Горбачев и Ельцин как лидеры - Джордж Бреслауэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ельцин использовал перспективы интеграции стран СНГ, чтобы не идти на разрыв с националистами и сохранить свою широкую центристскую коалицию. Его приверженность защите русских в ближнем зарубежье могла быть искренней или не очень, но его жесткая риторика, безусловно, являлась легким способом набрать очки среди националистических групп. Он заявлял, что предпочитает, чтобы русские из этих стран не эмигрировали обратно в Россию, и что этот вопрос никогда не подорвет его отношений с развитыми демократиями. Столь же внимательно Ельцин относился к нестабильности на границах России. Он говорил, что Россия действует надлежащим образом, когда использует свои военные, политические и экономические рычаги для уменьшения или сдерживания нестабильности способами, соответствующими ее долгосрочным интересам. Тем не менее при обсуждении этих вопросов с европейскими и американскими лидерами он был готов уравновесить свой подход к «сферам влияния», приглашая европейские организации предоставить миротворческие силы и посредничество на территории бывшего Советского Союза.
Выводы
Когда к первоначальным обещаниям Ельцина было утрачено доверие, он попытался для расширения своей коалиции более активно апеллировать к умеренным и центристам. Его позиция «системного менеджера» представляла собой шаг назад по сравнению с трансформационным порывом его всеобъемлющей программы; это была попытка закрепиться на занятых рубежах. Одним из основных его заявленных приоритетов теперь стала (негативная) цель изоляции экстремистов и предотвращения коммунистической реставрации. Ради этого он старался заручиться поддержкой как можно более широкого круга умеренных сил. Этот выбор, хотя и рациональный с точки зрения удержания власти, вынудил Ельцина представить себя человеком, способным справиться с противоречиями как внутренней, так и внешней политики. Одновременно он вынужден был показать, что консолидация не означает застоя и что продолжение реформ не означает радикального ухудшения жизни людей. Аналогичным образом, в международных отношениях он должен был показать, что сотрудничество с Западом не означает капитуляции и что продвижение интересов России за рубежом не приведет к тому, что богатые демократии откажутся от экономической и политической помощи России. Баланс был шатким. Ни одному из предшественников Ельцина не удавалось восстановить свой авторитет и реализовать свои политические приоритеты, после того как пошатнулись их всеобъемлющие программы. Ельцин продолжал эти попытки, поскольку у него был механизм – всенародное переизбрание, – недоступный его предшественникам. Но этому стало препятствовать серьезное решение, которое Ельцин принял в декабре 1994 года: решение вторгнуться в Чечню.
Глава 9
Ельцин в гневе: вторжение в Чечню (декабрь 1994 года)
Оборонительная политическая позиция Ельцина и поиск им средств, чтобы восстановить утраченный авторитет, стали решающими факторами, повлиявшими на его решение о вторжении в Чечню и определившими время этого вторжения. К концу 1994 года его личные рейтинги резко падали, экономика после обвала рубля 11 октября 1994 года находилась в шатком состоянии, Дума (хотя и менее могущественная) была настроена враждебно, муссировались обвинения в коррупции против членов его правительства, все еще мощные центробежные силы действовали в российских регионах, западная помощь и инвестиции составили лишь небольшую долю по сравнению с ожиданиями, интеграция в западные институты происходила медленными темпами, расширение НАТО стало фактом. Ельцин столкнулся с серьезными вызовами и нуждался в подтверждении качества своего руководства. В политическом плане он занимал оборонительную позицию, хотя и добился народной ратификации конституции, которая, по крайней мере формально, в значительной степени защищала его от угроз импичмента или наложения законодателями вето на его указы. Более того, уже в 1995 году начнется «избирательный сезон» в преддверии парламентских выборов, намеченных на декабрь 1995 года, и президентских выборов, намеченных на июнь 1996 года.
Именно в этом контексте Ельцин занялся проблемой Чечни. Его первое послание Федеральному собранию в феврале 1994 года было озаглавлено «Об укреплении Российского государства»[342]. В феврале 1994 года были заключены соглашения с Татарстаном, предоставившие этому региону исключительный уровень автономии в составе России, гораздо больший, чем тот, который имеют швейцарские кантоны, испанская Каталония или штаты в США. Однако президент Чечни на подобные условия не согласился; он настаивал на полной независимости от России и на проведении политики, угрожающей ее внутренней безопасности. В мае 1994 года Ельцин выступил перед офицерами пограничной службы с речью, в которой заявил о твердом намерении защищать территориальную целостность Российской Федерации [343].
Таким образом, постоянная угроза территориальной целостности России сопровождалась резким падением политической популярности и авторитета Ельцина. Не имея возможности выполнить многие из других своих обещаний, он, очевидно, чувствовал необходимость продемонстрировать, что он может как минимум защитить российскую государственность. Это обещание, являвшееся стратегией восстановления авторитета, лежало в основе его выступлений в феврале и мае 1994 года. Он добился успеха в отношении Татарстана, но не так обстояло дело с Чечней. Сначала он попробовал вести переговоры; после шести месяцев бесплодных усилий они потерпели неудачу. Затем, летом-осенью 1994 года, он попытался провести секретную военную операцию. Когда и это не удалось, он пошел на открытое вторжение[344].
Первой важной переменной в моей реконструкции является сохранение авторитета: выбор времени вторжения стал результатом снижения популярности Ельцина. Вторая переменная – это характер проблемы: потенциально серьезная угроза целостности или безопасности государства. Именно эта комбинация объясняет сам факт и время вторжения.
Это хорошо согласуется с выводами масштабного исследования Ричарда Неда Лебоу, посвященного вступлению великих держав в кризис в XIX и XX столетиях [Lebow 1981]. Лебоу обнаружил, что в тот момент, когда угроза радикальных изменений в международной политике совпадает с угрозой стабильности режима или существующей власти, порог принятия риска резко снижается, равно как и порог принятия желаемого за действительное. Этот аргумент согласуется с доводами обширной теоретической литературы по психологии принятия риска, где показано, что принятие риска возрастает перед лицом угрозы потерь больше, чем перед лицом возможностей получения выгоды [Vertzberger 1998:36–37]. Более того, выводы Лебоу предполагают наличие исключительного стимула для принятия риска и принятия желаемого за действительное: это угроза двойной потери — совпадение внешней угрозы государственным интересам и внутренней угрозы стабильности режима или существующей власти. Применяя такой подход к Хрущеву, Брежневу, Горбачеву и Ельцину, мы можем найти параллели, помогающие лучше объяснить выбор времени вторжения в Чечню.
