б ее перед вами снял. Но раз шляпы нету…

Одним движением Джесс изогнулся, выхватил из башмака что-то блестящее и угрожающе направил на нас. Весь напрягшись, он даже привстал на цыпочки, чтобы в любой момент броситься вперед. Я инстинктивно прянул назад, уперевшись спиной в стену, то же сделал и Крайцлер, только медленнее. Поумрой влажно фыркнул, а я разглядел, что за оружие он сжимает в руке. Длинный осколок стекла, замотанный в окровавленную тряпку.

ГЛАВА 24

Со скоростью, вряд ли доступной большинству людей, даже не закованных в кандалы, Поумрой пнул деревянный табурет, на котором сидел, через всю камеру, подскочил и заклинил им дверную ручку, чтобы нельзя было войти снаружи.

– Не дергайтесь, – сказал он, по-прежнему ухмыляясь. – У меня нет никакого желания вас резать – я просто хочу поразвлечься вон с тем здоровым идиотом. – Он отвернулся, снова захохотал и крикнул: – Эй, Ласки! Готов потерять работу? Когда начальник увидит, что я сделал с этими ребятами, он тебе даже сортир не доверит охранять!

В ответ Ласки разразился невнятными проклятьями и принялся биться в дверь. Осколок в руке Поумроя продолжал смотреть на наши глотки, но никаких угрожающих движений его владелец не производил – только смеялся все громче и громче, пока надзиратель сходил с ума от ярости. Прошло совсем немного времени, и дверные петли стали подаваться, а вскоре из-под ручки вылетел и табурет. Ласки с грохотом ввалился в камеру и растянулся на полу вместе с выбитой дверью. Поднявшись на ноги, он несколько секунд обозревал происходящее, пока не понял, что мы с Крайцлером живы и здоровы, а Джесс – вооружен. Схватив одной рукой табурет, Ласки ринулся на арестанта, который почти не сопротивлялся.

Все это время Крайцлер не выказывал ни страха, ни тревоги за нашу безопасность – лишь медленно качал головой, будто понимал, что происходит на самом деле. Тем временем Ласки вышиб из руки Поумроя осколок и принялся избивать его кулаками. Из-за «намордника» он не мог достать его лица, и это злило надзирателя еще пуще, поэтому каждый новый удар становился свирепее и беспощаднее. Поумрой же, хоть и кричал от боли, при этом продолжал заливисто хохотать каким-то ужасным, нечеловеческим смехом, в котором слышались отчаяние и восторг. Я совершенно обездвижел, теряясь в догадках, но Крайцлер, понаблюдав за картиной несколько минут, шагнул вперед и принялся трясти Ласки за плечи.

– Прекратите, – заорал он на охранника. – Ласки, господи боже мой, прекратите, идиот! – Он пытался оттащить его тушу в сторону, но Ласки будто не замечал его попыток. – Ласки, черт бы вас!.. Оставьте его, неужели вы не видите, что этого он и хочет! Ему же нравится!

Однако надзиратель работал кулаками, себя не помня, и Крайцлер в какой-то отчаянии навалился на Ласки всем телом. Тот удивился новому противнику и, поднявшись с пола, наградил Ласло мощнейшим свингом в голову. Однако друг мой с легкостью увернулся и, справедливо полагая, что охранник его в покое не оставит, сжал здоровую руку в кулак и прошелся по туше Ласки сокрушительной серией, живо напомнившей мне его поединок с Рузвельтом двадцать лет назад. Надзиратель пошатнулся и тяжело рухнул на пол, а Крайцлер поглубже вдохнул и нагнулся над ним:

– Это пора прекратить, Ласки! – рявкнул он. В его голосе было столько страсти, что я рванулся вперед и вклинился между ними, дабы мой друг не начал следующую атаку. Поумрой извивался на полу в другом углу, хватаясь закованными руками за живот и не переставая судорожно хихикать. Крайцлер обернулся к нему и тихо повторил, не успев отдышаться: – Прекратить!

В этот момент взгляд Ласки прояснился и он уставился на Крайцлера.

– Ах ты сукин сын! – взревел охранник и попытался встать, к счастью, безуспешно. – Помогите! – заорал он, сплевывая кровью на грязный пол камеры. – На помощь! Охранник в беде! – Голос его эхом разнесся по коридору. – Я в старой душевой! Да помогите же мне, черт вас задери!

Я услыхал топот – похоже, он приближался с другого конца блока.

– Ласло, нам нужно убираться отсюда, – торопливо сказал я, понимая, что на этот раз мы крупно влипли: Ласки не походил на человека, способного забыть о мести, тем паче если движется подмога. Но Крайцлер продолжал сверлить глазами Поумроя, и мне пришлось силой вытаскивать его из камеры. – Ласло, черт бы вас побрал! – заорал я. – Вы нас угробите – ноги в руки, и бегом отсюда!

Когда мы вылетали из душевой, Ласки попытался рвануться следом, но сил ему хватило лишь на то, чтобы мешком осесть у выхода. В коридоре мы разминулись с четырьмя охранниками, которым я бегло объяснил ситуацию: между Поумроем и Ласки вспыхнула ссора, и теперь надзиратель ранен. Видя, что на нас с Крайцлером ни царапины, тюремщики без лишних слов поспешили дальше. Я чуть не силком заставил Ласло быстрым шагом покинуть здание – у главных ворот, ничего не понимая, на нас уставилась еще одна группа охранников. Тюремщики внутри соображали недолго и вскоре с возмущенными воплями кинулись в погоню. На наше счастье, старик с дрожками все еще торчал у входа в тюрьму, так что когда разъяренные надзиратели выскочили во двор, мы уже были в доброй сотне ярдов, мчались к вокзалу и – по крайней мере я – молились, чтобы не пришлось долго ждать поезда.

Первый состав оказался местным и но расписанию шел со всеми остановками до вокзала Гранд-Сентрал; долгий путь все же казался предпочтительнее, поэтому мы вскочили в вагон. Тот был набит пригородными ездоками, коих наш вид немало скандализовал; и должен признать, что если мы и вполовину выглядели беглецами от правосудия, какими себя ощущали, опасения их были не напрасны. Чтобы их долее не тревожить, мы с Крайцлером прошли в последний вагон и остановились снаружи на площадке. Глядя, как стены и трубы Синг-Синга быстро скрываются за черными перелесками долины Гудзона, я извлек из кармана фляжку с виски, к которой мы по очереди крепко приложились. Но смогли облегченно вздохнуть лишь через несколько минут, когда тюрьма окончательно пропала из виду.

– Вам предстоит чертовски многое объяснить мне, Ласло, – сказал я, овеваемый теплыми потоками воздуха, долетавшими до нас от паровоза. Облегчение было настолько полным, что я не мог сдержать улыбки, хотя насчет ответа Крайцлера я не шутил. – Можете начать с того, зачем мы сюда ездили.

Крайцлер глотнул из моей фляжки еще и принялся рассматривать ее.

– Что это за варварское пойло, Мур? – спросил он, избегая моих требований. – Вы меня изумляете.

– Крайцлер… – раздраженно начал я, но он успокаивающе отмахнулся:

– Да, да, Джон, я понял, вы заслужили ответов. Но с чего же мне начать? – Вздохнув, Ласло сделал еще один глоток. – Как я вам уже сказал, перед нашей встречей я разговаривал с Манером. Я в деталях описал ему нашу работу. Затем рассказал о… о своей перепалке с Сарой. – Стыдливо фыркнув, он в сердцах пнул ограждение. – Я все-таки должен перед ней извиниться.

– Это правда, – ответил я. – Должны. Но что сказал Майер?

– Что он находит доводы Сары о роли женщины вполне разумными, – несколько сокрушенно ответил Крайцлер. – И я вдруг поймал себя на том, что спорю с ним так же яростно, как и с Сарой. – Сделав еще глоток, он снова фыркнул и пробормотал: – Такая вот промашка, черт бы ее побрал…

– Что? – спросил я в замешательстве.

– Да ничего… – ответил Крайцлер, помотав головой. – Какое-то помрачение сознания, стоившее мне драгоценных дней. Но сейчас это уже не важно. Важно другое: сегодня, пока я обдумывал все это. я понял что Майер и Сара были правы. Женщина действительна сыграла зловещую роль в жизни нашего убийцы. Его навязчивая уклончивость, разновидность его садизма и прочие факторы четко указывают на выводы, сделанные Сарой. Я уже сказал, что начал было возражать Майеру, но тут он припомнил Джесса Поумроя и в качестве контраргумента предложил мне мои же слова двадцатилетней давности. Поумрой вырос, не зная отца, и тем не менее, насколько я могу сейчас судить, в детстве регулярно подвергался чрезмерным физическим наказаниям. Еще он был – да и остается – личностью, очень похожей на того человека, которого мы ищем. Вы же помните, с каким упорством он отказывался обсуждать свои зверства со следователями.

Я только надеялся, что время и одиночная камера поколебали его решимость. И нам повезло. Я кивнул, вспоминая слова Джесса.

– То, что он говорил насчет матери и остальных детей, насчет этой неотступной слежки, – вы полагаете, что это действительно ключевой момент?

– Именно так я и полагаю, – отозвался Ласло и я заметил, что говорит он торопливо и сбивчиво. – А также его акцент на нежелании окружающих прикасаться к нему. Помните, что он говорил насчет матери, которая ни разу его не поцеловала? Весьма вероятно, единственным физическим контактом с другими для него, с детства были издевательства и насмешки. И отсюда мы можем провести четкую прямую к насилию.