Бремя стагнатора - Сергей Чекмаев

Канониры Солмаона серьезно превосходили обороняющихся в артиллерии – невероятная плотность огня приносила свои плоды. Чему, к сожалению, не в малой степени способствовал командир гарнизона. Будь на его месте опытный боец – он бы сымпровизировал, приказав оттащить пару катапульт к началу тропы, ведущей к башне, и стрелять навесом. Место там неровное, с берега просматривается не так хорошо, как плоская, открытая всем ветрам и взорам, площадка у подножья.

Но малоопытный командир старался придерживаться канонов и упорно гнал людей к катапультам. Артиллеристов, а самое главное – метателей, становилось все меньше. Бомбарды с площади изредка плевались огнем и добились-таки небольшого успеха, разворотив в паре мест палубу одного из канониров. Но орудий было слишком мало, а скорость стрельбы – удручающе низкой, чтобы нанести нападающим серьезный урон.

Солмаонцы палили вразнобой, зато часто, благо целиться было несложно. Корабли искусно маневрировали веслами – как бы танцуя на волнах из стороны в сторону. Чжаньские снаряды все чаще бесполезно падали в море, поднимая лишь тучу брызг.

Лебанури ругался на чем стоит свет Поднебесного Диска:

– Раздери их седалище! Ты посмотри как они, поганцы, четко правят. Ювелиры, прямо. Проклятье! Еще два-три залпа, и бледнозадые всех наших перебьют! Откуда их принесло… умельцев таких. Как бы не личные камнеметчики императора, элита, Яростные Ветры.

Трех залпов не хватило, но на пятом – замолчала последняя чжаньская катапульта. «Кожистые» санитары оттаскивали с площадки, усеянной обугленными обломками, немногочисленных выживших. Почти все они были ранены или обожжены.

На кораблях быстро сообразили, что артиллерия обороняющихся больше не отвечает. С моря донесся пронзительный немузыкальный сигнал. Малые корабли окружили канониры, в одолженную у Лебанури смотровую трубу Косталан рассмотрел, как морская пехота спешно покидает широкие палубы канониров, пересаживаясь на галеры. Юркие кораблики отходили перегруженными, едва не черпая бортами воду. Впрочем, особая маневренность им теперь была не нужна – катапульты молчали, а редкие выстрелы бомбард не представляли опасности. Орудия не успевали взять на прицел быстродвижущиеся цели. Метров за пятьдесят от берега десантные корабли вывалили в ледяную воду десант – сотни четыре, не меньше. На освободившихся палубах спешно строились самострельщики.

Но первыми в бой вступили чжаньские стрелки, наконец дождавшиеся своего часа. Многие даже высунулись из-за наверший частокола, чтобы лучше целиться. Прибрежная полоса вскипела от сотен утяжеленных болтов. В передней цепи десанта воины валились в прибрежные волны десятками.

Солмаонские канониры подошли ближе и перенесли огонь на мыс. В доли секунды гребень вала встал на дыбы и рассыпался морозными комьями земли, когда на него обрушилось не меньше полусотни здоровенных булыжников.

Имперцы работали четко, следуя хрестоматийному плану десантной операции – подавить с моря береговую артиллерию, высадить десант и уже с ближних дистанций прикрывать его огнем. Не давая противнику стягивать резервы к месту прорыва и, вообще, всячески осложняя ему жизнь. Только так можно произвести удачную высадку, иначе противник раздавит десант, как надоедливого жука-усача, зажав у прибрежной полосы между водой и береговым укрепрайоном.

Яростные Ветры прекрасно знали свое дело – камни колотили по гребню вала с неутихающим азартом. Измочаленные колья разлетались во все стороны, в некоторых местах вал заметно осыпался. Уцелевшие под смертоносным градом чжаньские стрелки попрятались в укрытие, стали бить навесом, но самые отчаянные продолжали, высунувшись на секунду-другую из-за гребня, посылать болт за болтом в наступающих.

Но, несмотря на слабое сопротивление, десант продвигался вперед медленно. Мешал скользкий песок пляжа – прошлой ночью опять подморозило, и волны прибоя оставили после себя хрустящую ледяную корку. Десантники, те, что смогли пережить железный ливень и не остались в прибрежной волне, с трудом, то и дело оскальзываясь, некоторые даже на четвереньках, неудержимо лезли на берег. Откуда-то из-за вала сухо хлопнула многозарядная баллиста. Шестерых наступающих смело, словно волной, – сила удара отбросила их метра на полтора назад.

Ответный залп, свист – и в тылу у чжаньцев захлопали последние зажигательные снаряды с канониров. Огненные ручейки, сливаясь в один большой сокрушительный поток, потекли вниз, в траншею стрелков. Шипение тающего снега, треск и гудение пламени потонули в многоголосом человеческом вопле. Люди сгорали в считанные мгновения, не успевая даже подумать о спасении. Всего лишь около десятка стрелков немыслимым прыжком сумели взобраться на противоположный скат окопа.

А с берега уже накатывался слитный рев сотен глоток – имперский десант шел побеждать. Перепрыгивая через траншеи, смердящие паленым человеческим мясом, солмаонские пехотинцы рубили обороняющихся. Разрядив свои самострелы, те остались практически безоружными и тщетно пытались закрыться руками или даже сдаться в плен. Короткий взмах клинка, еще один и еще… и последний стрелок рухнул с разрубленной грудью, заливая кровью снег, грязно-серый от хлопьев гари и каменных обломков.

Морская пехота Солмаона не оставляет живых. Тому порукой их девиз: «Впереди огненная стена, позади – могильная тишина!»

– Все, – сказал Веко Лебанури. – Город они теперь возьмут. Теперь каждый сам за себя. Простите, Косталан-са…

Кузнец успел заметить, как рука Скользкого метнулась за пазуху, и выбросил навстречу кулак. Тонкий и узкий, как жало, клинок вместо сердца пробил мастеру плечо и застрял в нем. Боль парализовала руку, Лебанури воспользовался паузой и толчком в грудь отбросил от себя Косталана. Удар о перила пожарной башенки вызвал новый взрыв боли, в глазах потемнело, и кузнец медленно осел на пол. Веко нащупал на поясе ножны парадного кинжала, выдернул его и наклонился над мастером. Рот его кривился:

– Ничего личного, Косталан-са. Мне приказано убить вас, если возникнет угроза похищения. Думаю, сейчас та самая ситуация.

Кузнец слушал молча и не шевелился. Лебанури подумал, что он потерял сознание, усмехнулся: меньше проблем, мол, и потянулся ножом к горлу. Внезапно Косталан схватил его руку цепкими пальцами, сильно сжал, так что Веко вскрикнул от боли и выронил кинжал. Когда-то кузнец таким же движением сломал прочную деревянную трость распорядителя Коцеру. Сейчас хрустнули тонкие косточки запястья, Лебанури жалобно вскрикнул, и в этот момент ноги мастера со всей силы ударили его чуть ниже колена. Толстенные деревянные подошвы кузнечных сапог – чтобы не обжечься о раскаленные заготовки или капли расплавленного металла – раздробили Веку берцовую кость. Он пошатнулся, завалился на спину и, перегнувшись через перила, полетел вниз на почерневшие плиты кузнечного двора.