Бремя стагнатора - Сергей Чекмаев

Верхние ступени отчетливо заскрипели, площадка качнулась – в последнее время башней пользовались редко. Кузнец с трудом удержал равновесие, махнул сверху мастеру Орнавами: начинайте, мол, и посмотрел на море. Через пару мгновений к нему присоединился и Веко Лебанури, протянул зрительную трубку:

– Так лучше видно, Косталан-са…

Солмаонская эскадра в залив входить не стала. Мастер Хинновари как-то рассказывал Косталану, что в бухте много рифов, а в самом безопасном месте лет десять назад от души навалили камней: три ночи возили. Да еще затопили сожженный во время последней войны канонир. Корабль сгорел до остова – о ремонте нечего было и думать, так что его просто нагрузили балластом по самые борта. Зато теперь с наскоку в бухту не ворвешься – Солмаон, оседлав быстроходные и маневренные гильдейские галеры, пробовал дважды. Обе попытки провалились, севшие на мель корабли методично, как на учениях, расстреляли из катапульт и бомбард. Тогда имперцы решили выведать тайну фарватера, наводнили город шпионами, но отыскать его так и не смогли. Оно и понятно – стоянка купеческих галер располагалась на внешнем рейде, а тайну секретного прохода в доки для военных кораблей в Соцветии хранили пуще глаза.

Еще бы! Здесь базировалась Эскадра Черноклювого Ястреба, оседлав самую узкую часть залива и преграждая доступ в устье полноводной Арчинзеи. Здесь – единственное удобное место для порта на всем Нарсетском побережье.

К сожалению, после подписания очередного мирного договора с Солмаоном, Черноклювые корабли ушли в Мецу, на зимнюю стоянку. Никто не ждал нападения, и порт остался практически беззащитным.

В третий раз солманонцы решили сработать по-друго­му – что-что, а учиться на своих ошибках они умели. Флот подошел к пляжам восточного мыса. Течение намыло здесь огромную песчаную косу, полого уходящую под воду. Идеальное место для высадки. Идеальное… если бы не предусмотрительно насыпанный по кромке обрыва земляной вал с бойницами и приветливо торчащие навстречу незваным гостям заостренные зубья частокола.

Сверху, с пожарной башенки, Косталану и Лебанури было хорошо видно, как спешно занимали оборону стрелки Соцветия. Как будто кто-то открыл затворки плавильной печи, и на чистый белый снег хлынул переливающийся поток расплавленного металла. Зимнее солнце, отражаясь от бронзовых пластин панцирей, блестело по-праздничному ярко, слепило глаза.

План высадки не стал сюрпризом для командующего гарнизоном. Людей бы ему побольше…

– Молодцы! – возбужденно шептал Веко, потирая руки. – Молодцы! Сейчас кому-то надерут его бледное северное седалище!

Косталан промолчал. В военном деле он разбирался не слишком хорошо, однако и не специалисту было ясно, что Сол­маон обеспечил себе подавляющее превосходство в силах.

– Зачем они здесь?! Опять война? Но почему здесь, а не на границе? – спросил Лебанури. – Даже если им и удастся захватить порт, к вечеру, если не раньше, подойдут Черноклювы и запрут бледнозадых в порту!

Кузнец посмотрел на него в упор.

– Вы еще не поняли, дорогой Веко? Солмаон пришел за нашим пароделом. Им надоело вредить нам по мелочам, и они решили забрать все!

Лебанури-Скользкий от удивления открыл рот и несколько мгновений не мог вымолвить ни слова. Слова Косталана сразили его наповал.

– Но это же война! – сдавлено произнес он наконец. – В ответ на это нападение советники императора сложат у трона красные палочки! Все до одного!

– Вы так боитесь воевать?

Риторический вопрос. Боится ли воевать трактирный вор, подавшийся в палачи, чтобы избежать очистительного сожжения? Конечно, а как же еще! Он вообще не умеет драться – больше привык полагаться на ловкие пальцы и грозное имя Всевидящего Ока, от которого у рядовых подданных сразу же возникает дрожь в коленках.

– Нет, но…

«Тум-м-м! У-у-уххх!»

С подножья сторожевой башни в лихорадочном темпе взмыленных подающих заухали катапульты. Ременную петлю срывало с упора, скрученные жилы стремительно распрямлялись, бросая рычаг вперед до столкновения с рамой. Глухой удар («тум-м»), и лежащий в авоське булыжник в полсотни алинов летел вперед («у-у-уххх») как из хорошей пращи. На воде то и дело вставали красивые водяные фонтаны. Удачно попавшим камнем расщепило борт одного из малых кораблей. Переполненный, он почти сразу же перевернулся, черные точки людских голов вперемешку с обломками замелькали в волнах. Две ближние галеры налегли на весла, утопающим бросали веревки, протягивали шесты и крючья. Новый заряд разметал всех в стороны, вода густо окрасилась красным.

Косталан вздрогнул, отнял от глаз зрительную трубку и вернул ее Лебанури. Тот жадно приник к окуляру.

Несмотря на бомбардировку, флот подошел ближе и встал в дюжине перестрелов от берега. Три больших корабля выдвинулись вперед. Косталан смотрел на них с недоумением: раньше ему никогда еще не доводилось видеть речных канониров. Плоская, почти круглая, палуба, невысокие борта, две высоченные мачты без единого паруса – да, это они, знаменитые артиллерийские корабли Солмаона: вон на палубе в строгом беспорядке громоздятся метательные машины самого угрожающего вида. Удивительно, как северяне рискнули провести по морю сугубо речные корабли. Дождались, наверное, тихой погоды, да воспользовались помощью гильдейских навигаторов – где-где, а в Трех Лианах отменно знают все течения и рифы у побережья.

И все равно операция чрезвычайно опасная, на грани разумного риска. Видать, очень уж хотелось солмаонским командирам создать превосходство в артиллерии, чтобы взять город в любом случае, несмотря ни на какие случайности.

Что ж, это им удалось.

Лебанури мрачно разглядывал вражеский флот, потом опустил свою оптику и растерянно протянул:

– Да, сила… На каждом канонире штук по двадцать тяжелых катапульт, пехотные баллисты еще. Десятка четыре я точно насчитал. Втрое больше, чем у нас. А там еще и легкие, этих вообще без счета. Где же они столько всего набрали?

В его голосе явственно слышались растерянность и страх.

И тут канониры нанесли свой первый удар. Чудовищной силы залп – все шестьдесят бортовых катапульт выбросили здоровенные каменные глыбы. Первые же попадания разом разнесли в пыль три чжаньских метателя. Некоторые снаряды разбились со звучным хлопком, и вокруг, шипя и вгрызаясь в почерневший снег, разлились небольшие озера огня.

– Тысяча проклятий! – закричал Лебанури. – Жижара!

Заживо сгорающие люди страшно кричали, заглушая рев пламени и несмолкающий «у-у-уххх» уцелевших катапульт. Огненные реки потекли вниз по склону, снег шипел и испарялся, клубы пара затянули подножье сторожевой башни.