Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 3. Стихотворения. Поэмы (1914–1918) - Николай Степанович Гумилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
...под пулями в рвах спокойных, —
человек обретает все величие и радость своего существования, чувствует истинную ценность простых человеческих чувств: любви, ненависти, дружбы, скорби и т. п., которые предстают в своей первозданной ясности.
Становится понятным теперь, почему на смену “войне-грозе”, обнажающей бытийный трагизм мира, на первый план выступает ослепительная “заря” — “солнце духа”:
Чувствую, что скоро осень будет,
Солнечные кончатся труды,
И от древа духа снимут люди
Золотые, зрелые плоды»
(Зобнин Ю. В. С. 136–137)
«Поэзия Гумилева, — пишет Ирина Делич, — насыщена апокалипсическими образами. Апокалипсис сопутствует возвращению в Сверхмир и пробуждает Адама. Один из ликов Апокалипсиса — война, и батальную поэзию Гумилева необходимо рассматривать прежде всего как принятие Катастрофы и Суда, а не проявления войны как таковой. Война несет наказание для “всегда слишком твердой плоти” и пробуждает дух. Именно в терминах пробуждения описана война в ст-нии “Солнце духа” (1918): <цит. ст. 1–4>.
Победы, которые имеет в виду поэт, — это прежде всего победы духа» (Делич И. Николай Гумилев // История русской литературы. XX век. Серебряный век. М., 1995. С. 496).
19
Вершины. 1915. № 8 январь, как первое ст-ние цикла «Любовь» (вместе со ст-нием № 20).
СС II, СП (Тб), БП, СП (Тб) 2, СП (Феникс), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, СС (Р-т) II, ОС 1991, СПП, Соч I, СП (Ир), ЧК, Круг чтения, Ст 1995, Изб 1997, МП, Душа любви, Русская литература XX века. Хрестоматия для 11 класса средней школы. Ч. 1. М., 1993.
Дат.: начало 1915 г. — по дате публикации.
Ст. 7–8. В трагедии В. Шекспира «Отелло» ее героиня Дездемона поет песню про иву (Действие 4, сцена 3).
20
Вершины. 1915. № 8 (январь), как второе ст-ние цикла «Любовь» (вместе со ст-нием № 19).
СС II, СП (Тб), БП, СП (Тб) 2, СП (Феникс), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, СС (Р-т) II, ОС 1991, Соч I, СП (Ир), Круг чтения, Ст 1995, Изб 1997, МП.
Дат.: начало 1915 г. — по дате публикации.
21
Вершины. 1915. № 25, Колчан.
Колч 1923, СС 1947 II, Изб 1959, СС I, Изб 1986, Изб (Огонек), СП (Волг), СП (Тб), БП, СП (Тб) 2, СП (Феникс), Ст ПРП (ЗК), ОС 1989, Изб (М), Ст (XX век), Ст ПРП, СПП, Колч 1990, Ст (М-В), Изб (Слов), Кап, СС (Р-т) I, СП (XX век), Изб (Х), Соч I, Ст (М), Изб (Слов) 2, СП (Ир), СП (К), Ст (Яр), Круг чтения, Русский путь, ОЧ, ЧН 1995, Изб 1997, Изб 1997, ВБП, МП, СП 1997, Изб (Сар) 2, Русские поэты серебряного века, Душа любви.
Автограф — Архив Лозинского, корректура с авторской правкой.
Дат.: 10 марта — конец мая 1915 г. — по датировке В. К. Лукницкой (Жизнь поэта. С. 182), с уточнением дат пребывания Гумилева в госпитале (Соч III. С. 391).
Перевод на англ. яз. («The Sick Man») — SW. P. 69. Перевод на чешский яз. («Nemocný») — Honzík.
В восприятии современников Гумилева это ст-ние вызывало разные ассоциации с другими поэтами. Один из них писал: «В пении души растворились и “нежданные и певучие бредни” “одинокой музы” “последнего из царскосельских лебедей”: какой-то заглушенный, но глубокий отзыв голосу И. Ф. Анненского всплывает вдруг на поверхность, когда, например, —
В моем бреду одна меня томит
Каких-то острых линий бесконечность...»
(Верховский. С. 139)
Исследуя ст-ние А. Ахматовой «Широко распахнуты ворота...», Р. Тименчик сделал следующее наблюдение: «Примиренный звон призван опровергнуть предположения о посмертном бытии из гумилевского ст-ния “Больной”... <цит. ст. 3–12>. Полемичен (невольно?) к гумилевскому “Больному” “Бой часов” Михаила Лозинского: “Звучишь, как колокол спасенья, / Высокий голос рукотворный. / О еле слышный, о блаженный, / Рожденный сердцем отзвук рая, / Так величав твой зов нетленный, / И тишина в тебе какая! / Ты — вестник, ты ведешь к покою, / К перегрешившему безмолвью, — / К беззвучно-царственному строю / Над буйной родиной и кровью”. Напомним о стихотворной подписи Гумилева Лозинскому на “Колчане”, где он называет Лозинского “изобличитель моей в измене вечному” и обещает, что в его поэзии настанет “Рим звонов и лучей”» (Тименчик Р. Д. Храм премудрости Бога: стихотворение Анны Ахматовой «Широко распахнуты ворота...» // Slavica Hierosolymitana. Vol. 5–6. 1981. P. 315).
В архитектоническом — по отношению к «общей идее» «Колчана» в целом — аспекте рассмотрел ст-ние Гумилева С. Шварцбанд: «“Дремучий сон бытия” и “косный сон стихий”, Господь, явившийся “мечтой”, и требование рая, лирическое “я” и “личины” людей — такова явь современности, в которой “глас вопиющего в пустыне” — “бледные Слова, затерянные ныне”. Но и “бред” колоколов Вечности не лучше: <цит. ст. 5–10>. Вот почему без них “бред” о Вечности оборачивается “злыми, нескончаемыми волнами”. И для “антиномий сознания” Гумилева (явь — бред) единственным разрешением становится сон примиренья разных стихий: воды (“седых морей”) и камня (“каменья”)» (Шварцбанд С. «Четвертая книга» стихотворений Н. Гумилева (квазиповествовательный текст: система и организация) // Berkeley. P. 305).
Ст. 4. — Образ восходит к апокрифическому преданию о сумасшествии К. Н. Батюшкова. На вопрос лечащего врача А. Дитриха: «Который час?» — поэт ответил: «Вечность!» (см.: Батюшков К. Н. Сочинения. СПб., 1887. С. 342). Ср.: «И Батюшкова мне противна спесь: / «Который час?» — его спросили здесь, / А он ответил любопытным: “Вечность”» (О. Э. Мандельштам «Нет, не луна, а светлый циферблат...» (1912)). О высокой оценке данного ст-ния Гумилевым в эпоху становления акмеизма см.: Мандельштам О. М. Полное собрание стихотворений. СПб., 1995. С. 529 (Новая библиотека поэта).
Ст. 11. — Упоминаются пифагорейские символы, позже, в тайных мистических учениях обратившиеся в символы «первоэлементов стихий».
22
Вершины. 1915. № 25, с вар., Колчан.
Колч 1923, СС 1947 II, Изб 1959, СС I, Изб 1986, Ст 1986, Ст 1988, СП (Волг), СП (Тб), БП, СП (Тб) 2, СП (Феникс), Изб (Кр),
