Искус - Дарья Промч

Пас, Паскаль. Только теперь уже твой. Отказ. Отречение. Чуть весомее моего во время детской игры, завязавшейся между нами тогда. Чуть необратимей. Удалось ранить меня, ненароком задеть. Как ты посмела? Как ты смогла вообще? Давненько, в детстве, я читала историю про бога красоты и весны у викингов – представь себе, у этих косматых парней в рогатых шлемах был свой бог красоты. Ирония какая. Прекрасный бог, чистый, совершенный. Тут без параллелей, они дальше. Словом, бог этот был так хорош, что его мать, опасаясь происков завистников и злопыхателей, решила снискать для него бессмертие. И она не поленилась обойти весь мир и договориться с каждым мечом, каждой стрелой, каждым диким зверем и бесстрашным воином, что они не посмеют причинить зла её сыну. Она говорила со всем сущим, живым и мёртвым, одушевлённым и бездушным, и всякое создание, всякая материя в ответ на её мольбу клялись, что не тронут его, не рассекут, не покушатся. Упустила она лишь одно безжизненное никчёмное растение – омелу. Случайно упустила. Не посчиталась с ней. Не сочла опасной.

И вот боги собрались на пир в честь бессмертия их любимца, и пили, как водится, и веселились. Изрядно опьянев, они затеяли дурацкую игру: принялись метать в прекрасного бога острые копья, пытаться разрубить его волшебными мечами, поразить стрелами, не знавшими промаха. Но бог и впрямь оказался бессмертен, ведь в те времена ещё чтили клятвы. Смерть не смела прикоснуться к виновнику торжества, а гостей это только больше раззадоривало. И вот черёд испытать удачу дошёл до одного из самых старых богов, он был уже совсем слеп и не носил оружия, а потому сорвал первую попавшуюся ветвь, росшую в саду, где стоял праздничный стол, и швырнул её что есть силы в молодого красавца. Тот упал замертво, где стоял. Чёртовой веткой оказалась омела. Омела, Паскаль. Неприметное, безвредное, серое растение. По случайности не давшее клятву. Ничего не напоминает? Правда, моя мать принесла мне проклятье вместо бессмертия, но это уже совсем другая история. Что до этой – омела, Паскаль. Твоё второе имя.

На заправках жидкий кофе, разбавленный, такой ты варила. Твой уровень. И кофе, и заправки. Искусно, без крови и драк. Совсем как омела. Я не сочла тебя опасной. Промашка. Моя первая промашка, помарка в школьной тетради, не более, условное пятно на условной скатерти. Свет, Паскаль? К нему ты себя причисляешь? Если уж свет таков, то какова же тьма на самом деле? Плоть от плоти, кровь от крови я. Тьма, готовая поглотить меня, вобрать в себя, втянуть – дайкири через трубочку, ничего серьёзного. Тьма, подползающая к моим землям, как голодная собака ползёт, сантиметр за сантиметром, к посетителям летней веранды убогой закусочной за вокзалом в надежде на объедки. Я не буду ждать её, мучительнее ожиданий только древнекитайские пытки, я выйду навстречу. Где-то посередине, там всё разрешится. Я почти готова.

Твой край сослужил тебе дурную службу, Паскаль. Берег пьяниц и трусов. Остров лжецов. Податливый руль под моим напором, шины, стирающиеся километр за километром, люди, проживающие свои жизни в богом забытых городах, подтягивающие очередное утро к очередной ночи. Пьющие пиво на улицах, целующие друг друга, как механические игрушки из детства, пресно смеющиеся люди. Люди, которых я миную на своём гладком пути. Люди, в числе которых ты предпочла остаться, среди которых состариться. Ну ничего-ничего, наступит день, когда я заберу тебя у них. Я уже забрала, это не так очевидно сейчас. Станет – чётче.

Глупышка, маленькая бестолковая сучка, что ты натворила? На что ты надеялась? Пройти по краю и вернуться к ржавой замызганной мойке на заднем дворе? И там скинуть с себя шкуру свободной и красивой, тёплой и живой, как оборотень, ограниченный числом возможных превращений? Ты хлебала из моего бокала, ела из моих рук, слушала из моих губ, теплела от моего сердца. После такого прежними не живут. И ты не будешь. Черта, меловая черта, резкая, контрастная, очевидная. Момент перехода за грань. За буй. За предел. Черта, которую ты перешла, сев в поезд, увозящий тебя за чертоги властвования твоих богов и твоих предков. Там, пересекая её, ты должна была понять, что обратного пути нет. В идеале – заблаговременно, но это уже высший пилотаж. На него я не рассчитываю даже. Пересечь и отречься. Маленькая смерть маленькой девочки. Перерождение. Мёртвые не ходят на землю за халвой, Паскаль, они устраиваются там, где очутились. С тобой – то же по сути. Ты умерла на вокзале, с которого я тебя забрала. Там скончалась. Закончилась там. Иссякла. Точка. Абзац.

Дальше – новая жизнь, другая. Новые правила – выучи и забудь. И дорогу назад вычеркни. Так работает этот мир. В другую сторону колёса не крутанёшь – кишка тонка. Не персонально твоя – у любого тонка. Волков бояться – не ходить в лес. И не бояться, раз уж пошёл. Ты теперь вроде живущего, что нырнул на тот свет на четыре дня, искупался в лавовых реках, наелся пепельных коврижек, налюбился невидали да нелюди. А потом вернулся, бархатный и пригожий. Чужой здесь теперь, и там не свой. Красавчик. Нежить. Тут тебе не рады. Собаки чуют из-за угла, убегают, поджавши хвост, хлеб мирской в горло не лезет, водица не льётся. Умри-ка заново – да не тут-то было, смерть до тебя нескоро дойдёт по второму кругу. Ты тень. Без тела, что её отбрасывает. Вот он, твой краткий эпикриз, малышка. Побейся головой о стальные прутья, помозгуй, что с тобой стряслось. А не сможешь – так кто тому виной?

Педаль, пропуск, педаль. Тише, тише. Движение счищает с меня всю эту пыль и ересь, промашки, промашки, итоги. Как ты там вообще, Паскаль? Как они с тобой обходятся? Раздирают на тряпки и лоскуты, пока я миную Фландрию, откуда мои предки вывезли эту несносную фамилию? Твои боги ведь не столь недальновидны, чтобы проверять тебя на бессмертие? Не столь самоуверенны, чтобы похоронить? Их удел – беречь вас, преданных людей. Ну, пусть берегут.

Поезда надменного блефа, курсирующие по моему телу вместо крови, вибрируют и ноют, дребезжат, скрипят, свистят в тишине ночи. За грудиной. За скуловыми костями. За диафрагмой. Старомодные локомотивы, игрушечные вагоны, поезда, гружённые тем, чего многие так хотели. Хотели, да перебились.

Твоё кольцо, этот жалкий кусок фальшивого металла, растранжирит твою душу, задарма отдаст. Я дым, пушистый, словно сахарная вата, дым, вырывающийся из пасти большого города вместо пламени. Довольно огня. О каких возможностях речь вообще?