Дом, где живет чудовище - Мара Вересень

Алард Эдсель. Потом ажиотаж стих, и горожан стали больше заботить странно ведущие себя облака, чем какой-то готьерский господин.

Иногда, когда тучи подбирались совсем близко, мне чудились молнии вместо вен на руках, как тогда, когда я сдерживала куцыми ошметками дара рвущиеся наружу драконьи крылья, и колючий голубоватый огонь вползал под кожу. Я помню, что было больно, слышала, как мучился зверь в водяной ловушке, и чувствовала, как грохочет под ладонями сердце, отсчитывая последние мгновения близости. Помню белое изможденное лицо в сетке шрамов едва мелькнувшее из-за спины Орвига, когда я просто вошла, чтобы посмотреть, что все получилось, и тот, кого я бесстыдно целовала, все еще тиран, самодур и скряга, а не только дракон. Лар… Пусть больше не мой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лексия верно сказала, мне там больше нечего было делать, да я и не собиралась оставаться. Чудовище получило свои сокровища, а если мимоходом причинило кому-то боль, так на то оно и чудовище. Даже пытаясь что-то построить, чудовище всегда разрушает. Иногда сразу, чтобы смастерить из обломков шаткую башню, но чаще всего потом, когда все поверили, что это дом, в котором можно жить.

Сегодня, возвращаясь с рынка с колючей розой в руках и, по привычке бросив взгляд на дом Ингваза, я увидела на крыльце мужчину. Посетители там случались — особняк пытались продать, но он успел обрасти слухами, как старый колодезный сруб мхом, и даже смешная по меркам столицы стоимость не привлекала. А вот приезжие интересовались. Этот интересующийся заставил мое сердце застыть.

Я юркнула в дом, пока посетитель, стоя на крыльце спиной к улице и раздумывая, входить ли, зачем-то разглядывал заросшую лужайку под окнами моей бывшей комнаты. Волнение, желание спрятаться и расстояние не дали мне рассмотреть его лица, потому промчавшись по лестнице вверх, к себе, я удивлялась. Мало ли в Аароне людей похожих на Рамана Лансерта. Тем более со спины. Спина вообще не показатель.

Болела ладонь. Разнервничавшись, я сжала колючий стебель, и теперь кожа покрылась мелкими красными проколами-укусами. От бутона осталась едва ли половина. Я поднесла цветок к лицу и вдохнула, успокаивая колотящийся в груди комок.

Оставив купленное в лавке в кухонном закутке, я вернулась в комнату. Наблюдать. Мое окно выходило на площадь.

Фонарные столбы только начинали разгораться желтым светом, похожим на свечной. Посетитель так и стоял на крыльце. Подошел сторож, они обменялись фразами. Темные силуэты в сумерках. Будто театр теней — новое развлечение в благородных домах. Девочки постарше соревновались в вырезании фигурок и раз в неделю мы устраивали в школе представление. Это было так похоже на мою теперешнюю жизнь… Плоские картонки. Деревья, дома, люди. Из всех лишь некоторые ученицы, госпожа Фартинг с ее желанием пристроить меня в чьи-нибудь руки и цветочница на углу казались мне живыми. Все прочие живые остались где-то там, где море и почти не бывает дождей, зато полно отдыхающих, роз, сплетен и сказок. Одну из которых рассказывают о хозяине дома, где я служила, о моем самом драгоценном сокровище, от которого остался крошечный осколок, серая алмазная капля. Я носила ее в пустом медальоне на груди под платьем и не открывала серебряную крышечку с того момента, как спрятала камешек. Иногда, забывшись, я касалась медальона сквозь ткань и директриса, старшая наставница и большинство девочек считали, что у меня что-то с сердцем. Не так уж они были и не правы.

Тех самых густых серых сумерек я не дождалась, уснула раньше, баюкая исколотую ладонь. Под утро пришел тревожный сон, мешанина из обрывков случившегося и фантазий: плачущий красным портрет в холле поместья Эдсель, мертвые служанки, все трое разом, платье, что подарил мне Алард перед балом, ребенок, сжавшийся в комок на полу и подступающий огонь, Раман, укравший мой поцелуй и получивший пощечину, которой на самом деле не было, и мое сокровище с серыми, как рассветные сумерки глазами в прорезях серебристой маски. Губы Аларда шевельнулись: “Не бойся”. Или я снова придумала.

В школу сегодня мне было не нужно. В лавку тоже, но иногда я заходила туда просто так, полюбоваться на госпожу Фартинг и на то, как смотрит на нее ее ничем не примечательный супруг. Впервые заметив это выражение, я удивилась, насколько оно мне знакомо, и не сразу сообразила — на меня смотрели так же. Алард. И сделалось обидно, что я не поняла раньше. Тогда, возможно, у нас с ним было бы больше времени.

— Что-то вы сегодня совсем бледненькая, дорогуша, — заметила меня торговка и поманила за собой в комнатку-подсобку, велев супругу встать вместо себя за прилавок. — Давайте-ка чаю. Того, что в обители ведьмы-целительницы собирают. А еще меня вот вареньем одарили. Глупость несусветная варенье из роз варить. Это ж сколько кустов ободрать нужно на одну баночку. Да и где их столько, роз этих, бывает, чтобы варенья делать.

— В Готьере. Там кругом розы. Еще лимонад бывает.

— Вкусный? — спросила госпожа Фартинг, посчитав меня за эксперта по лакомствам из роз.

— Не разобрала. Но не неприятный. На фруктовый квас похож. Или вот на варенье это, — я попробовала предложенное угощение, — только не такой сладкий и язык щиплет.

— Помните, я вам про постояльца вдовы Тилс говорила? Он, оказывается, проклятый дом Бистов, где смертоубийство случилось, то ли купил, то ли в наследство получил. Я ведь видела, как жандармы тело несли. Ходили слухи, что дрянь человек был, хоть и дракон. Вы берите еще варенье, а то, того и гляди, в обморок хлопнетесь. Сегодня совсем душно. Хоть бы и здесь дождь пошел.

Чай был хороший. Я помнила вкус. У Лианы получались прекрасные сборы. Этот она называла “Душевное равновесие”. Мне оно не помешает.

Распрощавшись с госпожой Фартинг я не спеша направилась к себе. Постояла у входа и развернулась. Спустя пару минут мои ноги стояли на ступеньках крыльца по другую сторону площади.

Сторож позволил мне войти и остался дремать в вытертом кресле у двери.

Мне казалось, что у меня что-то дрогнет, оборвется или замрет, когда я переступлю этот порог. Ничего.

В доме все осталось как было. В тех комнатах, что мне позволяли посещать, когда я здесь жила. Поэтому, влекомая странным болезненным любопытством, я заглядывала, куда никогда не входила. Например, в кабинет Ингваза. Не знаю, зачем ему вообще нужен был кабинет, супруг-дракон ничем не занимался. Состоял на какой-то непонятной должности при министерстве финансов, куда его устроил отец, и вряд ли появлялся на службе чаще, чем раз в месяц. У него были другие интересы: закрытые клубы, игорный