Не считая собаки - Конни Уиллис

Возможно, его в последнюю минуту унесли в безопасное место, но это маловероятно, учитывая, что ни крестильную купель из пурбекского мрамора, ни орган, на котором играл сам Гендель, не эвакуировали из города и не прятали в крипту, хотя их-то как раз следовало. Епископский пенек мраморной купели сто очков вперед даст по несокрушимости. Рухнувшая крыша даже кончики крыльев у херувимов, наверное, не отбила бы. Так и возвышался бы среди щебня и пепла, невредимый, ни единой цара…

Когда я проснулся, комнату заливало солнце, а надо мной склонился Бейн с чашкой чая.

– Доброе утро, сэр. Я взял на себя смелость вернуть Принцессу Арджуманд в комнату хозяйки.

– Отличная мысль, – одобрил я, запоздало отмечая подушку под головой и ничем не стесненное дыхание.

– Да, сэр. Для мисс Меринг было бы крайне огорчительно снова подумать, будто кошка пропала, хотя я вполне понимаю, почему Принцесса к вам тянется.

Я сел на кровати.

– Который час?

– Восемь, сэр. – Он подал мне чашку. – Увы, боюсь, большую часть вашего, мистера Сент-Трейвиса и профессора Преддика багажа мне спасти не удалось. Вот все, что получилось выловить.

Он продемонстрировал упакованный Финчем вечерний наряд заметно меньшего размера.

– К сожалению, пагубное воздействие воды не прошло бесследно – он несколько сел. Поэтому я заказал замену и…

– Замену? – Я чуть не поперхнулся чаем. – Откуда?

– Разумеется, из «Свона и Эдгара», сэр. А пока ваш лодочный костюм.

Бейн его не просто отгладил. Сорочка сияла белизной и была накрахмалена до хруста, а фланелевые брюки выглядели как новые. Надеюсь, я сумею в них облачиться. Я задумчиво потягивал чай, вспоминая, как завязывался галстук.

– Завтрак будет подан в девять, сэр, – возвестил Бейн, наливая в таз горячую воду из кувшина и открывая футляр с бритвами.

Бог с ним, с галстуком. Я зарежусь, и повязывать его будет некуда.

– Миссис Меринг просила всех спуститься к завтраку не позже девяти, поскольку предстоят большие приготовления к церковной ярмарке, – продолжил дворецкий, раскладывая лезвия. – Особенно к благотворительному базару.

Благотворительный базар. Я о нем и забыл почти, а может, просто подсознательно вытеснял неприятные мысли. Похоже, от базаров и церковных ярмарок мне ни в какую эпоху не скрыться.

– А когда планируется ярмарка? – спросил я, отчаянно надеясь услышать: «Через месяц».

– Послезавтра, – ответил Бейн, вешая на руку полотенце.

Может, нас здесь уже не будет. Профессор Преддик сорвется в Раннимед, посмотреть на луг, где была подписана Хартия вольностей, не говоря уже об отменных окуневых местах.

Теренс, конечно, никуда ехать не захочет, но кто его спросит? У миссис Меринг на него явный зуб, и вряд ли она смягчится, узнав, что Теренс имеет виды на ее дочь. И беден как церковная мышь.

Ей в принципе ничего не стоит спровадить нас сразу после завтрака, отговорившись приготовлениями к ярмарке. Диссонанс начнет сглаживаться, а я отосплюсь в лодке, пока Теренс будет грести. Если к тому времени не перережу себе горло.

– Прикажете побрить вас сейчас, сэр? – осведомился Бейн.

– Да! – Я выскочил из кровати как подброшенный.

Насчет одежды я тоже беспокоился напрасно. Бейн застегнул мне и подтяжки, и воротник, и галстук повязал, и даже ботинки зашнуровал бы, но я ему не позволил. Не знаю, из благодарности он так расстарался или по обязанности – надо будет спросить у Верити.

– А где накрывают завтрак? – уточнил я.

– В комнате для завтрака, сэр. Первая дверь слева.

Окрыленный, я почти вприпрыжку поспешил вниз. Старый добрый английский завтрак – яичница с беконом, апельсиновый джем, прислуживающий за столом дворецкий… Есть что предвкушать, да и день такой чудесный! Солнце золотило балясины перил и озаряло портреты. Даже елизаветинская пра-пра-пра леди Шрапнелл выглядела благосклоннее.

Я открыл первую дверь слева. Наверное, Бейн ошибся. За дверью оказалась столовая, которую почти целиком занимали массивный стол красного дерева и еще более массивный буфет с шеренгой блюд под серебряными колпаками.

На столе стояли чашки и лежали приборы, но тарелок не наблюдалось. Как и людей в комнате. Я попятился, собираясь отправиться на поиски комнаты для завтрака, – и чуть не наступил на ногу Верити.

– Доброе утро, мистер Генри. Как спалось?

На ней было бледно-зеленое платье с мелкой плиссировкой по корсажу, а забранные наверх медно-каштановые волосы перехватывала зеленая лента. Мне еще отсыпаться и отсыпаться, чтобы наваждение потеряло надо мной власть. Даже едва заметные тени под ореховыми глазами не мешали ей оставаться самым прекрасным созданием на свете.

– Завтрак накрывается здесь, мистер Генри, – пояснила она, подходя к буфету и беря из высокой стопки тарелку с цветочным ободком. – Остальные скоро спустятся.

Верити наклонилась поближе, подавая мне тарелку.

– Прости, что я сдала тебя леди Шрапнелл с этим пеньком. Наверное, перебросочная эйфория совсем мне мозги затуманила, но это не оправдание, поэтому обещаю, я сделаю все, чтобы помочь тебе в поисках. Когда его видели в последний раз?

– Я лично – в субботу девятого ноября 1940 года после молебна за ВВС и базара выпечки.

– А после? Никто?

– После никто не мог попасть в этот временной промежуток – до самого окончания налета. Увеличение сдвигов, помнишь?

Вошла Джейн с горшочком апельсинового джема, поставила его на стол, сделала книксен и удалилась. Верити шагнула к первому из блюд – под колпаком с ручкой в виде бьющейся рыбы.

– В развалинах после налета его тоже не нашли? – Она ухватилась за рыбу и подняла колпак.

– Нет. Боже, что это? – Я уставился на ослепительно желтый рис с вкраплениями какого-то белого мяса.

– Кеджери, – пояснила Верити, откладывая немного себе на тарелку. – Рис в карри и копченая рыба.

– На завтрак?

– Индийское блюдо. Полковник обожает. – Она вернула колпак на место. – И никто из тамошних не говорил, что видел его в промежутке с девятого до после налета?

– Он значится в чинопоследовании на воскресенье, десятое ноября, в графе «цветочные композиции», так что, надо полагать, во время службы он был в соборе.

Верити перешла к следующему блюду. У этого ручка была в виде оленя с рогами, и я уже заподозрил некую систему условных обозначений, однако третий колпак – с оскалившимся волком – заставил меня усомниться.

– А девятого ноября, – продолжала расспросы Верити, – ты в нем ничего необычного не заметил?

– Необычного? Ты хорошо себе представляешь епископский пенек?

– В смысле… его не передвигали? Не повредили? Никто рядом с ним не отирался подозрительный?