Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1 - Борис Яковлевич Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пашкевич перед приходом Красной армии уехал на северную часть побережья, а Шепелев остался на своей заимке в нескольких верстах от Шкотова.
Примерно через год после изгнания интервентов, когда на Дальнем Востоке на основе НЭПа стала возрождаться промышленность — рыбная, золотодобывающая, угольная, лесозаготовительная и лесообрабатывающая, во Владивостоке стали организовываться тресты — акционерные общества, объединявшие ту или иную отрасль. Так организовался и лесной трест Дальлес. Ему были переданы все деревообрабатывающие, лесопильные, ящичные и фанерные заводы, которых по линии железной дороги от Владивостока до Читы имелось десятка полтора.
Заводы требовали сырья. Кроме того, лес необходим был и для экспорта: его охотно покупали японцы, расплачиваясь за него валютой — золотом, а оно для Советской страны, восстанавливавшей разрушенное Гражданской и Германской войнами хозяйство, было крайне необходимо.
Кое-какие мелкие заводики Дальлес сдал в аренду бывшим их владельцам, обязанным по договору большую часть своей продукции поставлять Дальлесу, а оставшейся частью распоряжаться по своему усмотрению, реализуя её на внутреннем рынке (естественно, что вывоз леса за границу таким арендаторам не разрешался).
Одним из таких предпринимателей-нэпманов был некий Бородин, с которым нам тоже ещё придётся встретиться. Но сейчас вернемся к Шепелеву.
Для организации заготовки леса на местах Дальлесу пришлось создать ряд районных контор. Квалифицированных работников для них найти было непросто и пришлось обратиться с предложениями к бывшим мелким лесопромышленникам, оставшимся в крае и не очень скомпрометировавшим себя во время белогвардейщины. Шепелев оказался в их числе, он согласился возглавить шкотовскую контору Дальлеса, так как жалование заведующего было относительно высоким, а также и потому, что он надеялся, окружив себя преданными людьми из своих бывших подчинённых, кроме жалования, получать и дополнительный доход.
Первое время ему удавалось осуществлять свои намерения. Он взял своего бывшего бухгалтера, на которого мог положиться при совершении разного рода махинаций, направил на участки своих десятников и, сумев при их помощи провернуть несколько удачных сделок, уже считал, что будет свободно благоденствовать, но его расчёты не оправдались.
Уже через полгода в контору был прислан заместитель, тот грузный старик, которого мы описали выше — Борис Владимирович Озьмидов. Он имел образование лесного инженера, и хотя последние десять лет провёл на службе в армии, сменив царскую на белую, а затем и на Красную, и свою специальность немного подзабыл, но он, во всяком случае, оказался безусловно честным человеком, и все махинации, которые обнаруживал, немедленно пресекал. Правда, он считал, что это делается без ведома Шепелева десятниками по собственной инициативе. Однако, своим вмешательством он Шепелеву уже стал основательно мешать, и тот искал случая, чтобы от своего заместителя избавиться.
А тут и среди десятников стали появляться люди, не желавшие принимать участие в обмане государства. Ими оказались бывшие партизаны, а впоследствии выяснилось, что и большевики, которых Шепелев взял по ошибке: Демирский, Колесов и другие.
Кроме того, в контору, несмотря на прямые возражения Шепелева, прислали заведующего канцелярией Николая Васильевича Ковальского, того самого маленького человечка, первым встретившего Бориса. Он был направлен укомом РКП(б), являлся коммунистом. Тут уж возражения Шепелева, доказывавшего ненужность должности начальника канцелярии, ни к чему не привели.
В числе работников, объединяемых Шкотовской конторой Дальлеса не было ни одного комсомольца, а о том, что Алёшкин комсомолец, там ещё пока никто не знал.
Ковальский, действительно, только что демобилизовался из Красной армии, и, выполняя должность начальника штаба батальона, имел серьёзные познания в делопроизводстве. С его появлением каждая бумажка, каждое распоряжение заведующего так же, как и каждое сообщение с мест, стало строго учитываться и контролироваться, естественно, что всякого рода нарушения стали выплывать чаще.
Всё это бесило Шепелева, а появление ещё какого-то «учёного» десятника и вовсе выбило его из колеи. Приехав во Владивосток и явившись к председателю правления, он обрушился с жалобой на Дронова, засылающего к нему ненужных работников, которые не столько помогают делу, сколько своими бюрократическими придирками мешают его нормальному ходу. А теперь дело дошло до того, что Дронов присылает мальчишек, которые в лесе ничего не понимают, на должность десятников!
— Простите, — перебил его председатель правления, старый лесной инженер и большевик с дореволюционным стажем, — Семён Иванович, я что-то вас не совсем понимаю. Вы разве не читали, что все направления вместе с Дроновым и мною подписаны? Значит не Дронов неугодных вам людей посылает, а правление Дальлеса. Что же Вы хотите? Нам учёные десятники нужны, а что они молодые и неопытные, так вот вы им и помогите, у вас опыта много.
Шепелев немного опешил, до сих пор председатель правления треста с ним так никогда не разговаривал. «Видно, силу какую-то почувствовали, — подумал он, — теперь их уходом, пожалуй, не испугаешь. А я ещё должен одну комбинацию провернуть. Заработаю на ней как следует, вот тогда и пошлю их ко всем чертям, за границу уеду. Нет, здесь с ними оставаться нельзя. Но и уезжать раньше было нельзя. Мало у меня ещё припрятано было. Смирюсь». И он, смягчив тон, сказал:
— Так я не против молодёжи, но ведь нужно план выполнять, когда же здесь ученьем заниматься?
— Ну вы уж для всего время найдите, а наших молодых не обижайте. Зайдите в производственный отдел, там новый договор с японцами заключили на поставку рудничной стойки, о его выполнении надо сейчас подумать. До свидания.
Выйдя из кабинета председателя, злой на всё и вся, Шепелев сердито зашагал по коридору. Вдруг услышал тихий голос:
— Семёна Ивановича, — проговорил с явным японским акцентом и придыханием незамеченный им вначале маленький японец, стоявший в нише окна, — ваша меня узнавай? Пажалста, сейчас не говори, нада вечером «Золотой Рог». Моя маленький дело есть! — японец с безразличным видом отвернулся к окну.
Шепелев замедлил шаги. Ему не нужно было узнавать этого японца — Сигамуки. Он знал его давно и именно через него производил продажу леса различным японским фирмам и при царском правительстве, и в период интервенции.
«Вот чёрт! — подумал он, — и к советской власти подъехал! Ну что же, это неплохо, с ним можно дела делать, тем более если припугнуть его рассказом о том, как он выгонял на
