Наполеон. Изгнание из Москвы - Рональд Фредерик Делдерфилд

настолько могучего, чтобы заменить императора. Ведь в момент его последнего поражения, битвы при Ватерлоо, наследнику было всего четыре года от роду.

Таким образом, можно спорить о том, что русская кампания скорее ускорила, чем задержала буржуазную революцию, олицетворением которой вольно или невольно был Наполеон. Чтобы узнать, какую возможную форму эта революция могла принять, если бы ему удалось навязать Европе мир на долгое время, необходимо вернуться намного раньше, чем в 1812 год, к моменту заключения в Тильзите мирного договора или к моменту вторжения в Испанию на следующий год.

Единственная настоящая надежда Наполеона — бросить основные прогрессивные силы Французской революции на закоснелых, живущих прошлым и лишенных воображения тиранов Европы, медленно воспринимавших происходящее и действовавших шаг за шагом, как ремесленники, а не грабители. Но разве можно было ожидать от профессионального солдата, за один месяц завоевавшего Северную Италию, терпения, свойственного Талейрану, или коварного искусства государственного управления, которым владел Меттерних? Что бы ни делал Наполеон, он должен был делать это стремительно; то, что он достиг столь многого за 16 лет (1796–1812), поразительно, тем более что все выигранное им он потерял менее чем за три года.

Истина, наверное, заключается в том, что Наполеон, обладая складом ума человека XX столетия, родился в XVIII.

2

К моменту своей смерти в возрасте 51 года, в 1821 году, Наполеон уже пережил четырех из своих ближайших товарищей по русской кампании — маршала Нея, Мюрата, Бессьера и Дюрока. Пережил он и своего главного врага, Кутузова — старую северную лису.

Кутузов не дожил до триумфа русского оружия весной 1814 года. До последних мгновений своей жизни, решительно сопротивляясь вторжению на запад и будучи более чем удовлетворенным тем, что удалось выполнить обещание и изгнать последнего французского завоевателя с русской земли, фельдмаршал умер вскоре после того, как русская армия переправилась через Неман в январе 1813 года. Номинально командование войсками перешло к царю, но фактически ответственность за проведение кампании 1813 года легла на Шварценберга, среди ближайших советников которого главнее всех был человек, первоклассно знающий наполеоновскую манеру ведения войны, кронпринц Шведский Бернадот.

Бернадот — единственный французский маршал, сохранивший желанную добычу, которую он выиграл во время своего стремительного восхождения из казармы на трон. Он дожил в большой славе до 1844 года, скончавшись под именем Карла XIV Шведского, а его прямые потомки и до сих пор правят этой страной.

Два человека, сыгравших в кампании очень заметную роль со стороны французов, умерли раньше, чем исполнилось три года с момента переправы через Неман. Один из них — Мишель Ней, герой отступления, другой — король Мюрат, герой наступления. Оба были расстреляны: первый в Париже за свое участие в Ста днях Наполеона, второй в Калабрии, после неудачной попытки вернуть себе трон Неаполя.

Казнь маршала Нея вызвала огромное возмущение у его старых товарищей, сравнимое разве что с переполохом, возникшим среди его врагов.

Казнь Мюрата прошла почти незамеченной. Оба встретили смерть с достоинством и бесстрашием, которые они неизменно демонстрировали на поле боя; процессы над обоими маршалами были пародией на справедливость. Нея судили люди, которые, за небольшим исключением, были повинны в тех же преступлениях, что приписывали ему, другая часть судей была недостойна чистить ему сапоги. Мюрата застрелили наемники, которых наняли люди, справедливо названные А. Г. Макдоннеллом «презренное, трусливое и продажное правительство». Во время суда над Неем главным свидетелем со стороны защиты выступал его старый товарищ Даву, чья верность Наполеону прошла через все испытания и который никогда не сгибал коленей перед Бурбонами. К моменту своей смерти, в 1823 году, Даву продолжал держаться в стороне от политики, оставаясь молчаливым и непреклонным бонапартистом до последнего вздоха.

Тридцать четыре раны, полученные в бою, не мешали маршалу Удино, храброму командиру Второго корпуса, наслаждаться активной старостью. Он умер в 1847 году, в возрасте 81 года. Бессьер, командующий Старой гвардией, и Дюрок, знаменитый гофмаршал, погибли во время боев в 1813 году, а Бертье, начальник Главного штаба, покончил жизнь самоубийством или, возможно, стал жертвой несчастного случая[80]. Виктор, по дороге на Вильно отказавшийся возглавить арьергард вместо Нея, стал ярым роялистом и предателем старых товарищей. Он умер, так и не раскаявшись, в 1841 году, через год после того, как тело Наполеона перевезли с острова Святой Елены и погребли в мраморной могиле в Доме инвалидов. Мортье, чье вошедшее в поговорку добродушие устояло перед русскими холодами, погиб от бомбы, брошенной наемным убийцей в короля Луи-Филиппа в 1835 году[81].

Александр, самодержец всероссийский, не выполнил обещания своей молодости. Он освободил Европу, или скорее сделал ее на время безопасной для правящих династий, но не достиг своей главной цели — освобождения собственных крепостных. Он умер в декабре 1825 года, пережив своего великого соперника на четыре с половиной года.

Что же произошло с остальными, чьи судьбы легли в основу этой книги? Большинство из них дожили до преклонного возраста, многие достигли скромного процветания. Самый достойный, майор[82] Марбо, командующий 23-м егерским полком, продолжал активную военную карьеру почти до 60 лет, пока его вновь не ранили в колено во время французской экспедиции в Северную Африку. К его мемуарам, написанным в ссылке (он был еще одним непримиримым бонапартистом), прилагается записка Наполеона, который завещал ему 100 тысяч франков, наказав «продолжать писать в защиту славы французской армии». Марбо умер, окруженный большой славой, в 1854 году, в возрасте 72 лет. Как сказал Д. Батлер, переведший его мемуары на английский язык: «Пожалуй, немногие люди этого поколения оставили записи, заслуживающие большего доверия».

Бургойнь, тысячи раз игравший в прятки со смертью всю дорогу от Москвы до Вислы, продолжал обманывать ее до 1867 года, когда племянник Наполеона воскресил потускневшее великолепие правления своего дяди. Время от времени Бургойнь встречал и узнавал своих старых товарищей, солдат, с которыми он сталкивался на многих биваках и на бесконечных ярдах долгой, скованной холодом русской дороги. Он всегда удивлялся, видя их живыми и в добром здравии, но они удивлялись еще больше, видя, что их «малыш» стал пухлым, румяным и законопослушным. В конце своих записей Бургойнь упоминает о некоторых из своих встреч со старыми товарищами. Одна из них была с квартирмейстером Росси, которого он оставил с сильно обмороженной ногой, две другие произошли случайно в «Отель де Прованс» в Бресте, почти через 20 лет после Великого отступления.

Этих людей, бургойней, росси, пикаров, гранжье, до середины XIX столетия еще можно было найти в каждом французском городе, а несколько из