Большая семья - Филипп Иванович Наседкин

Через несколько минут семья была в сборе. Когда все уселись вокруг костра, Анна Сергеевна достала письмо:

— Вот, дети, отец прислал.

Она передала Вере конверт:

— Прочти, дочка.

Григорий подбросил в огонь сухих веток. Яркое пламя, обняв черный котелок, взметнулось вверх, рассыпало мелкие искорки. Бережно распечатав конверт, Вера достала из него лист бумаги, исписанный твердым крупным почерком, и прочла первые слова, которыми неизменно начиналось каждое отцовское письмо:

— «Здравствуйте, мои родные жена и дети!»

Всегда при чтении писем от мужа у Анны Сергеевны на глаза навертывались слезы. И сейчас, услышав дорогие сердцу слова, мягко произнесенные старшей дочерью, она почувствовала, как крупная слеза скользнула по щеке.

Вера читала медленно, ровным голосом. Все замерли, боясь пропустить хотя бы одно слово. В огне потрескивали сухие ветки, в котелке бурлила вода. Отец поздравлял родных с победой. Он писал из Берлина. Батарея, в которой служил недавно произведенный гвардии старшина Обухов Алексей Павлович, отличилась в бою за Берлин и была отмечена в приказе товарища Сталина. Командование наградило Обухова орденом Славы первой степени.

Вера оторвалась от письма, посмотрела на мать, на братьев, на маленьких сестер.

— Слышите, отец еще один орден получил!

— Дай ему господь здоровья за хорошую службу, — сказала Анна Сергеевна, вытирая глаза.

— Как хочется посмотреть на него! — мечтательно проговорила Вера, устремив взгляд поверх огня. — Какой он, должно быть, красивый с орденами на груди!

Все посмотрели на Веру. Лицо ее, бледное, худое, в отблесках огня, казалось, сияло каким-то внутренним светом. Вся семья была мыслями там, в разрушенном и поверженном Берлине, где в эти минуты отец, наверное, думал о них.

Вера снова принялась за чтение. Отец писал, что очень скучает и надеется на скорую встречу. В заключение отец передавал односельчанам приветы и пожелания доброго здоровья и счастья.

Вера положила письмо в конверт и передала матери. Анна Сергеевна хранила фронтовые письма мужа. В котелке кипела вода. У берега перекликались лягушки. Где-то надрывно мычал теленок.

— Я хочу видеть папу, — сказала Полинька. — Почему папа не едет домой?

Вера обняла сестренку, порывисто прижала к себе и сказала, гладя ее по курчавой головке:

— Скоро приедет папа, Полинька, скоро мы увидим нашего дорогого отца…

Анна Сергеевна сняла ложкой накипь, попробовала кулеш и бросила в котелок щепотку соли.

— Слава богу, кончилась эта проклятая война! — сказала Анна Сергеевна. — Проучили-таки поганых фашистов наши советские люди. И поделом. Будут знать, как соваться в Россию!

Григорий и Прохор молчали. Они думали о войне, которая так и закончилась без их участия. Осенью Григорий собирался поступить в морскую школу и про себя считал оставшиеся дни. Они тянулись невозможно медленно. Чего бы только, кажется, он не сделал, лишь бы ускорить приближение желанной осени! Он спал и во сне видел себя одетым в форму. Но сон обрывался, и сердце снова ныло от ожидания.

Закат потух. В высоком чистом небе одна за другой загорались звезды. Анна Сергеевна сняла котелок, разломила ломоть черного, черствого хлеба на несколько кусков:

— Ешьте, дети…

В стороне послышались шаги. К огню подошли Арсей и Терентий Толкунов.

— Хлеб-соль! — сказал Арсей.

— Милости просим, — ответила Анна Сергеевна и подвинулась, чтобы дать гостям место.

Арсей и Терентий сели у костра.

— С нами вечерять, — пригласила Анна Сергеевна. — Чем богаты, тем и рады.

— Спасибо, — ответил Арсей. — Я уже вечерял. Может, Терентий Данилыч голоден?

Терентий тоже отказался.

— А наш папа орденом награжден! — похвалилась Маня и в смущении спряталась за спину матери.

— Ну-у? — воскликнул Арсей. — Ты правду говоришь, стрекоза?

— Честное ленинское! — поклялась девочка. — Вот хоть мамку спросите.

— Правда, Арсей Васильич! — подтвердила Анна Сергеевна. — Вот только что письмо читали. Третий орден. Да еще какую-то степень пожаловали.

Григорий усмехнулся, отложил ложку и попросил у Терентия кисет. А Прохор строго, с укоризной глянув на мать, поправил:

— Какую там степень? Это орден такой — орден Славы, — три степени имеет: первую, вторую и третью. Наш отец награжден всеми тремя степенями. Понятно теперь?

— Герой солдат Обухов! — с восхищением сказал Терентий Толкунов. — Пропишите ему и от нас нижайшее поздравление.

— А где он сейчас? — спросил Арсей.

— В Берлине, — сказала Вера. — Домой скоро обещается.

Арсей прикурил от уголька.

— Значит, радость у вас… Это хорошо. А мы к вам по делу. Очередь ваша подошла. Завтра дом начнем строить.

Анна Сергеевна вспыхнула, как девочка.

— Очень вам благодарны, Арсей Васильич.

— Не за что! — сказал Арсей, — Пришли потолковать: где ставить, какую отделку желаете.

Наскоро поужинали. Анна Сергеевна вместе с девочками задержалась, чтобы вымыть посуду. Остальные пошли на усадьбу, к куреню, который, как копна сена, проступал в сумерках.

Вера была в приподнятом настроении. Награждение отца, постройка дома — столько радостных событий! Она шла позади всех по узкой, заросшей молодым подорожником стежке и мысленно отвечала отцу. Она напишет отцу, что, несмотря на далекое расстояние, они, его дети, постоянно, каждый день чувствуют его близость. Они слышат его родной голос, видят его милое обветренное лицо, ласково улыбающиеся глаза. И они ждут его домой, ждут не дождутся счастливой встречи, после такой долгой разлуки…

— А я тоже сегодня получил письмо, — сказал Арсей, точно угадывая мысли Веры. — Из больницы. О Варваре Воронцовой пишут…

— Как она там? — спросил Терентий.

— Ничего… Пишут, что начинает приходить в себя. Но скоро выписать не обещают… Просят сообщить родственникам, чтобы не беспокоились, — лечение идет благоприятно.

— Заботливые люди, — сказал Терентий. — Только родственников-то у нее нету. Муж убит, дочка погибла…

Слова Терентия напомнили Арсею о Татьяне. Он подумал, что последнее время совсем не вспоминает о сестренке.