Лотос - Дженнифер Хартманн

так сказать. Мы хотим немного изменить ситуацию, попытаться расшевелить то, как вы думаете и реагируете. И в вашем случае помните.

– Хорошо.

– Этот процесс похож на медитацию в том смысле, что вы войдете в фазу повышенной осознанности. Вы будете полностью бодрствовать, но ваш разум будет напряженно сосредоточен на задаче, – подробно объясняет она. – Почти как транс.

Мои глаза медленно закрываются, затем снова открываются.

– Я не буду без сознания?

– Нет, никоим образом. Вы будете находиться в состоянии глубокой концентрации, но вы также будете осознавать, что происходит прямо здесь, в этой комнате. Вы будете полностью в сознании. – Она делает еще несколько пометок, прежде чем продолжить: – Готовы начать?

– Думаю, да.

– Очень хорошо. – В комнате воцаряется тишина, единственными звуками являются мое тяжелое дыхание и легкий шум от потолочного вентилятора. – Оливер, я бы хотела, чтобы вы сосредоточились на своем дыхании, пока поднимаете правую руку над головой.

Сбитый с толку, я поднимаю руку, а затем вдыхаю и выдыхаю, концентрируясь на том, как моя грудь поднимается и опускается.

– Теперь поднимите свой указательный палец и посмотрите на него. Сконцентрируйтесь на этом пальце, но не опускайте руку.

Я смотрю на свой палец.

– Чем дольше вы смотрите, тем сильнее может казаться, что другие пальцы исчезают, превращаясь в размытое пятно. Вы почувствуете, что ваша рука становится все тяжелее и тяжелее.

Моя рука начинает чувствовать себя так, словно к ней привязали кирпичи. Когда мой взгляд сосредотачивается на этом одиноком пальце, мое дыхание все еще контролируемое и ровное.

– Продолжайте концентрироваться на своем пальце, Оливер. Почувствуйте, как ваша рука опускается вниз, становясь тяжелее, – говорит она, и ее голос отдается шумом моря. – Тяжелее…

Я плыву, невесомый и легкий.

– А теперь закройте глаза. Ваша рука медленно опускается… очень медленно…

Моя рука начинает падать, разум затуманивается, глаза закрываются.

– Как только ваша рука будет полностью расслаблена, все остальное тело войдет в состояние интенсивного расслабления. Позвольте своей руке продолжать медленно опускаться. Позвольте своему разуму погружаться вместе с этим все глубже и глубже…

Я чувствую, что угасаю.

– Глубже, глубже… глубже…

«Почему я не могу быть в твоей команде, Сид?»

«Потому что Оливер и Сидни всегда в одной команде. Ты же знаешь».

«Потому что он нравится мне больше, чем ты!»

Вспышка.

Я оглядываю двор – размытое пятно из движений и звуков, смеха и визгов.

Мистер Невилл и Трэвис пьют пиво на крыльце. Лорна Гибсон смеется вместе с моей матерью.

Муж Лорны, Эдгар, расхаживает по лужайке со старым фотоаппаратом и делает снимки.

В этот день кое-что произошло. Мне неуютно. Мою кожу покалывает от страха.

Успокаивающий голос доктора Мэллой проникает в мое подсознание.

– У вас был установлен защитный экран, но теперь вы можете вызывать воспоминания по своему желанию. Протяните руку и снимите каждый блок, каждый слой, все, что удерживает вас от этих важных воспоминаний. Когда вы почувствуете, что блок возвращается, сделайте глубокий, медленный вдох, и этот блок начнет исчезать.

Я делаю глубокий вдох, но момент ускользает.

– Я… я потерял его…

– Ш-ш-ш. Помнить – это ваш единственный приоритет прямо сейчас. Больше никакой борьбы.

Внезапно я оказываюсь на своей кухне. Оживает другое воспоминание.

Я плачу. Мне грустно. Я кричу.

Моя мама пытается утешить меня.

Ее глаза светло-карие, каштановые и медные.

У нее такие же глаза, как у меня.

Она что-то говорит, но я не слышу ее слов.

У меня истерика.

«Мне страшно».

«Милый, скажи мне, что не так. Расскажи, что случилось».

Я не знаю. Я не знаю.

– Вы извлекаете новую информацию. Вы можете вызывать воспоминания по своему желанию. Все, что вы видели или испытали на себе, доступно вам. Все, что вы слышали или чувствовали, находится прямо здесь, – говорит доктор Мэллой.

Я в парке с Сидни.

Она такая красивая, как солнце и арбуз в жаркий день.

Я люблю арбуз.

Я люблю ее.

«У меня есть секрет, но я боюсь тебе его рассказать».

«Ты можешь рассказать моей плюшевой медведице. Она очень хорошо умеет хранить секреты».

«Ладно. Ты клянешься?»

«Клянусь. Могу даже принести клятву на мизинчиках».

Наши мизинцы соприкасаются, ее улыбка сияет, как маленькие искорки света в ее глазах. Я подношу плюшевого мишку ближе к губам и шепчу: «Он увидел меня. Он увидел меня. Он увидел меня».

Безликий.

Я резко выпрямляюсь и сажусь, сжимая голову обеими ладонями.

– Все в порядке, Оливер, все в порядке. Сделайте глубокий вдох, – говорит мне врач, наклоняясь вперед с протянутой рукой. – Все, что вы только что испытали, теперь доступно вам. Вы можете получить эту информацию в любое время. Теперь это часть вас, и так было всегда.

– Я не могу, – выдыхаю я, перекидывая ноги через край дивана. – Я… Мне пора.

– Оливер, я клянусь, с вами все в порядке, – мягко настаивает она. – Если вам нужно остановиться, это совершенно нормально. Я не хочу, чтобы вам было некомфортно. Просто знайте, что это безопасное место.

Мое тело горит, конечности дрожат. Я бросаю на нее взгляд, прежде чем потянуться за своей курткой и неуклюже направиться к выходу.

– Я так не думаю.

* * *

Я просматриваю сотни и сотни старых комиксов, сделанных за годы моего заточения, воображение – мой единственный спутник. Гейб просовывает голову в комнату. Его глаза находят меня, сидящего на полу и прижавшегося спиной к изножью кровати.

– Привет, чувак. Как прошел прием сегодня? Какие-нибудь прорывы? – с интересом спрашивает он, небрежно положив руки на бедра.

Мой взгляд поднимается, я кладу огромную стопку комиксов рядом с собой на ковер.

– Это было довольно напряженно. Я не уверен, что хочу помнить все, – признаюсь я, прикусывая нижнюю губу. Я был измотан волнением и тревогой с тех пор, как недавно вернулся домой. – Гейб, ты помнишь что-нибудь ужасное, что происходило, когда мы были детьми? Может быть, какой-нибудь неприятный человек, шныряющий по соседству?

На его лице появляется хмурое выражение.

– Черт, насколько я помню, нет. У нас было хорошее детство.

Мой вздох встречает его обеспокоенный взгляд.

– Что случилось? Это был Брэдфорд? – Гейб делает несколько осторожных шагов по комнате, в уголках его глаз появляются морщинки от беспокойства. – Ты думаешь, он преследовал тебя до похищения?

– Возможно.

– Полиция, кажется, считает, что похищение было случайным, а не преднамеренным. Они никак не могли связать этого ублюдка с тобой или твоей семьей. Никаких связей не было.

– Да, я знаю. Они пришли к выводу, что он заметил меня в парке тем вечером, и я