Ведьма, околдовавшая его (СИ) - Ячменева Алена

Ламия была права. Увидев её с ребёнком, он окунулся в грезы о счастливой семье и забыл на ком женился. А ведь знал и был настороже с самой свадьбы. И что в итоге? Пытаясь навязать ей свою волю, чуть не оказался убит.

В том, что в стакане был яд, а не снотворное или любое другое зелье, он не сомневался. Ведь не раз слышал, что Ламия знает все о ядах, как и знал, что её подозревали в отравлениях неугодных аристократов. А он натворил намного больше ошибок, чем могла бы негативно настроенная к ней знать. Он, правитель более сильного государства, вторгся на её территорию, да ещё и смел командовать в замке. Неудивительно, что ему подали стакан с ядом, как потенциально опасному человеку для власти королевы.

Да, неудивительно — Никандр это понимал. Но очень неприятно. Каким бы не было его понимание, он всё равно не мог с этим смириться, простить и отпустить, раз Ламия не довела дело до конца. Он надеялся, что между ними есть нечто большее, чем власть, договор или наследник.

Переживал и обдумывал историю со стаканом в камине Никандр ещё долго и не рисковал вновь попадаться на глаза королеве. Он, наконец, выспался, поел то, что предварительно попробовал Фавий, отправил друга в деревню за матерью и своими людьми, и только потом, всё ещё хмурясь и теряясь в догадках чего ждать дальше, направился к подземельям.

С их последнего разговора прошло два дня, за это время он видел несколько раз проносящуюся мимо Рамилию, но о Ламии и сыне ничего не слышал. Девушки в замке также, как и он, терялись в догадках как там Госпожа с принцем.

В кабинете её не было, и судя по остывшей комнате и погасшему огню в камине, уже давно, в лаборатории тоже, как и в библиотеке, комнате отдыха и других помещениях подземелий. Зато перед спальней Никандр увидел привычную картину: служанки выстроились в ряд за Рамилией и ждали, прислушиваясь к шорохам в комнате.

— Что там? — спросил король у управляющей, которая чуть ли не ухом прижималась к двери. Та вздрогнула и от неожиданности, и от того, что оказалась застигнута за подслушиванием. — Спят?

— Ребёнок — не знаю, а Ламия, судя по звукам, нет. Ходила недавно, теперь что-то бормочет. После вашего разговора закрылась и до сих пор не выходила, и нас не зовет, — доложила Рамилия, хмурясь. Ей не нравилось, что королева держит её за дверью вместо того, чтобы позвать и поручить ребёнка.

Никандр вопросительно поднял брови, удивившись тому, что жена к нему прислушалась и не подпускает никого к сыну, а затем аккуратно постучал, не рискуя врываться в логово Ведьмы без разрешения.

— Ламия, это я. Можно войти? — громко спросил он и, как и все женщины, обратился вслух. Она недолго молчала, а затем, словно нехотя, ответила:

— Да. Заходи.

Никандр толкнул дверь и тут же её закрыл перед носом Рамилии, которая попыталась просочиться в комнату следом за ним. Жены в кровати он не обнаружил, как и сына в колыбели, и из-за этого невольно напрягся. Правда тут же расслабился, заметив их обоих в кресле возле камина.

Ламия устроилась в ворохе одеял, ноги закинула на подставку, предусмотрительно прикрыв изуродованные ступни, и прижимала к груди ребёнка, внимательно следя за тем, как тот сосет молоко и засыпает. Зрелище было настолько домашнее, семейное и интимное, что Никандру стало не по себе, словно эта картина предназначалась не для него.

Заметив его приближение, она подняла взгляд и посмотрела сурово.

— Я попробовала. И я так больше не могу! — сказала грозно, но шёпотом.

Никандр растерянно застыл, не понимая, о чём она. Все его мысли были об яде в стакане, Ламия же, кажется, раздумывала о чём-то совершенно ином.

— Наверно, я для этого не создана… Я на грани… — призналась она несчастно, а затем перевела взгляд на сына. — Это очень капризный ребёнок, он всё время орет. Весь в тебя! — с неодобрением добавила она, глянув на короля обиженно.

Никандр выдохнул и даже весело усмехнулся, несмотря на то, какие тяжелые мысли его одолевали. Ламия капризничала, прямо как после свадьбы, когда страдала перед сном от того, что не может съесть лишнее пирожное.

— В меня? — удивился, с намеком поднимая брови.

— Ты тоже неспокойный и всё время орешь.

— Но капризничаешь-то ты, — заметил мужчина с улыбкой, подходя к креслу напротив неё.

— Нет, стой. Возьми его. Кажется, он за эти дни отъелся, потому что у меня уже руки отваливаются его держать.

Никандр с готовностью подошёл к ней, но одарил настороженным взглядом. Ламия это заметила и быстро отвела глаза, словно застыдившись. Яда в стакане или чего-то другого Никандр предусмотрительно уточнять не стал.

Сын во сне несколько раз часто вздохнул, когда мать передавала его отцу.

— Надо дать ему имя, а то не хорошо, что мы называем его уже второй день «он» и «мальчик», — заметил король, отходя от жены и разглядывая сына. Он, и правда, изменился за то время, что отец его не видел. Отек после родов спал, и он стал будто ещё меньше, несмотря на заверения матери. Кожа его посветлела, а черты лица стали четче и Никандр тут же принялся гадать на кого он похож. — У тебя есть идеи?

— Я готовилась к девочке, — проворчала Ламия.

— И как бы ты её назвала? — спросил Никандр, садясь напротив и наблюдая за тем, как она вьет себе гнездо из одеял и подушек, устраиваясь поудобнее.

Ламия подняла на него хитрый взгляд и нерешительно улыбнулась.

— Салией.

Брови Никандра взметнулись вверх.

— Как?

— А что? Она ведь должна была стать будущей королевой, — продолжая мечтательно улыбаться, заметила она. — По-моему очень символично. Салия — королева Салии.

Никандр покачал головой, тоже улыбаясь и склоняясь к сыну.

— Можем его так назвать? — предложила Ламия. — Салий. Тоже не плохо звучит.

Король молчал, не соглашаясь, но и не опровергая её предложения.

— Давай прибережем это имя для дочери, раз ты так мечтала её назвать? — осторожно предложил он, а затем признался. — Я хотел бы назвать его в честь брата. Ратор.

Ламия скривилась.

— Нет, — категорично ответила она. — Мне не нравится. Ужасное имя. Рычащее, не звучное, просто отвратительное!

— Что в нём отвратительного? — возмутился Никандр. — Сильное, мужское имя. В честь короля.

— Да ещё и с трагичной историей тезки, — ужаснулась Ламия. — Нет. Ни за что.

— Ламия!

— Будет Салием, — решила королева.

— И как это будет звучать? Салий правит Шераном?

— Отлично звучит, — одобрительно усмехнулась королева. — Мне ухо греет. Сразу настроение поднимается и появляется ощущение, что не зря старалась. Королева Ламия захватила Шеран ни разу не подняв меча…

— Ламия!

Она тихо рассмеялась, опуская голову на подушку и прикрывая глаза. Никандр следил за ней, даже на сына поглядывал изредка — настолько теперь ему было не по себе в её обществе. Ей же, судя по всему, наоборот, было комфортно, потому что она тут же задремала в неудобной позе на кресле и все с той же улыбкой на губах, будто грезы, что сын вырастет, приносили ей неописуемое наслаждение. А Никандр смотрел на неё и пытался понять.

Она не выглядела жестокой. Да и её действия часто говорили о том, что она не поощряет убийства: она помогала детям бедного королевства Леман, для неё были неприемлемы мучения животных на охоте, она изо всех сил избегала встревать с ним в столкновение, опасаясь жертв. Но подала ему стакан с ядом.

Пусть он и понимал причину, но легче от этого не становилось.

— Ламия, — позвал он её шёпотом через некоторое время.

— М-м-м? — сонно протянула она в ответ, не открывая глаз.

— Там был яд, да?

Она глубоко вздохнула и мученически промычала, открывая глаза и встречаясь с ним взглядом.

— А чего ты ожидал? — также тихо задала она встречный вопрос. Никандр опустил взгляд к сыну. — Сам бы ты что сделал на моём месте? Да, собственно, далеко ходить не надо. Что ты сделал со Сниксом, который посмел посмотреть в сторону власти твоей семьи?

Он понимающе хмыкнул, вновь возвращая взгляд к ней.