Третий рейх. Зарождение империи. 1920–1933 - Ричард Эванс

В некотором смысле Геббельс отличался от других видных нацистов. Его интеллект и темперамент часто называли «латинским» — возможно, потому, что он избегал размытых философских и риторических речей, а вместо этого говорил и писал с удивительной четкостью и открытостью, при случае разбавляя свои мысли саркастическим юмором[489]. Однако, как и многие другие, он был глубоко шокирован поражением Германии в Первой мировой войне. Он провел зимний семестр 1919–20 гг. в Мюнхене — среди немецких студентов было обычной практикой менять университеты по крайней мере один раз в ходе обучения — и, находясь в атмосфере экстремальных правых взглядов, бытовавших в студенческой среде, впитал яростную националистическую атмосферу контрреволюции, которая в те месяцы царила в городе. Хотя он симпатизировал таким людям, как граф Арко-Валли, чье заключение в тюрьму за убийство Курта Эйснера глубоко взволновало его, Геббельс не имел твердых политических убеждений и не открыл в себе каких-либо политических способностей до 1924 г., когда после знакомства с некоторыми ультранационалистическими группами он вступил в нацистскую партию по рекомендации старого школьного друга.

Попав туда, Геббельс познакомился с Эрихом Кохом, рейнским нацистом и бывшим членом антифранцузского силового движения сопротивления. Он также встретил Юлиуса Штрайхера, которого в частных беседах называл «берсеркером» и «несколько ненормальным»[490]. Кроме того, он очень уважал Людендорфа, которого считал великим генералом Первой мировой войны. Вскоре Геббельс стал партийным организатором в Рейнланде. Он вырос в способного оратора, возможно в самого успешного из всех нацистских ораторов за исключением самого Гитлера, яркого, популярного, умевшего находчиво отвечать на самые неожиданные вопросы. Он стал обращать свои литературные таланты на благо политической борьбы в статьях для нацистской прессы, придавая псевдосоциалистическую направленность нацистским убеждениям. Геббельс наконец нашел свое призвание. В течение нескольких месяцев он стал одним из самых популярных нацистских ораторов в Рейнланде и привлек внимание ведущих членов региональной партии, начав играть заметную роль в определении ее политики. Именно Йозеф Геббельс, как и Грегор Штрассер, стоял за северогерманским вызовом руководству мюнхенской партии в 1925 г. Но очень скоро он попал под влияние Гитлера, воодушевленный прочтением «Моей борьбы» («кто этот человек, — писал он, — наполовину плебей, наполовину Бог!»[491]). Встретившись с ним во второй раз, 6 ноября 1925 г., Геббельс был поражен его «огромными голубыми глазами. Которые как звезды». Услышав его, он стал считать Гитлера «прирожденным народным трибуном, грядущим диктатором»[492].

Геббельс и Гитлер расходились во мнениях по многим ключевым вопросам. Встревоженный растущим укреплением северных немцев, Гитлер созвал их на совещание 14 февраля 1926 г. в Бамберге во Франконии, где Юлиус Штрайхер собрал большую группу его сторонников. Лидер нацистов говорил два часа, отрицая их представления и снова утверждая, что борьба за «жизненное пространство» в Восточной Европе будет играть важнейшую роль в будущей внешней политике Германии. Если Штрассер и Геббельс призывали нацистов присоединиться к кампании экспроприации собственности немецких князей, которые сохранили большую часть своего имущества в стране после их отстранения от власти в ходе революции 1918 г., то Гитлер осуждал такой подход как атаку на частную собственность. «Ужасающе! — писал Геббельс в своем дневнике. — Возможно, одно из самых больших разочарований моей жизни. Я больше не могу полностью доверять Гитлеру»[493]. Тем не менее, хотя Геббельс теперь и сомневался, не является ли Гитлер реакционером, он не выступил в открытой оппозиции к нему на собрании. Шокированный жесткой позицией Гитлера, Штрассер полностью капитулировал и отказался от всех своих предложений. В ответ Гитлер успокоил северных немцев, сместив с поста в Мюнхене Германа Эссера, коррумпированность которого вызывала у них такой гнев[494].

В апреле 1926 г. Гитлер пригласил Геббельса в Мюнхен, чтобы тот выступил с речью, предоставив тому машину и обеспечив прием по высшему разряду. В штаб-квартире нацистов Гитлер обратился с претензиями к Геббельсу и двум его коллегам по руководству Вестфальским региональным отделением, Францу Пфефферу фон Саломону, еще одному руководителю северонемецких нацистов, и Карлу Кауфману, как и многие другие ведущие нацисты, бывшему военному и члену добровольческих бригад, который сделал себе имя, организовав яростное сопротивление французам во время их оккупации Рура. Гитлер раскритиковал их за то, что они придерживаются собственного политического курса, разъяснив свои взгляды на политику партии, а затем выразив готовность забыть о прошлом, при условии что те безоговорочно признают его лидерство. Геббельс принял это условие сразу же. Как он записал в своем дневнике, Гитлер был «великолепен». «Адольф Гитлер, — писал он, размышляя о путче 1923 г., — я люблю вас, потому что вы в одно время и величественны, и просты. Это можно называть гением»[495]. С этого момента он был полностью под властью Гитлера, и в отличие от некоторых других нацистских лидеров он оставался таким до самого конца. Гитлер вознаградил его, назначив руководителем небольшой и расколотой изнутри нацистской партии в Берлине — региональным руководителем, или гауляйтером. Пфеффер фон Саломон был назначен главой коричневых рубашек, а Грегор Штрассер стал руководителем рейхспропаганды в партии. Тем временем ежегодное партийное собрание снова подтвердило программу партии и подчеркнуло общее верховенство Гитлера в движении, передав в его руки все ключевые назначения, и в особенности на посты региональных лидеров[496].

Это собрание было необходимо провести по закону, и в соответствии с юридическими требованиями оно повторно выбрало Гитлера на должность руководителя партии. Однако истинная природа внутренней партийной кухни была продемонстрирована на партийном съезде в июле 1926 г., на котором присутствовало до 8000 коричневых рубашек и членов партии. Практически целиком он был посвящен ритуальному выражению преданности Гитлеру, произнесению личных клятв верности ему и массовым маршам и демонстрациям, включая шествие с «кровавым флагом», который был пронесен по улицам Мюнхена во время злосчастного путча в ноябре 1923 г.[497] Этот съезд задал общий тон гораздо более грандиозным партийным слетам в будущие годы. Однако в тот момент, хотя и будучи объединенной под непререкаемым лидерством Гитлера, нацистская партия была еще очень немногочисленной. События следующих трех лет вплоть до конца 1929 г. заложили фундамент для будущего успеха партии. Тем не менее, чтобы нацисты могли теперь получить поддержку масс, Гитлеру надо было добиться чего-то большего, чем просто лидерства и организованности[498].

1927 и 1928 годы стали свидетелями создания новой базовой структуры нацистской партии во всей стране. В 1928 г. партийные регионы были реструктурированы, чтобы соответствовать границам избирательных округов на выборах в рейхстаг — только 35 из них, все очень крупные, соответствовали веймарской системе пропорционального представительства по партийным спискам, — таким образом подчеркивалась важность их электоральных функций. В течение года между регионами и локальными филиалами был создан новый промежуточный организационный уровень районов (Kreise). На этих уровнях самую заметную роль играло поколение молодых нацистских активистов. Они оставили не у дел поколение своих предшественников, состоявших еще в довоенных пангерманских тайных организациях, и превзошли числом тех, кто принимал активное участие в добровольческих бригадах, Обществе Туле и схожих группах. Но важно помнить, что даже старшее поколение нацистских лидеров были еще молодыми людьми, особенно в сравнении с седеющими, возрастными политиками, возглавлявшими ведущие политические партии. В 1929 г. Гитлеру было всего сорок, Геббельсу тридцать два, Герингу тридцать шесть, Гессу тридцать пять, Грегору Штрассеру тридцать семь. Они продолжали играть ключевую роль, особенно в руководстве и вдохновлении молодежи.

Например, Геббельс заработал самое большое уважение среди всех в качестве регионального лидера Берлина, где его пламенные речи, непрекращающаяся активность, скандальные провокации против оппонентов нацистов и просчитанные и отрежиссированные уличные бои и драки в залах собраний, которые устраивались с целью привлечь внимание прессы, позволили партии завоевать массу новых адептов. Большую известность получили агрессивные и крайне клеветнические кампании берлинской партии против таких фигур, как помощник начальника полиции Берлина Бернхард Вайс, к еврейскому происхождению которого Геббельс привлекал внимание, называя того «Исидором» — выдуманное имя, широко использовавшееся антисемитами для обозначения евреев и — забавная деталь — заимствованное в данном случае из коммунистической прессы[499]. Жестокость и экстремизм Геббельса привели к одиннадцатимесячному запрету нацистской партии в Берлине со стороны социал-демократических властей города в 1927–28 гг. Но они также подарили ему преданность и восхищение молодых активистов, таких как 19-летний Хорст Вессель, сын пастора, бросивший юридический факультет университета ради мира военизированных группировок, в тот момент ради коричневых рубашек. «То, что показал этот человек своим ораторским даром и талантом организатора, — писал он о „нашем Геббельсе“ в 1929 г., — уникально… CA дадут разорвать себя на куски ради него»[500].