Третий рейх. Зарождение империи. 1920–1933 - Ричард Эванс

Во время своего обучения в Мюнхене (которое он так и не закончил) он вступил в Национал-социалистический союз студентов, быстро поднявшись до руководства филиалом в Мюнхенском университете, где ему посоветовал учиться Гитлер. Именно успех на данной позиции позволил ему занять пост руководителя национального союза в 1928 г., на котором он заменил Вильгельма Темпеля. Ширах очистил союз от социал-революционных элементов и втянул его в крайне ожесточенную кампанию по захвату мест в студенческих союзах отдельных университетов. Оставив далеко позади традиционные, весьма скучные студенческие братства и дуэльные общества, союз прославился благодаря своим провокационным действиям и выступал с такими требованиями, как сокращение чрезмерного числа слушателей на лекциях (за счет ограничения количества еврейских студентов), отставка профессоров-пацифистов, создание новых кафедр по таким предметам, как расовые исследования и военная наука, а также использование университетов в национальных интересах, а не ради получения знаний самих по себе. К весне 1932 г., заручившись поддержкой правой профессуры и местных политиков, члены союза уже добились отставки Эмиля Юлиуса Гумбеля — деятеля, который был им особенно ненавистен и как еврей, и как социалист, и как пацифист и участник кампаний против правой направленности судебных решений, — с его должности в Гейдельбергском университете, опубликовав во франкфуртском журнале заявление о том, что «Гейдельберг открыл новую эру Третьего рейха в сфере академической науки»[522].

Тщательно избегая конфликтов с братствами, Ширах быстро добился увеличения количества голосов, отдаваемых в пользу союза на студенческих выборах, и в июле 1931 г. при поддержке других правых групп ему удалось возглавить национальную организацию студенческих союзов. В 1932 г. через национальный союз студенты проголосовали за «принцип лидерства», таким образом упразднив все выборы. Даже несмотря на то, что общая численность Союза нацистских студентов не достигала и 10 % от численности всех братств, нацисты полностью доминировали в представительных студенческих органах в Германии. Впечатленный таким успехом, Гитлер 3 октября 1931 г. назначил Шираха на пост руководителя гитлерюгенда[523].

Нацистами были созданы специальные организации, которые к концу 1920-х выражали интересы не только женщин, молодежи, студентов и школьников, но и многих других частей немецкого общества. Были группы для государственных служащих, для раненых на войне, для фермеров и для многих других избирательных категорий, и каждая группа занималась сугубо своим пропагандистским направлением. Существовало даже что-то вроде своего движения профсоюзов с нескладным названием Национал-социалистическая организация фабричных ячеек, которая столкнулась с очевидным отсутствием успеха в попытках привлечь на свою сторону рабочих, которые уже состояли либо в социалистически ориентированных профсоюзах, либо в католических или коммунистических объединениях, либо оказались без работы и поэтому не нуждались в профсоюзах[524]. Тем не менее нацисты все равно имели определенное влияние в нижних слоях среднего класса в то время, особенно среди ремесленников, владельцев магазинов и работников по найму. Часто они переманивали таких людей из других схожих движений. Например, Немецкий союз торговых работников играл важную роль в привлечении к политике многих молодых людей и приобщении их к идеологии нацизма[525]. Основанный при Вильгельме, он выражал недовольство мужской части служащих миром, где женщины все чаще занимали секретарские и схожие должности, а крупные работодатели в банках, финансовых корпорациях, страховых компаниях и прочих организациях часто считались евреями по религиозным воззрениям, этническому происхождению или просто по характеру. До войны союз яростно обвинял евреев в том, что они стали архитекторами пролетаризации его членов[526]. Один младший госслужащий, родившийся в 1886 г. и вступивший в союз в 1912 г., позже отмечал, что, по его мнению, правительство было еврейским даже при кайзере. Когда он в конечном счете ушел от националистов к нацистам в 1932 г., посетив съезд партии, он написал, что «это было то, чего я искал с 1921 г.»[527]. Скорее всего, то же самое чувствовали и многие другие нацисты с таким же прошлым.

Штрассер поощрял создание такой крайне разветвленной структуры подразделений внутри движения даже несмотря на то, что многие из этих подразделений, вроде гитлерюгенда или Организации фабричных ячеек, были очень немногочисленны и ничего особенного не добивались. Потому что в уме у него был долгосрочный план. Все они должны были составить базу для создания общества, управляемого нацистскими социальными институтами, после прихода Гитлера к власти. Штрассер приложил огромные усилия и для создания этого эмбриона национал-социалистического порядка. В ближайшей перспективе это обеспечило партии возможность обращаться практически ко всем избирательным группам в немецком обществе, помогло политизировать социальные институты, которые ранее считались более или менее аполитичными по своей природе. Это означало, что партия сможет легко расшириться, если в нее вдруг в массовом порядке начнут вступать новые члены. И вся эта структура скреплялась безусловной верностью вождю, власть которого теперь была абсолютной, а харизма подпитывалась ежедневной лестью и низкопоклонством группы ближайших подчиненных[528].

Истоки верности

Нацистское движение в той форме, в которой оно существовало в конце 1920-х гг., зависело от энергии и фанатизма его активных членов. Без них оно было бы просто еще одной политической партией. Третий рейх был создан не в последнюю очередь обычными людьми с улиц вроде штурмовиков и членов нацистской партии. Тогда что привлекало молодежь к нацистскому движению и пробуждало в ней такую слепую преданность? Где находились источники агрессивности коричневых рубашек? Харизма Гитлера, конечно, играла свою роль, однако большая часть партии, особенно на севере Германии, сформировалась практически без его участия. Динамизм движения имел более глубокие корни. Некоторые подсказки можно найти в автобиографиях и дневниках ряда известных нацистов. И кроме того, существует прекрасный современный источник, который дает уникальное представление об образе мыслей обычного нацистского активиста. В 1934 г. социолог Теодор Абель, профессор Колумбийского университета в Нью-Йорке, заручился поддержкой нацистской партии с целью проведения конкурса сочинений, по условиям которого люди, присоединившиеся к партии или коричневым рубашкам до 1 мая 1933 г., должны были написать краткие рассказы. Было отправлено несколько сотен сочинений, и, хотя и партия и участники рассматривали этот конкурс как возможность впечатлить американцев искренней приверженностью своему движению, Абель потребовал, чтобы приз достался самому честному и правдивому рассказу, и это, по всей видимости, смогло обеспечить достаточную степень достоверности работ, по крайней мере в тех пределах, в которых полученную информацию можно было проверить[529].

Для партийных активистов из низов заумные теории таких людей, как Розенберг, Чемберлен, Шпенглер, и других интеллектуалов были закрытой книгой. Даже популярные писатели вроде Лагарда и Лангбена обращались в основном к образованному среднему классу. Гораздо более сильное влияние имели долгое время сохранявшие популярность антисемитские пропагандисты вроде Теодора Фрича, чья книга «Справочник по еврейскому вопросу», опубликованная в 1888 г., в 1933 г. переиздавалась уже сороковой раз. Издательский дом Фрича Hammer Verlag пережил Первую мировую и продолжал выпускать множество популярных памфлетов и брошюр, которые имели широкое хождение среди рядовых нацистов[530]. В 1934 г. один из штурмовиков писал:

После войны я стал активно интересоваться политикой и с энтузиазмом изучал газеты всех политических оттенков. В 1910 г. я впервые прочел в правой газете рекламу антисемитской периодики и стал подписчиком журнала Der Hammer («Молот») Теодора Фрича. Благодаря этим изданиям я узнал о разрушительном влиянии евреев на людей, страну и экономику. Я должен признать сегодня, что те материалы стали для меня мостиком к великому движению Адольфа Гитлера[531].

Тем не менее более важным было воодушевление, порождавшееся основными компонентами нацистской пропаганды — речами Гитлера и Геббельса, маршами, плакатами и парадами. На этом уровне идеи быстрее принимались через такие каналы, как нацистская пресса, агитационные брошюры и настенные плакаты, чем через серьезные идеологические произведения. Для обычных партийных активистов в 1920-е — начале 1930-х гг. самым важным аспектом нацистской идеологии была ее сосредоточенность на социальной солидарности — понятии органического расового единства всех немцев, — за которой в некотором отдалении следовал экстремальный национализм и культ Гитлера. Антисемитизм же был важен только для меньшинства, и для многих из этого меньшинства негативное отношение к евреям было весьма случайным. Чем моложе был человек, тем менее важными становились идеологические аспекты и тем большее значение приобретал акцент на немецкую культуру и руководящую роль Гитлера. И наоборот, идеологический антисемитизм был наиболее силен среди нацистов старшего поколения, что подтверждало скрытое влияние антисемитских групп, действовавших до войны, и атмосферы внутрисемейного национализма, в которой росли многие из них[532].