Уайтбол - Ирина Белояр

Сейчас, несколько лет спустя, я смирился. Не пытаюсь понять, где заканчиваются мои собственные глюки и начинается объективная реальность. Только ли я — псих, или весь мир бредит вместе со мной? Неважно. Мне уже не вернуться в те легкие времена, когда граница между безумием и нормой была четкой. А иной раз кажется — и не существует никаких границ. В принципе не существует. Самообман.

Я встал с кровати. Комната тут же куда-то поплыла… Хер с ней, пора привыкнуть.

Включил компьютер. Залез в сеть и набрал поиск «Элли Джонсон». Сначала по-русски — безрезультатно, потом — по-английски.

Через полчаса охота увенчалась успехом.

Личная страница доктора Кена Джонсона, психолога, профессора Эсаленского института. Не обновлялась одиннадцать лет. В рубрике «about» — фотография всем до слащавости довольного молодого американца. Ниже — еще один снимок, с подписью: «My wife Elly».

Аля на фоне психфака МГУ. С короткой стрижкой, в блестящем топике и светлых шортах, больше похожих на плавки. Это тщеславное создание никогда не упускало случая продемонстрировать всему человечеству свои офигительные ноги. Не знаю, как мистер Джонсон, а я ревновал…

В мозгах щелкнул рубильник. Воспоминания покатились лавиной.

…Парк отдыха. Пруд. Я — на веслах. Элли возлежит на корме поперек лодки, болтая в воде ступнями в сандалетах.

«— Ну, не хочу, не хочу. Неудобно мне ехать к твоим родителям. Поставь себя на мое место.

— Ты хочешь, чтобы я вообще к ним не попал? У меня через два месяца начинается программа предподготовки, рискую предков не увидеть до самого отлета.

— Дался тебе этот Ганимед. Чего ты там забыл?

— А чего ты забыла в Штатах?

— Я уже не полетела.

— Все равно ведь полетишь. Не сейчас — так позже.

— Ну… мне ведь нужно делать карьеру.

— А мне, значит, не нужно.

— Ну и черт с тобой. Поезжай к своим предкам один.

— Зараза…»

…Я ее все-таки уговорил.

Лучше бы не уговаривал.

…Все произошло очень быстро.

На Московском шоссе, неподалеку от моста, какой-то лихач подрезает меня справа. Вылетаю на встречную полосу прямо перед мордой самосвала. Удар. Последнее, что вижу — огромный разбитый глаз чужой машины у себя в салоне и свернутую на бок, окровавленную голову Элли.

…Темнота. Целая вечность темноты.

Потом — белизна. Потолок отодвигается. Пустой белый потолок.

— Как вы себя чувствуете?

— Нормально.

— Кто вы?

— Не… знаю.

— Имя «Михаил Вихорев» вам что-нибудь говорит?

— Не помню.

— Это — ваше имя.

Наверно, мое. Никаких ассоциаций.

— Вы помните, что с вами произошло?

— Нет.

— Вы попали в аварию.

— Может быть. Где я?

— В больнице. Вы хоть что-нибудь помните?

Пытаюсь напрячь извилины. В голове — муть. Из мутного болота временами выскакивают какие-то лица и вещи, но быстро исчезают, не успеваю рассмотреть.

Больница — понимаю. Авария — тоже понимаю: где-то что-то взорвалось или разбилось.

Про себя не помню ничего…

— Нет.

Врач поднимается со стула:

— К вам посетители. Позвать?

— Позовите.

Входят смутно знакомые мужчина и женщина. Оба — усталые, круги под глазами. Мелькает догадка: у меня ведь, наверно, есть родители… Никаких ассоциаций.

Маму я все-таки вспомнил. В тот же день. Про отца пришлось поверить на слово.

…Путь к себе, длиной в десять лет.

Я выключил компьютер. Долго сидел возле погасшего экрана, курил сигарету за сигаретой. Хотелось пойти и кого-нибудь убить. Лучше — того ублюдка, который посмел вторгнуться в мое прошлое и бесцеремонно вытащить его на свет божий. Сделал так, чтобы забытое лицо постоянно маячило перед глазами и шевелило инертную память.

Ради эксперимента. Ради того, чтобы наложить лапу на невозможное.

Он никогда никого не щадил. Ни чужих, ни своих. Кто сломался, отстал, погиб — сам виноват.

Сволочь…

…Сквозь черноту глухой злобы, сквозь тоску и отчаяние тихонько пискнул телефонный звонок.

— Мишка.

— Я.

— Ты готов со мной поговорить.

— Более чем. Мне необходимо с тобой поговорить.

— Что-нибудь случилось.

— Все — при встрече.

— Хорошо. Я возвращаюсь к себе, ты тоже подходи.

Я подался было к Саше наверх, но ее комната оказалась заперта. Спустился, присел на ступеньку у входа в корпус.

Во дворе никого нет. Часть окон светится, остальные погашены. Половина народу спит уже, поди. Это у меня день с ночью местами поменялись. Да и вообще — все, что можно, поменялось местами и перевернулось с ног на голову…

Саша пришла через десять минут.

— Извини, задержалась. У одного из химиков нервный срыв. Отпускать нужно человека отсюда, а этот старый идиот… ладно. Давно ждешь.

— Не очень.

— Что у тебя случилось.

— Проблема. По твоей части.

— Давай свою проблему.

— Вспомнил тут, между делом, некую Элли Джонсон. Она же — Алевтина Лунева.

Чужая, Чужая. Если и смутилась — я этого не понял.

— Ты знал Алю?

Да, вот теперь ясно: она начинает следить за интонациями, когда ей обязательно нужно быть правильно понятой. Например, с незнакомыми людьми. Или — как сейчас: во что бы то ни стало продемонстрировать собственную неосведомленность. Зараза…

— Удивлена? Скажите, пожалуйста. Тебя даже ни на минуту не посетила догадка, откуда у меня может быть дежа вю. Ты была не в курсе из-за чего — точнее, из-за кого — твоя сестра в свое время зависла в Среднеросске, вместо того, чтобы лететь к мужу в Штаты. Ты совершенно не владеешь информацией, при каких обстоятельствах Элли Джонсон попала в аварию. Ты не приезжала тогда в Среднеросск, тебе ничего не говорили, ты не забирала прах сестры, ты ее не хоронила. Хотя ты — единственное родное существо, которое находилось поблизости. Меньше, чем в сутках пути от места трагедии… Скажите, какая черствость. А еще говорят — отношения между близнецами теснее, чем между матерью и ребенком.

— Мало ли, что говорят.

Я сорвался. Вскочил со ступеньки, тряхнул Сашу за плечо:

— Почему ты не впустила меня позавчера? Сказала — есть причина. Говори свою причину! Только честно, без гнилых отмазок. Говори!..

— Ты уже понял.

— Дудки. Сама скажи!

— Не хотела тебя провоцировать на… несвоевременные воспоминания.

— Несвоевременные — то бишь, накануне маршрута.

— Да.

Я отпустил Сашу, опять сел на ступеньку.

— А еще — пыталась отвадить от работы в зоне, ага. Что у нас там по сценарию в конце фильма «Уайтбол»? Кажется, к герою возвращается давно утраченная возлюбленная.