Наше преступление - Иван Родионов

– Да все... – сознался Рыжов, но тотчас же спохватился. – Они ему подносили, а ён им... не разберешь... Все выпивши...

– А как они ругались?

Рыжов молчал.

– Скверно ругались? Нельзя повторить? Ну, скажите примерно.

– Не помню.

– Но ругались?

– Ругались... а ничего такого...

– А про отобранную землю не вспоминали? – опять быстро переспросил обвинитель.

– Всего было...

– Значит, вспоминали. Что же именно?

– Не помню.

– Так-таки ни слова не помните?

– Ни к чему мне – забыл...

– А все-таки Степанов упрекал Кирильева за отобранную землю?

– Да... было немного...

– И грозил отомстить?

– Нет, не грозил.

Товарищ прокурора сел.

– Скажите, пожалуйста, свидетель, когда подсудимые, по вашим показаниям, убивали Кирильева, вы в это время где находились? – спросил адвокат.

– Я... я ехал сзади в телеге... с Ларионовым.

– И далеко сзади?

– Да далеко... но не очинно штобы...

– Ну как не очинно, шагов 10, 20, 50 или более?

– Да шагов... пятьдесят...

– Темно было?

– Темно, но не очинно... все было видно...

– Значит, на ваших глазах убивали вашего приятеля? Так ведь?

– Да, так... – переступив с ноги на ногу, нерешительно подтвердил Рыжов.

– И что же вы делали, когда его убивали?

– Да што ж я?.. я ничего... я сказал, што так, братцы, нельзя...

– Отчего же вы не помогли Кирильеву отбиться?

– Забоялся... и меня прикончили бы...

– Скажите, свидетель, вам лет под тридцать? Еще нет 30? – оглядывая Рыжова с головы до ног, спросил адвокат.

– Да, около того.

– Вы, кажется, работаете на заводе?

– Да, на заводе... в Товариществе...

– Что ж вы там делаете?

– А гнилу подаю наверх, в мастерскую.

– На тачках возите?

– Да, на тачках, – поспешно ответил Рыжов, видимо, обрадованный, что допрос перешел на неопасную и более знакомую тему.

– И тяжелые тачки?

– Да, ничего себе... очинно даже тяжелые.

– Ну, как примерно? – с улыбкой, совсем по–дружески спросил адвокат.

– Да всяко бывает... Иной раз как навалят пудов пятнадцать, так и повезешь, не откажешься. Так наломаешься за день, што к вечеру рук не повернуть, болят. – При этом Рыжов схватился даже за плечевые мускулы.

– А силён был Кирильев? – вдруг круто перевернул допрос адвокат.

Рыжов даже головой замотал.

– Да в округе-то супротив его никто бы не устоял. Ежели так на совесть да тверезый, так ён и пятерых одной рукой размахал бы...

– Размахал бы?! Значит, очень силен, сильнее, например, вас или Александра Степанова?

– Ку-уды? Много сильнее. Што мы? Мы перед им ровно дети малые.

И Рыжов, забыв прежнюю осторожность, хотел было распространиться о том, что Ивана даже пьяного ни за что не одолеть бы парням, если бы его сразу не оглушили камнем по затылку.

– Адвокат угадал мысль Рыжова и, не дав ему и рта раскрыть, быстро и неожиданно свернул в сторону.

– Вы были на войне в Манчжурии?

– Был. В 1-м саперном батальоне служил, – охотно ответил Рыжов.

– И там таким же храбрецом себя вели, как во время убийства Кирильева?

Рыжов сконфуженно ухмыльнулся и растопырил руки. Наступило молчание. Добродушно улыбался адвокат, сдержанно, весело смеялась публика и присяжные, и даже на лицах судей мелькнули усмешки. Адвокат заинтересовывал, располагал к себе весь зал.

– Скажите, дорога, на которой избили Кирильева, шоссейная?

– Нет, не саша, а значит, как Товариществу неспособно было весною али по осени, когда грязь, гнилу на завод возить, так они, значит, за свой счет проложивши...

– Значит, каменная?

– Каменная, каменная.

– Хорошо. Еще один вопрос, свидетель. После того, как произошла драка, вы оставили Кирильева одного лежать на дороге, а сами поехали домой. Так ведь?

– Да, домой поехали...

– Вы были пьяны?

– Да... выпивши малость... – замялся Рыжов.

– А может, и очень выпивши?

– Да... не очень, штобы так...

– В Хлябине вы останавливались?

– Да, были остановивши... – не сразу испуганно проговорил Рыжов, уже догадываясь, к чему ведет адвокат.

– Что вы там делали?

Рыжов замялся, даже вспотел и не поднимал глаз.

– Не припомните?

Прождав несколько долгих секунд и не получив ответа, адвокат начал говорить медленно, раздельно и тихо, но так, что слышно было во всех углах зала, и таким тоном, каким учителя подсказывают растерявшимся ученикам плохо выученный ими урок.

– Конечно, прошло уже более полугода, и такие пустяки вы могли забыть, – добродушно-насмешливо говорил он. – Так и быть, я вам помогу. Не припомните ли, не просили ли вы там у одной хозяйки чайную чашку?

– Просил... – не сразу, упавшим голосом ответил весь пунцовый Рыжов, переступая с ноги на ногу и опуская руки.

Адвокат прищурил глаза и уставился ими на Рыжова, как кот, готовый к прыжку.

– Просили? и вы ее получили или не получили, чашку-то?

– Получили...

– Для чего она вам понадобилась? – вдруг открывая смеющиеся глаза и взглянув прямо в сконфуженное лицо свидетеля, спросил адвокат.

Рыжов молчал, глуповато, растерянно улыбаясь, и опять пошевелил растопыренными пальцами опущенных рук.

– Видимо, мне опять придется вам помочь, – и адвокат вздохнул. – Вы пили из этой чашки водку?

Рыжов опять переступил с ноги на ногу и, не поднимая головы, чуть слышно ответил:

– Пили.

Зал огласился дружным, веселым смехом. Адвокат прошел к своему месту и сел.

– Скажите, свидетель Рыжов, – спросил товарищ прокурора, – в Хлябине в тот вечер вы один пили водку из чайной чашки или и другие пили с вами вместе?

– Все пили...

– Кто же именно?

– Да вот Александра Степанов, Алексей Лобов, Горшков Степан...

– Когда подсудимые избивали Кирильева, то куда он упал: на самую дорогу или сбоку дороги, на землю? Не помните?

– Нет, он свалился далеко от дороги, прямо на землю... под гору...

– Скажите, свидетель, вы хорошо знали потерпевшего Кирильева?

– А как же?! Хорошо... выросли вместе.

– Какого поведения он был?

– Ничего... Хорошего... Ничего худого про его сказать нельзя.

– Хорошо жил с женой?

– Лучше и не надо... так жил.

– Кто у него в семье был хозяин?

– Да ён сам и был хозяин. Мать-то евоная ни до чего не касалась. Как помёр Тимофей, отец-то... Иван-то Тимофеев парнем остался и полных осьмнадцати годов не было, а стал на хозяйство, хорошо вел.

– Хорошо?

– Чего же лучше?! Хрестьянство не бросал, завсегда своего хлеба на цельный год хватало и в дорогу ездил с мура вой и с мелочью. У его время даром не пропадало... завсегда деньжонки водились... добычливый был.

– Семья у него большая?

– Да сколько? Мать, да сестру Дуньку выдал замуж, да одна сестра махонькая осталась, да два брата, да вот жона осталась с робенком... другой-то помёр... уж без его родивши...

Вызванный после Рыжова Ларионов не дал решительно никаких показаний. Он держал себя так же, как и у следователя, притворился совсем глухим, вид имел глуповатый и на все предлагаемые ему вопросы или отмалчивался, делая вид, что не расслышал, или заявлял, что в вечер убийства Кирильева был так пьян, что спал в телеге всю дорогу и ничего не видел и не слышал.

V

оследним из свидетелей обвинения предстал перед судом Иван Демин. Склонив голову к плечу, он в сопровождении пристава шагал по залу уверенно и смело на своих коротких, уродливых ногах и остановился перед судейским столом с улыбающимся лицом. Весьма возможно, что улыбка, никогда не сходившая с его лица, обусловливалась особенным строением его рта: верхняя губа у него была коротка и никогда не закрывала длинных, кривых передних зубов. Ни тени смущения перед судьями он не чувствовал. Появление перед судом такой независимой и смешной фигуры вызвало в зале оживление.

– Что вы знаете, свидетель, по этому делу? – спросил председательствующий.

Демин слегка откашлялся и начал своим приятным высоким тенором:

– Вот когда дело это вышло, я проходил по дороге...

– Какое дело? – переспросил председательствующий.

– А убийство Ивана Тимофеева.

– Так. Вы откуда же и куда шли? – рассматривая прищуренными глазами свои ногти, спросил он.

– А из города домой.

– Так, продолжайте...

Демин толково и последовательно, шаг за шагом рассказал о своей встрече с убийцами на Хлябинской горе, об их погоне за ним и угрозах, об его клятвах, на которые его вынудили под страхом смерти.

Весь зал – и судьи, и присяжные, и публика, притихнув, с большим интересом и доверием слушали этого свидетеля.

Адвокат краснел и хмурился, вертя карандаш в руке.

Демин, рассказав до того места, когда его поймали на горе парни и схватили за шиворот, запнулся.

– Кто же это были? – спросил председательствующий.