Манифик - Тимур Александрович Темников

первого удара, а потом сломает ему шею, для того чтобы быть уверенным, что в последний раз избавил мир еще от одного существа, которое тянет его в пропасть. Дальше без него. Без Исая. Потому что он утратил свое совершенство. С навязчивым возвращением прошлого в его голову он стал избыточно эмоционален.

Никогда за свою жизнь Исай не видел такого ливня. Дождь хоть и успокоился, но стал просто идти, а не выливаться, смешивая горизонты. При этом реки, которыми он залил шоссе, дороги и дворы, создавали ощущение вселенского потопа.

Словно времена Ноя вернулись обратно.

На душе у Исая лежал камень, он не знал отчего, он просто шел исполнять то, что должен. Липкая морось раздражала, потому он поднял воротник рубашки. Небо, которое должна была занять предрассветная серость, было затянуто густыми тучами. Тусклый желтый свет фонарей забивался тоской. Унылый, скулящий, но холодный, несмотря на время года, ветер словно раздевал донага, и Исаю казалось, что он идет голым. Он злился. Ему не нравилось его злость, но она была и подъедала его изнутри серой крысой. Хуже не было этой грызущей твари.

Тот, за кем Исай направлялся, наконец-то вышел из подъезда. Он шел навстречу, уже трясущийся и замерзший. Вот теперь Исай видел, как их жизни пересекутся в точке «С», потому что до этого каждый из них двигался из точек «А» и «Б» собственных жизней. Исай, двигаясь, рассчитывал время их столкновения. Здесь была не алгебраическая задачка, где все прямо, все идеально и не нужно брать поправку на человеческую трусость. Исай чувствовал, что чем ближе были их тела на прямой, тем больше страха испытывал идущий к нему навстречу.

Они сближались. И вот, когда расстояния друг до друга оставалось каких-то пять-шесть метров, встречный едва заметно попытался обогнуть Исая. Он начал издалека совершать маневр. Слегка подался корпусом влево, наблюдая при этом, как Исай будет себя вести. Может быть, надеялся, что тот тоже свернет влево и, учитывая, что движение происходило навстречу друг другу, они разминутся таким образом. Или, что тоже для него неплохо, Исай вовсе свернет с дороги, тогда он сможет спокойно обойти его, правда, менее напряженно, нежели в первом случае, но все же обойти и избежать столкновения.

Алгебраические задачи часто завершаются встречами. Вне законов математики, по законам человечества, чаще происходят столкновения. Исай видел, как человек, кутающийся от дождя в легкую прорезиненную курточку, слегка подается вправо, тоже как бы невзначай, как бы под порывом легкого ветра или неуверенностью опьянения. Тогда он сделал легкое движение, но влево. Исай думал, что встречный, вероятно, еще надеялся, что столкновения не будет, что их почти синхронное движение навстречу друг другу – случайность. В предвкушении обмана его ожиданий и развала надежд на благоприятный исход Исай понимал, что значит стоять на краю.

Он принял решение, шел сознательно на поступок, а человек напротив него колебался. Он наверняка был тревожен, старался угадать, насколько реальна опасность. Пытался спланировать свои действия: стоять, убегать или на коленях просить о пощаде. Исай знал, что все это происходило у встречного в голове за считаные секунды его с ним, Исаем, сближения. У встречного восьмого был еще один выбор – напасть. Но нападали в таких случаях редко, чаще убегали. У Исая были крупные габариты.

Восьмому для действия следовало принять решение, но решения принято не было. Будто программа в его голове зависла и не отвечала. Слетели драйверы. Исай терпеть не мог таких слюнтяев, они напоминали ему себя в молодости, когда он был другим человеком. Вот сейчас, через несколько секунд, встречный восьмой остановится как вкопанный и, замерев, будет ждать. Он будет готов к единственному. Будет готов к унижению. Да и готовность его не готовность вовсе, а отчаянная беспомощность. Он просто больше ничего не может. Это не трусость. Это такая особенность некоторых людей. Такая черта. Как у скорпионов: в минуту опасности членистоногий замирает и сам жалит себя своим ядом. Так он иногда пережидает реальную угрозу. Иногда. Вот и человек, идущий навстречу Исаю, антропод.

Он щуплый, тщедушный. Словно действительно членистоногий. Словно действительно его скелет находится не внутри, а снаружи. И страхи его видны как на ладони. Зачем же он вышел такой вот ночью? В таккую вот промозглостью. В такую вот холодную непогоду. В такой вот темный, неприглядный двор, как этот. Все по тем же причинам: зависть, гордыня и тщеславие. Но они ему не помогут.

Потому что здесь был Исай. Его настоящая судьба, а не та, которую он, возможно, себе выдумал. Исай как великий бог-разрушитель – Шива. Он покажет восьмому, что тот не способен выйти из-под своей кармы. Исай чувствовал, как страх встречного катастрофически нарастал с каждым мгновением. С каждой секундой приближения их друг к другу. И ничего больше не было в мире, и никого больше не было, кроме них двоих. Должна была свершиться судьба и прийти царство смерти.

В такие минуты Исай всегда испытывал торжественный трепет, который захлестывал его с головой и душу возносил к небесам в экстазе. Любые неприятные переживания, будь то глубокая злоба или тоска, в такие моменты вдруг превращались в самые счастливые минуты жизни. Он становился вершителем. В этом было его предназначение. В этом была его человеко-божественная суть.

И вот восьмой уже был настолько близок, что Исай способен различить в тусклом свете желтых фонарей под искажающими пространство каплями дождя черты его лица. Тот был красив и молод, может быть, даже слегка женоподобен. Широко раскрытые глаза, которые в прошлый раз вызвали неприятное чувство легкой оторопи, снова смотрели прямо на Исая. Он прочел в его глазах страх. Смертельный ужас. В этом ужасе было все. Тоска по любви, которой в жизни так и не было. Грусть по любви, которая была, но с которой больше не придется встретиться вновь. Потому что пришло завершение. Плач по несделанному. Вряд ли этот юнец вырастил сына, но, возможно, уже зачал, более того, он, возможно, хочет видеть себя отцом. И теперь в его глазах Исай хотел читать ужас и мольбу о пощаде.

Восьмой словно говорил Исаю: «Прошу, не надо, я еще так мало успел сделать, я еще так мало получил от жизни». Дом юноша точно не построил, построившие дом не шляются по ночам в скверных районах города. Может быть, дерево, посаженное им, когда-нибудь приютит под своей сенью его не родившегося еще сына. И их будет объединять общность создателя. Наполнять их верой в красоту жизни. В необходимость жизни. Правда, они не смогут