Пес Ее Высочества - Мария Камардина

богов во время поединка он не ждал, но предпочитал лишить противника лёгкой возможности себя задушить. Он повёл плечами, потянулся, крутанул в руке предложенный Эриком тренировочный меч, короткий и тупой, на пробу сделал пару выпадов. На принцессу он нарочно не смотрел, но спиной чувствовал её взгляд, словно горячий уголёк на коже, и под этим взглядом ужасно хотелось сделать что-нибудь эдакое. Внезапно возникшая идея покрасоваться перед девушкой, с которой ему всё равно ничего не светило, выглядела не самой разумной, но ведь кроме неё смотрит и герцог, и его бойцы, и граф тоже — пусть видит, с кем связался!

— Ты только поосторожнее, ладно? — вполголоса попросил Эрик. — Не прибей его с концами. — Бьорн насмешливо изогнул бровь, и капитан поправился: — Нет, мне-то оно, конечно, только в радость, но проблем потом с этой радости… А мамаша его за свою кровиночку кого угодно голыми руками загрызёт.

Бьорн попытался представить себе процесс, не смог, хмыкнул и, не удержавшись, покосился на принцессу — смотрит ли?

Она смотрела.

На долгий миг Бьорну показалось, будто она стоит совсем рядом, почти вплотную, и он ощущает кожей тепло её тела, слышит биение сердца, и приоткрытые от волнения губы так близко, что…

Бьорн встряхнулся, отгоняя наваждение, и торопливо шагнул в круг. Нельзя думать о ней сейчас, иначе самый слабый боец раскатает его в лепёшку — а Генри, несмотря на обманчиво-хрупкое телосложение, слабым не выглядел. Необходимость следовать чужим правилам его явно раздосадовала, он перестал улыбаться и щурился весьма недобро, а по тому, как он двигался и держал меч, можно было заключить, что не все байки о сражениях с нечистью, которые он рассказывал принцессе, были выдумкой.

Что ж, тем интереснее будет разделаться с ним на глазах у Беттины. Ну и что, что совсем недавно он не хотел драться…

А почему не хотел?

И почему вдруг передумал?

Глупость же…

Но тут герцог подал сигнал и думать о постороннем стало некогда.

Обычно Бьорн не спешил нападать, давая сопернику возможность первым показать себя — и ошибиться. Но просто стоять на месте было бы странно, он двинулся по сужающейся спирали вправо, не отрывая от соперника взгляда — и Генри с некоторым запозданием повторил его движение. Шаг, другой, третий, четверть круга пройдена, половина, и с каждым шагом расстояние между ними всё меньше…

Атака, блок, обмен ударами, звон и скрежет скрестившихся клинков.

Бьорн бил не в полную силу, но Генри отшатнулся, запутался в собственных ногах и нелепо замахал руками, удерживая равновесие — падение означало проигрыш. Эрик громко хмыкнул, эхо подхватило и унесло к потолку ещё несколько смешков, и они рассыпались по залу невнятно-издевательским шёпотом.

Граф оскалился не хуже оборотня — и ринулся в атаку.

Мечом он владел сносно, хотя явно привык к более лёгкому оружию и не слишком-то утруждал себя практикой. Бьорн, для которого бои и тренировки давно стали ежедневной рутиной, мог бы закончить поединок быстро и даже очень, но неожиданное желание показать себя зудело на кончиках пальцев, заставляя использовать не привычные и надёжные приёмы, а сложные и красивые. Хотелось не просто победить — сделать это зрелищно, ярко, чтобы соперник осознавал, насколько он слабее, чтобы выглядел беспомощным и бестолковым, чтобы зрители посмеивались, одобрительно свистели, аплодировали, чтобы принцесса и дальше смотрела вот так — широко раскрытыми глазами, полными восхищения…

Генри в очередной раз отлетел в сторону, и Бьорн позволил себе поймать взгляд Беттины и улыбнуться в ответ.

Всего один раз — можно ведь?

Злой короткий смешок вернул его внимание к сопернику. Клинки вновь скрестились, но прежде, чем Бьорн применить задуманный приём, Генри подался ему навстречу и шепнул:

— Не засматривайся, дружок, твои самки на замковой псарне. Не представляю, насколько должна отчаяться женщина, чтоб взять в постель собаку. Хотя твоя мамаша и щенков рожать согласилась…

Дальше Бьорн перестал слушать — и думать тоже.

Клинки столкнулись с такой силой, что заныли пальцы. Генри охнул и попытался увернуться, но следующий удар вышиб меч из его руки — возможно, вывихнув запястье, присматриваться Бьорн не стал. На то, чтобы ударить безоружного даже тупой тренировочной железякой силы его ярости всё-таки не хватило — а вот двинуть в глаз свободным кулаком вышло легко и просто.

В последний миг он на остатках самообладания придержал удар, потому Генри не впечатало в противоположную стену — лишь отшвырнуло на пол. Бьорн шагнул следом, наступил на лезвие упавшего меча, едва сдерживая желание наступить на потянувшуюся к нему руку, и поймал краем уха злобное шипение — снова что-то собаках.

Он не стал отказывать внутреннему зверю в удовольствии наклониться над поверженным противником, оскалиться и зарычать.

Генри вытаращил глаза, издал тонкий, скулящий звук и попытался отползти в сторону. Повреждённое запястье подвело, опереться на него не вышло, граф, едва приподнявшись, завалился на спину, вскинул здоровую руку, защищая лицо…

Последним, что увидел Бьорн, было что-то круглое и блестящее в ладони противника.

Белая вспышка ударила по глазам, в виски словно вонзились тонкие металлические спицы, горло и нос обожгло чем-то пряным, едким. Сделать вдох не получилось, Бьорн закашлялся, попытался отвернуться, отойти, но ноги слушались плохо, а зрение отказало вовсе. Удалось лишь не удариться об пол головой, но левая сторона тела отозвалась болью — плечо, рёбра, колено. Сознание поплыло, вдохнуть всё же получилось, от новой порции едкой дряни, набившейся в глотку, его едва не вырвало.

Да какого демона происходит⁈

Сквозь шум крови в ушах до него доносились голоса, но разобрать удавалось только отдельные слова. Беттина — зовёт по имени, и столько страха в голосе, что от невозможности встать на её защиту хочется скулить. Эрик — раздаёт команды, кажется, кого-то послали за лекарем, это хорошо. Герцог — жёстко выговаривает о неподобающем и вопиющем, и его голос сплетается со сбивчивыми, истеричными оправданиями Генри — он испугался, на него рычали, его наверняка хотели загрызть, он защищался!

Не видал граф, какой собаки испугался. Жаль, что не выйдет и в самом деле его загрызть, отделается синяком на половину физиономии…

Дышать стало чуть легче. Бьорн попытался вытереть ладонью слезящиеся глаза и перекатиться на правый бок, но на него тут же прикрикнули, чтоб не дёргался. На лицо легло холодное и мокрое — он сперва всё-таки дёрнулся, потом сообразил насчёт тканевой повязки. Головная боль пошла на убыль, спустя несколько мгновений чьи-то руки его подхватили, помогли подняться, повели, поддерживая с обеих сторон, и у самого уха послышался