Ведьма, околдовавшая его (СИ) - Ячменева Алена

Мужчина так и не смог толком ничего придумать, когда вскоре после того, как звуки в спальне стихли, вновь послышалось хныканье ребёнка. Все в комнате тут же подскочили со своих мест, а в спальне послышался шелест простыней — Ламия тоже проснулась.

— Пустите нас, — попросила Рамилия, подходя к Никандру, до сих пор подпирающему дверь спиной и стерегущему свою семью. — Ребёнок есть, наверно, хочет, да и обмыть его надо хорошо, обработать пуповину. Вряд ли Госпожа сделала все как надо…

— Все как надо она сделала, — проворчал Никандр. — Она же Ведьма, должна ведать, как мыть детей и обрабатывать раны.

— Вы шутите? — переспросила Рамилия, не поняв его слов.

— Нет, я серьёзно. Сядьте.

Женщины за спиной управляющей подчинились, а вот сама она осталась стоять на том же месте и продолжила прожигать Никандра взглядом.

Ребёнок продолжал жалостливо постанывать некоторое время, а затем о причине его пробуждения догадалась и Ламия.

— Рамилия! — закричала она, судя по всему, прямо с кровати. Голос её звучал устало, будто она говорила из последних сил.

— Я здесь, — откликнулась женщина. — Меня король не пускает внутрь.

— Выбери любую кормилицу и пусть заходит. Он голоден, — кто именно голоден пояснять не надо было. Зато слова королевы заставили Никандра вновь подскочить на ноги перед запертой дверью.

— Нет, — покачал он головой, глядя на вновь поднявшихся незнакомых женщин. — Туда никто не войдёт.

— Вы что не слышали? — удивилась Рамилия. — Ребёнок голоден.

— И что? У него там мать есть. Она его покормит.

— Госпожа не кормит грудью. Никого из детей не кормила.

— Значит, начнет, — оставался непреклонным Никандр.

Их разговор, видимо, доносился до Ламии или она слышала, что перед её дверью управляющая спорит с королем, потому что тут же надрывно закричала:

— Никандр, это переходит все границы! Пусти кормилицу!

— Нет! — ответил король. — Корми сама! В комнату никто не войдёт ради безопасности малыша!

— Ради его безопасности надо вывезти его отсюда!

— Может быть. Но не сейчас. Он ещё очень слаб. Окрепнет, потом решим. Корми его.

— Я не буду никого кормить.

— Тогда он умрёт от голода.

Ламия замолчала, хотя Никандр прямо кожей ощущал её непросто недовольство, а гнев, и из-за этого не понимал, почему она до сих пор не кричит «Убейте его и приведите кормилицу!» или «За решётку его и приведите кормилицу!» По какой-то необъяснимой причине он всё ещё равно оставался под дверью и к нему даже никто не подходил.

Он не слышал, что Ламия говорила, но, судя по интонациям, ругалась, возясь с плачущим ребёнком. И она явно паниковала, когда с кровати вновь закричала:

— Я не умею! Впусти хотя бы Рамилию! Он весь красный! Умоляю! Я не знаю, что с ним делать!

Никандр непонимающе перевел взгляд на дверь и посмотрел на Рамилию, покачав головой. Для него было загадкой: как женщина, у которой было уже трое детей, до сих пор не знала, как обращаться с младенцами. На её мольбу он не ответил, даже несмотря на то, что тоже нервничал из-за крика сына.

Однако Ламия не зря славилась умом и сообразительностью, потому что вскоре ребёнок затих и от кровати послышалась только возня, будто она действительно поднесла его к груди. Рамилия облегченно вздохнула и даже прикрыла лицо руками, словно пыталась скрыть улыбку. Никандр тоже выдохнул, однако тут же снова напрягся, когда услышал стон и всхлип — на этот раз женщины, а не ребёнка.

— Ламия, что такое? — поинтересовался он тут же.

— Все вон! — заорала она вместо ответа. — Пошли прочь!

В комнате впервые за несколько часов началось оживление: стражницы, служанки, кормилицы или няньки, которых привела Рамилия, все бросились к выходу. Даже Фавия Никандр отправил в коридор и вскоре в гостиной остались только они с Рамилией, прислушиваясь к плачу Госпожи.

— Умер, — прошептала Рамиля в ужасе и заставила Никандра вздрогнуть — ему такая мысль и в голову не пришла.

Он вновь положил ладонь на ручку двери, даже повернул замок, когда услышал её крик:

— Не заходи! Я сказала: пошёл вон!

— В чём дело?

— Не заходи!

Никандр послушно замер, и в повисшей тишине с облегчением услышал возмущенное поскуливание ребёнка.

— Слава Богам! — прошептала рядом Рамилия, опираясь о стену рядом с дверью.

— Тшш, — тем временем спокойнее обратилась Ламия к сыну. — Я больше не буду кричать. Ешь и спи давай… Ты мой маленький…

Рамилия снова прикрыла рот рукой, а по её щекам побежали слезы.

— Пойду прикажу приготовить Госпоже еды, — поспешно проговорила она и вышла из гостиной, оставив Никандра одного прислушиваться к неумелому воркованию Ламии над ребёнком.

Королева тоже плакала, то и дело он слышал её всхлипы, а также иногда различал в шепоте обращения к сыну:

— Мой сыночек… Я тебя люблю… Очень люблю… Ты же моя кровиночка… Ничего не бойся, я буду тебя защищать… И от проклятья, и от папы, и от себя… Ты будешь жить, мой хороший.

ГЛАВА 44. Большая ошибка

Ламия и ребёнок за дверями снова притихли, и Никандр продолжил сидеть на полу под дверями, размышляя над своими дальнейшими действиями. Почему-то ему показалось, что раз Ламия не приказала казнить его сразу не только за самоуправство в её замке, но и за вторжение на территорию Салии, то не сделает этого и дальше. Поэтому он начал планировать, как будет защищать сына и защищаться сам.

Одно он точно для себя решил — верить в замке никому нельзя, а значит охранять сына будут только верные ему люди Шерана, которые сейчас дожидаются его приказов в деревне у подножья горы. Однако призывать их прежде, чем он поговорит с Ламией, опасно — и без того немало уже натворил, чтобы продолжать рисковать не только своей жизнью, но и, как правильно сказала жена, судьбой Шерана, а теперь ещё и, судя по всему, сыном, потому что без его вмешательства, неизвестно что натворит его мудрая во многих вещах, но совершенно невежественная в вопросах воспитания, мать.

— Еда для Госпожи готова, — в комнату вошла Рамилия с подносом и привлекла его внимание. — Покормить-то её можно?

— Она спит, — сказал Никандр и кивнул на стол. — Поставь.

— Вы же не будете её морить голодом? Ей нужно хорошо питаться, чтобы кормить малыша, — напомнила Рамилия, глядя на хмурого мужчину настороженно. Кажется, она снова не знала, что от него ждать в следующую минуту и поглядывала как на непредсказуемого дикого зверя.

Никандр ничего не ответил, пристально глядя на поднос и обилие блюд на нём. Долго смотрел, а затем поднялся и взял ложку.

— Это Госпоже, — напомнила Рамилия. — Если хотите, я вам тоже еды… — она замолчала на полуслове, наблюдая за тем, как король без разбора берет из каждого блюда по ложке и отправляет в рот.

— Никандр, давай лучше я, — подал голос Фавий, который зашёл в комнату следом за Рамилией и первым догадался, что делает король.

— Как это понимать? — возмутилась управляющая. — Вы думаете, мы отравим королеву?.. У нас есть собственные дегустаторы. Каждое блюдо Госпожи и без того проверяется. Я несла поднос лично, к нему больше никто не притрагивался!

— Не Ламию, а ребёнка, — возразил Никандр, отбрасывая грязную ложку на стол. — Знаю я, что вы тут подаете: то зелье для обработки ран, то стекло, а то и тухлятину.

Рамилия возмущенно вздохнула, видимо, собираясь разразиться гневной тирадой, но потом лишь обиженно отвернулась и села в кресло.

— Подождём полчаса. Посмотрим, станет ли мне плохо.

Все тридцать минут, пока Никандр снова сидел у двери и продолжал раздумывать, Рамилия то и дело кидала на него задумчивые взгляды. Когда же король начал подниматься на ноги, она первая подскочила и схватила поднос.

— Я отнесу это Госпоже.

— Нет, я, — упрямо ответил король и попытался вырвать у неё поднос, но женщина поддалась не с первого раза, а всё же передавая его ему пробормотала нечто очень тихо и практически неразборчиво.