Большая семья - Филипп Иванович Наседкин

Позже, совсем успокоившись, Арсей с горечью думал:

«Чорт дернул трогать эту сволочь! Теперь разнесет всему миру — хлопот не оберешься. Еще приплетет с три короба: за грудки, скажет, цеплялся, с кулаками лез… От такой мрази всего ждать можно…»

О случившемся Арсей рассказал Недочету.

— Худо дело, — сказал Недочет, задумчиво поглаживая бороду. — Сказано: не тронь…

— Не сдержался, понимаешь?

— Понимаю. А только все же надо сдерживаться. Волю давать себе не гоже, даже ежели совсем невтерпеж.

Они шли с поля. Наступал вечер. В воздухе с легким жужжанием носились жуки. Недочет взял Арсея под руку.

— А вы бы плюнули на него, — вкрадчиво сказал он, — на Куторгу то-есть, и поженились бы, чем так вот… И всему бы делу конец.

Арсей был огорошен. Значит, и он, близкий друг и советчик, думал то же самое, подозревал в неблаговидном поступке.

— Иван Иваныч, ты мне верный товарищ и тебе я могу сказать все, что есть на сердце! — с волнением проговорил Арсей. — Я люблю Ульяну, но — верь честному слову коммуниста — ничего между нами нет и не было. Я совершенно, ну, абсолютно чист в этом деле. Все это сплетни.

Горячность, с которой были произнесены эти слова, подействовала на Недочета.

— Ну что ж, я тебе верю, — сказал он после короткого раздумья. — Верю, Арсей Васильич… Да мало одной моей веры, надо, чтоб народ знал правду. Вот что надо!

— Что ж делать? — в отчаянии спросил Арсей.

Недочет не скоро ответил: еще никогда старик не был в таком затруднении.

— Может, на правлении обсудить, — нерешительно предложил он, — и пробрать его, мошенника, как следует? Как ты думаешь?

— Правление не для таких дел создано, — возразил Арсей. — Правление — не суд, чтобы разбирать кляузы всякие…

— Не знаю, что делать, — сознался Недочет. — Право слово, не знаю. Но предупреждаю, Арсей Васильич: остерегайся Демьяна. Чую: на пакость человек способный.

Внизу блеснула речка, послышались звонкие удары колотушки — колхозный сторож дед Макар обходил улицы.

— Прямо удивительная история получается, — в раздумье сказал Арсей. — Какой-то запутанный клубок.

— И ничего удивительного, — мягко возразил Недочет. — Я понимаю Ульяну, очень даже хорошо понимаю. Она женщина строгая, порядочная, не какая-нибудь там вертихвостка, которая с жиру бесится.

— Знаю… Но мне трудно понять ее. Для меня душа ее — непроглядные потемки.

— Ты смотришь в ее душу со своей колокольни. А со своей колокольни человек часто не видит дальше своего носа. Вот так… А что до Ульяны, то ее нетрудно понять. Уйти от мужа, от человека, который знает каждый закоулок ее души, — это тебе не платье сменить. Нелегко. А еще труднее после этого с другим сойтись. Еще труднее жить с другим этим на глазах у мужа, рядом с ним, в одной семье. Ведь колхоз — это одна семья, а не дебри какие, где можно с глаз скрыться. Вот тут какая штука, Арсей Васильич…

Арсей думал над словами Недочета, и они казались ему справедливыми.

— Я забыл тебе сказать… — Арсей тронул Недочета за плечо. — Из райпотребсоюза запрос пришел. Собираются сельпо у нас открыть. Просят помещение и человека.

— Это вот дело! — оживился Недочет. — Что нужно, люди смогут купить. А то за каждой мелочью в район тащиться приходится.

— Так-то так, — сказал Арсей, — только все это в ту же точку… Где мы возьмем помещение?

— Построить придется.

— Значит, за райпотребсоюз работать?

— Так что ж? Они заплатят. Нам деньги нужны.

— Как же, заплатят.

— А не заплатят — и то большой беды не будет. Лавчонку сварганить — не бог весть какая штука. Через два дня стоять будет. А дело — общее и нужное, Арсей Васильич. Нам без этого жить нельзя.

Они решили на следующий же день начать строить лавку сельпо и уведомить об этом районную потребительскую кооперацию.

2

Тихий летний вечер. Григорий Обухов явился домой раньше обычного. Петр Степанович отпустил помощника отдохнуть перед новой работой. Был закончен ремонт первой лобогрейки. Завтра с рассветом решено взяться за другую. Прохор, по приказу Матвея Сидоровича, старшего ездового, на подводе приехал вечером в Зеленую Балку: с рассветом он должен был доставить в бригаду пахарей провизию.

Вера возвращалась с поля. На выгоне ее встретила сестренка Маня — бойкая девочка, с острым личиком, покрытым, как галочье яйцо, крупными конопушками.

— Скорей домой! — потащила Маня старшую сестру за рукав. — Маманя зовет.

— Что там случилось? — встревожилась Вера.

— Ничего не случилось. Маманя зовет… Гриша и Прошка уже дома…

Жили Обуховы на Нижней улице. Огород их, как и все огороды жителей этой улицы, упирался в реку. Анна Сергеевна достала полкружки пшена и, поручив дочери — худенькой беловолосой Полиньке, принести ложки, отправилась к реке. Там на полянке она развела костер, подвесила на рогатки котелок и принялась варить кулеш.

Григорий и Прохор в ожидании ужина решили выкупаться. Они разделись в кустах и одновременно бросились в воду. Ребята долго пробыли под водой, соревнуясь, кто вытерпит дольше. Первым выплыл Григорий. Отфыркавшись, он осмотрелся по сторонам. Прохора не было. Григорию показалось, что он находился под водой неимоверно долго. Не увидев брата на поверхности, Григорий забеспокоился. Волнение увеличивалось с каждым мгновением. Раз… два… три… Еще секунда, и он закричит, будет звать на помощь. Но в эту самую секунду в двух шагах от Григория показалась мокрая, но попрежнему вихрастая голова Прохора.

— Ах ты, чертенок! — радостно закричал Григорий и поплыл к брату. — Я тебе сейчас уши оборву!..

Братья плавали наперегонки, и над спокойной речной гладью раздавались их молодые веселые голоса. Анна Сергеевна ласково смотрела на детей и тихо шептала:

— Милые вы мои детки… Скоро отец приедет… Посмотрит — и не узнает. Скажет: какие большие