Шаги Командора или 141-й Дон Жуан - Эльчин Гусейнбейли

зеленого змия провел бы бессонную ночь, поминая туманное прошлое моего героя и расцвечивая трепом беседу… Но теперь те дни ушли. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, как говорили древние.

В баре в моей комнате призывно выстроилась батарея напитков в ожидании таких, как я, одиноких и простодушных странников. Я извлек бутылку пива и выпил. Османцы, сегодня производящие на всю катушку пиво «Эфес», некогда добирались сюда, чтобы погарцевать на боевых конях. Теперь иные нравы и забавы, иная политика.

Усвоив древний напиток, я стал размышлять, прислушиваясь к шагам, доносящимся из коридора. Порой казалось, что чьи-то каблучки выделывали па вроде танца лебедей и, приближаясь к моим дверям, пытаются узнать, сплю я или нет. Я нехотя поднялся, проверил, заперта ли дверь в коридор и на балкон.

Подумалось, что нет смысла оставаться в отеле. Могу провести ночь в поезде или в автобусе. Спустился в холл, поинтересовался расписанием автобусов на Валенсию. Портье посоветовал мне ехать поездом: здесь часто проходят скорые составы с восточного направления на Валенсию, и если отправиться сейчас, то к утру доберусь. Я оплатил должок – 720 песет (около пяти евро), пожелал портье и уборщице «доброй ночи» и потопал на станцию Соль. Через полчаса я был в экспрессе Париж-Валенсия, предварительно запасшись гамбургером и колой.

В экспрессе – комфорт, но не для лежебок. Можно только сидеть, или подремать, вытянув ноги.

Недосуг было выяснять, есть ли спальный вагон. А так, конечно, мягкие кресла, удобно, откинешься к спинке, хочешь, подремли или созерцай кусок звездного неба или придорожные огоньки. Напротив меня мужчина с пшеничной бородой. Позже оказалось: это один из лидеров оппозиции в Беларуси господин Мицкевич. Так, во всяком случае, он представился. Ему предстояло участвовать на конференции, связанной с расширением Евросоюза. Он пожертвовал одним днем начавшейся конференции, предпочтя авиарейсу поезд, чтобы впечатлиться Европой. Потолковали мы с ним о процессах, происходящих в Беларуси, в мире, судили-рядили, нашли ключ к решению чуть ли не всех мировых проблем, но, увы, кто бы услышал нас… Потому пришлось нам похоронить свои гениальные идеи в вагоне и уснуть. Не знаю, как оппозиционер, но я засыпал, воображая генетическую преемницу прабабушки Евы с мерещившимся мне змеями-искусителями…

* * *

Когда проснулись, взошло солнце и улыбалось, глядя в окно вагона. Я не досмотрел свой сон. Там во сне, я летал над цветущими лугами, над яблонями с розовощекими плодами. Я порхал, невесомый, как бабочка, и хотел запорхнуть на яблоки. Но когда проснулся, вновь почувствовал земное притяжение, равное своей массе.

Проснулся и современный революционер Беларуси, побрился даже и, глядя в стекло вагонного окна, поглаживал свою пшеничную бородку.

Я подошел к окну и увидел караван грузовиков, везущих арбузы. Пахнуло морским терпким воздухом, удивительный, необъяснимый запах струился в купе.

Мицкевич показал на арбузный караван:

– Это твои единоверцы.

Удивительно, я здесь впервые видел арбузы. Но что тут удивительного: почему не быть арбузам там, где есть мусульмане?

– Прекрасный город, – сказал Мицкевич. – Я уже третий раз приезжаю сюда.

И посоветовал мне подняться на башню кафедрального собора, чтобы получше разглядеть панораму города.

– Оттуда Валенсия – как на ладони. А захочешь что-нибудь купить для дома – сходи на рынок. Валенсия – сплошь в базарах. Потому что встарь она была у арабов. А мусульмане обожали торговать…

Улыбнувшись, хлопнул рукой меня по плечу. Я понял его жест так: «Конечно, и ты – мусульманин, но не настолько, ты больше европеец». На этом диалог заглох, и мы оба погрузились в думы о предстоящем дне.

Сойдя с поезда, я поступил согласно его совету: в такси не сел, а как все туристы купил в киоске карту города и двинулся к центру.

Жара, влажность, как в Баку.

В цитадели, на площади Пресвятой Девы Марии возвышалась ее статуя. Площадь запружена туристами, почти все в майках и шортах, а я, как белая ворона, в рубашке и джинсах.

Вот и кафедральный собор.

Алтарь украшен фресками, разнообразными росписями. У входа – музей, внутри – бронзовые статуэтки, картины, в основном на религиозные темы. От явления Христа до Судного дня. В другой секции – полотна со сценами ратных побед Великого Сида и короля Альфонса над маврами, опять же бронзовые изваяния. Еще секция, нет не секция, а сокровищница: шедевры художников золотого века Эль Греко, Веласкеса; затем следовали образцы современной живописи; здесь каким-то чудом обосновались «Женщина, сидящая в кресле» Пикассо, «Человек рождается» Сальвадора Дали. Церковь, некогда восстававшая против подобных дерзостных творений, объявлявшая их дьявольским кощунством, теперь пригрела и приласкала их в своем лоне…

Я последовал за туристами, восходившими на башню. С верхотуры до земли – около полусотни метров. Действительно, отсюда город виден как на ладони. Средиземноморские воды усеяли корабли и яхты. Одни подходили к берегу, другие отчаливали.

Когда-то давным-давно отсюда увозили на чужбину будущую мать Орудж бея…

Вдали, в туманной пелене, волны обнимали скалы и скатывались вниз, как отвергнутые пассии.

Я воображал себя как бы на бакинской Девичьей башне, мне виделась родная каспийская бухта, замкнутая вдали островом Наргин, катера, теплоходы, танкеры и рыболовы на набережной, и неугомонные чайки, мелькающие над водой. Порой и крики чаек могут вызывать ностальгию.

Спустившись с башни, я направился к базару, по дороге подкрепившись в кафе. Мой гамбургер не пригодился, потому что прокис.

Базару конца-края не видно. По словам Мицкевича-оппозиционера, площадь его – свыше 8 тыс. квадратных метров, и это чемпион европейских базаров.

Пора было переоблачиться на валенсийский лад. Купил сомбреро с изображением черепахи, майку и шорты в том же стиле, переоделся в закутке, теперь вашего покорного слугу трудно было отличить от испанцев.

Меня, в основном, занимали старые кварталы, – там витала аура исторической памяти, духи предков.

Прибыв в Валенсию, мой герой, вероятно, в первую очередь явился сюда, в старый район. Тогда город еще не разросся и был обнесен каменой стеной. Я двинулся по узкому переулку и побродил по лабиринту извилистых улочек, зажатых приземистыми домишками. Эти тенистые теснины были подходящим пристанищем для бегства от жары.

* * *

Почтовая карета довезла Орудж-бея до Валенсии за неделю. Войдя в город, он не знал, куда направиться. Багажа при нем не было, потому носильщика не нанял, но одного из них подрядил себе в провожатые; тот оказался из старых мусульман, хотя его предки некогда были изгнаны отсюда, они вновь вернулись попытать счастья, ради хлеба насущного.

Орудж-бей хотел увидеть дом, в котором встарь жила его мать. По ее рассказам он примерно представлял, где