Наше преступление - Иван Родионов

Несомненно, что тут уже со стороны подсудимых был в наличности умысел учинить над Кирильевым кровавую расправу, и эту расправу они учинили над ним на большой дороге, в виду усадьбы Хлябино.

Защита на судебном следствии делала попытки доказать, что Кирильев умер не от побоев, причиненных камнями, а от других причин. Эти попытки так и остались попытками, не более. Г. эксперт здесь перед вами совершенно определенно засвидетельствовал, что у Кирильева, вопреки предположениям защиты, никаких поражений и перерождений внутренних органов от действия алкоголя не оказалось, умер Кирильев от воспаления мягкой мозговой оболочки, причиненного пятью трещинами на черепе. По определению нашего законодательства, побои, которые подвергают жизнь потерпевшего опасности, признаются тяжкими. Раз Кирильев умер от побоев, то не подлежит никакому сомнению, что их надо отнести к разряду тяжких.

Из-за чего же у этих лиц возникла злоба к Кирильеву, стоившая ему жизни? Этот вопрос с достаточной ясностью освещен судебным следствием. Дело началось с того, что приблизительно за полгода до своей смерти Кирильев отобрал у отца одного из подсудимых, именно Степанова, свою землю, которую тот держал в аренде. За это вся семья Степановых открыто бранила покойного Кирильева, а подсудимый Александр Степанов неоднократно грозился Кирильеву отомстить. Конечно, это только начало злобы, предлог к злобе, основной же мотив ее лежит гораздо глубже. Он лежит в разнице семейной и хозяйственной обстановки, в разнице нравственных качеств между потерпевшим Кирильевым и тремя подсудимыми. Разберемся, кто такой был Кирильев сам по себе.

Кирильев, несмотря на свой молодой возраст (он умер 26 лет), уже восемь лет был самостоятельным хозяином, человеком, который трудами рук своих кормил и поднимал на ноги целую семью, состоявшую из матери, двух младших братьев и двух сестер. От отца, умершего рано, ему осталось хозяйство, и вот 18-летний парень, приняв хозяйство и взвалив на свои плечи обузу, состоявшую из пяти человек кроме его самого, нисколько не потерялся. Он и вел хозяйство отца, и продолжал его торговлю. Ни его хозяйство, ни торговля не падали от того, что перешли в руки молодого человека, и Кирильев, по выражению одного из свидетелей, был человек даже с деньжонками. Приблизительно за полгода до смерти он женился, прекрасно жил с женой, характера был миролюбивого и не пьяница. Вот образ потерпевшего.

Наоборот, все подсудимые – юноши, еще не достигшие гражданского совершеннолетия, все зависимые от своих родителей, т.е. не хозяева, но уже юноши, зараженные распространенным российским пороком, именно наклонностью к разгулу, к выпивке.

Какое отношение, какие чувства должны были питать эти юноши к своему знакомому, к Ивану Кирильеву? Они – во всем зависимы от старших, не имеющие права распоряжения имуществом, потому что имущество не принадлежит им, а Кирильев, почти сверстник их, сам старшой, сам хозяин, значит, сам распоряжается и своим имуществом, и своими деньгами. Они – еще несовершеннолетние, но уже гуляки, он – человек женатый, скромный, работящий. Понятно, отношение таких господ должно быть завистливым, ревнивым. Он был для них, как бельмо на глазу, живым укором.

Господа, может быть, у вас возникнет такого рода сомнение: зависть завистью, но до преступления еще далеко. У подсудимого Степанова было еще основание мстить Кирильеву, потому что Кирильев отобрал у его отца свою землю, но как же из-за мелкой зависти могли так возненавидеть Кирильева Лобов и Горшков, что решились на смертельные побои?.. Господа, и особенно вы, присяжные заседатели из крестьян, вам хорошо известно, что такое современная деревенская молодежь, а раз вы ее знаете, а вы не можете ее не знать, потому что она ваша, кость от костей ваших и плоть от плоти вашей, то и ответ вам готов. Скажите вы, пожилые люди, похожа ли теперешняя молодежь на вас, дети ваши такие ли, какими были вы 20-30 лет назад? Нет, они не таковы теперь. В ваше время была крепка вера в Бога, крепка семья, незыблем родительский авторитет, тогда боялись и почитали властей. То ли теперь? К сожалению, совсем не то. Мальчишки поднимают руку на собственных отцов. Наша уголовная хроника изобилует примерами кровавых расправ сыновей с родными отцами. Теперешние деревенские юноши и подростки не посещают церквей, родительского авторитета не признают, прежний страх перед властями пропал. Деревня одичала и озверела, и всего больше одичала и озверела молодежь. Особенно в последние два года после смуты, когда хулиганские разбойничьи нравы стали считаться в среде молодежи каким-то молодечеством, достойным подражания.

Как теперешняя молодежь проводит время? Где прежние веселые игры, забавы, хороводы? Нет их. Все это исчезло из обихода деревни вместе с добрыми нравами. Молодежь походя сквернословит, пьянствует, развратничает, дерется, горлопанит неприличные частушки. Тут нет мирного, здорового веселья, тут одно сплошное дикое озорство. Вот из такой-то нездоровой среды вышли подсудимые.

Александр Степанов решил отомстить Кирильеву за отобранную землю. Лобов и Горшков – приятели Степанова, друзья его. Степанов угостил их водкой. Кирильев всегда неприятен им, как человек другого пошиба, а тут Степанов за бутылкой водки стал просить посчитаться с недругом. Что стоит таким господам оказать услугу другу, когда он уже угостил и в будущем не раз угостит их водкой?

Ведь кровь человеческая, жизнь человеческая при нынешних нравах так подешевела, что расценивается ниже стоимости бутылки водки. Вот вам, господа, вся несложная подкладка настоящего преступления, несложная, но заставляющая серьезно над нею задуматься.

Перейдем к фактической стороне преступления; исследуем, как оно произошло. В день убийства перед вечером в городе у кабака собралось шестеро парней: трое подсудимых, два свидетеля и Кирильев. Тут они вместе пили, и во время попойки подсудимые стали придираться к Кирильеву и укорять его за отобранную им у подсудимого Степанова землю, грозились рассчитаться с ним и подносили ему к лицу кулаки. Потом трое подсудимых и два свидетеля сели на телеги и поехали домой, а Кирильев остался. Несомненно остался он потому, что хотел избежать обещанной расправы со стороны подсудимых. Но вот, когда подсудимые и свидетели проехали уже полторы версты от города, на дороге их догоняет пеший Кирильев. Несомненно также, что Кирильев не догнал бы конных подсудимых, если б у них не было заранее обдуманного намерения учинить над ним жестокое насилие. Очевидно, что они нарочно останавливались по дороге и поджидали его.

Лишь только Кирильев поравнялся с передней телегой, на которой ехали подсудимые, как те напали на него и стали бить камнями и топором. Кирильев упал. Подсудимые продолжали наносить ему удары и наносили до тех пор, пока он не лишился сознания; тогда только, оставив его окровавленного среди поля, они уехали домой, но проехав какие-нибудь полверсты, в селе Хлябине они останавливались для того, чтобы пить водку.

Теперь, господа, два слова о пяти свидетелях защиты, прошедших перед вами, чтобы потом больше и не вспоминать о них.

Очевидная цель их показаний сводилась к тому, чтобы оправдать одного из подсудимых, Горшкова. Вы видели этих свидетелей, господа, слышали их показания и, я надеюсь, по достоинству оценили их, поэтому я и не буду высказывать свое мнение о достоверности их свидетельства. Оно и без того ясно.

IX

оварищ прокурора на секунду передохнул и, взглянув в свои записи, быстрее и увлеченнее продолжал свою речь. Привитая воспитанием деревянная неподвижность его мало-помалу уступила место живым движениям и жестам. Щеки его согрелись легким румянцем, бледно-серые глаза потемнели и заискрились. По мнению дам – в эти минуты он, стройный, худощавый и воодушевленный, был положительно хорош собой.

– Господа присяжные заседатели, наша родина залита кровью, и заливают ее не неприятельские армии. Слава Богу, мы ни с каким иностранным государством не воюем, и никакие иноземные воины не вторглись в пределы нашего отечества. Вот уже не первый год как кровь проливается у нас братскими руками.

Сперва свирепствовала революция с ее бунтами, убийствами и другими мерзостями… и в наследие оставила нам распущенные дикие нравы и какую-то эпидемию убийств. Точно все помешались и принялись истреблять друг друга. В крестьянской среде, особенно между молодежью, убийства стали обычным явлением. Среди них это даже не считается преступлением, а перешло в обычное времяпровождение.

В ссорах по ничтожнейшим поводам, чаще всего в нетрезвом виде, за малейшую обиду, а иногда и без всякой обиды, человек своему ближнему, брату, свату, отцу, приятелю отвечает ударами топора, камня, палки. Заметьте, что теперь в драках уже не довольствуются, как прежде, кулаками, а пускают в ход непременно такие орудия, которыми или убивают насмерть или оставляют калекой на всю жизнь. Это уже зверство, это уже жестокость, которой и подходящего имени не подыщешь. И из года в год убийства эти не уменьшаются, а все возрастают в количестве. Господа, это похуже войны. На войне люди гибнут во имя интересов родины. Такая смерть героическая, смерть почетная. Там жизнь, как искупительная жертва, приносится на алтарь отечества во имя долга и любви к родине и такая смерть имеет свой высокооблагораживающий смысл. Какой же смысл вот в этой внутренней братоубийственной войне? Тут каждый человек – враг другому человеку, человеку своего племени, своей веры. Тут уж поднимается брат на брата, сын на отца, отец на сына. Такой внутренней войне, войне бессмысленной и позорной, порождаемой полным падением, полной распущенностью нравов, не предвидится конца, если само общество не положит ей предела, и такая война ведет к одичанию, к анархии, то есть к полному распадению государства, когда уже не будет существовать ни властей, ни суда, а следовательно, и порядка, потому что некому будет охранять и поддерживать порядок. Тогда восторжествуют лихие люди, потерявшие стыд и совесть. Тогда всякий из них будет волен убивать, грабить, бесчестить другого, и взыскивать с него за это уже будет некому. Так вот, чтобы не допустить общество до такого самоистребления, государство в лице своих властей, войска и суда борется с преступными людьми. Вы, господа совестные судьи, есть могучее орудие борьбы с преступностью, вы призваны сюда решать судьбу подсудимых, вам вверена законом колоссальная власть «вязать и разрешать».