Третий рейх. Зарождение империи. 1920–1933 - Ричард Эванс

В конечном счете относительно немногие становились активными членами движения за счет чтения политических или идеологических трактатов. Значение имело только сказанное слово. И опять же не всех гипнотизировали речи Гитлера. Серьезная и идеалистически настроенная молодая нацистка из среднего класса Мелита Машман, например, восхищалась им как «человеком народа», вышедшим из безвестности, но даже на ежегодном партийном съезде она была так занята, что, как писала позднее, «не могла позволить себе предаваться „дебоширству“ экстатического исступления». Она находила парады и представления скучными и бессмысленными. Для нее нацизм был скорее патриотическим идеалом, чем культом отдельного лидера[556]. Для сторонников нацизма из среднего класса, в особенности для женщин, уличное насилие часто было тем, с чем следовало нехотя мириться или намеренно игнорировать.

Многие такие люди пришли к нацизму, полные нерешительности. Даже вступление в партию часто совершенно необязательно было свидетельством той преданности, которую, например, демонстрировали молодые штурмовики, опрошенные Теодором Абелем. Изрядное число членов партии вышли из нее, проведя в ее рядах относительно небольшое время. Тем не менее к началу 1930-х партия начала распространять свое влияние за пределы нижних слоев среднего класса, которые всегда были ее фундаментом. Не упускавшие возможности заявить о своей поддержке рабочего класса, официальные лица партии часто называли своих соратников рабочими, тогда как на самом деле они ими не были. Подробные местные исследования показали, что в стандартных записях о партийном членстве, сделанных на основании внутренней переписи в партии от 1935 г., процент рабочих, состоящих в партии, был завышен как минимум вдвое. В частности, говорилось о примерно 10 % во втором по значению городе Германии Гамбурге в 1925 г.[557]. Наемные работники также образовывали социальную группу, представители которой подолгу не задерживались в партии, и поэтому ее упоминания менее всего следовало ожидать в статистике 1935 г., на которой основано большинство подсчетов. Однако Гамбург был традиционным центром рабочего движения, сила которого усложняла задачу нацистов по вторжению в местную политическую жизнь. В некоторых областях Саксонии, где рабочее движение было слабее, а традиционные некрупные предприятия делали экономику крайне отличной от современных, высокорациональных промышленных центров вроде Берлина или Рура, большую часть членов партии составляли работники ручного труда. Молодые рабочие, которые не состояли в профсоюзе, потому что никогда не имели работы, были особенно подвержены влиянию нацистской партии в Саксонии. В конце 1920-х практически треть членов нацистской партии в провинции могла принадлежать к рабочему классу. Нижние слои городского и деревенского среднего класса по-прежнему были представлены в партии наиболее широко в сравнении в другими группами населения. Однако к началу 1930-х доля членов партии из среднего и высшего класса в саксонском отделении увеличилась, поскольку партия стала более респектабельной. Медленно нацисты оставляли позади свое скромное прошлое и начали привлекать на свою сторону людей из социальной элиты Германии[558].

В новом поколении нацистских лидеров, вступивших в движение в середине 1920-х гг., одному человеку предстояло сыграть особенно видную роль в истории Третьего рейха. На первый взгляд немногим могло показаться, что Генриху Гиммлеру, родившемуся 7 октября 1900 г. в Мюнхене, уготовано стать хоть сколько-нибудь значимым человеком. Его отец был католическим школьным учителем достаточно консервативных взглядов, чтобы его сочли подходящим кандидатом на роль личного воспитателя молодого члена баварской королевской семьи в 1890-х. Родом из образованной уважаемой семьи среднего класса, Генрих, болезненный ребенок с плохим зрением, посещал несколько разных школ, но нормальное академическое образование получил в языковых школах в Мюнхене и Ландсхуте. Его школьный товарищ Георг Хальгартен, позже ставший известным левым историком, подтверждал ум и способности Гиммлера. В школьных отчетах Гиммлер описывался как сознательный, прилежный, честолюбивый, способный и воспитанный учащийся — во всех отношениях образцовый ученик. Однако отец-патриот предпринимал усиленные попытки отправить его в армию, даже заявив, что готов прервать обучение своего сына для этого. В дневниках и заметках на полях книг молодого Генриха видно, насколько сильно он впитал мифологию 1914 г., идею войны как вершины человеческих достижений и понятие борьбы как движущей силы человеческой истории и всего существования. Но он дошел только до кадетской школы и никогда не был на фронте. Он представлял собой очень типичный пример послевоенного поколения, которое горько жалело, что не могло участвовать в войне, и тратило много времени позднее, пытаясь восполнить этот пробел в своей биографии[559].

Сдав выпускные экзамены в школе с блестящими оценками, Гиммлер по совету отца поступил на сельскохозяйственное отделение высшего технического училища в Мюнхене, и здесь он также преуспел, получив оценку «очень хорошо» в 1922 г. Он также вступил в дуэльное братство и после некоторых проблем с поиском фехтовальщика, который бы воспринял его достаточно серьезно, чтобы принять вызов, в должном порядке получил обязательные шрамы на лице. Тем временем он вступил в Гражданские силы обороны Кара и попал под влияние Эрнста Рёма, который впечатлил его своим военным рвением. Радикально правая среда, в которую он теперь попал, поставила его на дорогу революционного антисемитизма, и к 1924 г. он уже боролся «против гидры черных и красных интернационалистов, евреев и ультрамонтанства, франкмасонов и иезуитов, духа торговли и трусливой буржуазии»[560]. С большой головой, прической «полубокс», в круглых очках, с покатым лбом и тонкими усиками, Гиммлер больше походил на школьного учителя, каким был его отец, а не на фанатичного националистического уличного бойца. Несколько месяцев спустя он уже размахивал флагом, а не пистолетом, вступив в отряд рёмовской группы «Военный рейхсфлаг», которая быстро заняла баварское военное министерство на первом этапе неудавшегося мюнхенского путча 8–9 ноября[561].

Гиммлер не был арестован после истории с путчем и имел возможность улучшить свои позиции в движении в то время, когда Гитлер сидел в тюрьме и ему было запрещено выступать, а нацистская партия находилась в разобранном состоянии. В то время он благоразумно связал свою карьеру с восходящей звездой Грегора Штрассера, став сначала его секретарем, а потом помощником регионального руководителя в двух разных районах и помощником начальника пропаганды рейха. Но он не был учеником Штрассера. Потому что к этому времени он попал под притяжение Гитлера, в меньшей степени после прочтения «Моей борьбы», к которой он написал несколько критических замечаний («первые главы о его собственной юности содержат много слабых мест»), и в большей — благодаря личным деловым встречам и, разумеется, посещениям выступлений Гитлера. Для молодого Гиммлера, которому шел лишь третий десяток, бессмысленно дрейфовавшего в зыбких морях послепутчевской военной политики, Гитлер стал вождем, которого можно было обожать, который все расставил по своим местам и указал цель. С 1925 г., когда он вступил в заново созданную нацистскую партию, Гиммлер становился все более безоговорочно преданным нацистскому вождю, он держал портрет Гитлера в своем кабинете на стене, говорили, что однажды его видели разговаривающим с портретом[562].

В 1926 г. он женился, и его жена, бывшая на семь лет старше, сильно повлияла на него, привив интерес к оккультизму, траволечению, гомеопатии и другим нетрадиционным практикам. К некоторым из них он впоследствии прибегал сам и привлекал своих подчиненных. Хотя брак Гиммлера оказался не слишком удачным, эти увлечения сохранились. Постепенно отходя от обычной католической набожности своей молодости, он стал энтузиастом учения о «крови и земле», присоединился к артаманам, националистической группе, в которую также входил Рудольф Хёсс. Здесь Гиммлер попал под влияние Рихарда Вальтера Дарре, сторонника «нордических» расовых идей. Дарре, родившийся в Аргентине в 1895 г. и получивший образование в Уимблдоне в Англии, служил в немецкой армии во время войны. Потом он стал специалистом по селекционному разведению животных, что привело его к политике «крови и земли», хотя и не сразу в нацистскую партию. От Дарре Гиммлер воспринял строгое убеждение в превосходстве нордической расы над славянами, в необходимости сохранения чистоты крови и центральной роли крепкого немецкого крестьянства в обеспечении будущего немецкой расы. Движимый этой одержимостью крестьянством, Гиммлер некоторое время сам занимался фермерством, но не преуспел, потому что слишком много времени посвящал политическим кампаниям, да и вообще сельское хозяйство переживало не лучшие времена[563].