i 77717a20ea2cf885 - Admin

  Геля, словно очнувшись, с удивлением проводит руками по своей аккуратной головке, и её улыбка, увядшая было, снова расцветает.

  - Хорошо, - тихо говорит она.

  - Вот и славно, - отвечаю. - А вы, сэр Майкл, не смотрите на меня с таким упрёком; да, я вас прерываю, но мне кажется, или на сегодня хватит с неё ваших расспросов? Может, ей лучше прилечь?

  - Вы правы, - спохватывается он. - Однако где же вы её разместите?

  - Можно наверху, - предлагает Ян. - Там им с Ванессой будет удобнее вдвоём.

  Это они меня без моего согласия в сиделки определили, что ли? Не буду я жить в Васиной комнате. Чтобы над каждой его вещью рыдать?

  - Нет, - говорю решительно. - Вы, мужчины, сегодня здесь, завтра там, а она неизвестно когда на ноги встанет; вы хоть подумали, как я её по лестнице вверх-вниз таскать буду? Как вы себе это представляете? Ей же не век в постели лежать, нужно будет и расхаживаться, и на солнышко выходить почаще. Лучше в мою комнату. И даже не спорьте.

  Да и ванна здесь ближе, думаю. Ни у кого и мысли не возникло, что, вообще-то, не помешает и помыть ребёнка... девушку после недельного постельного режима. Мужчины, что с них взять.

  Сэр Майкл одобрительно кивает и под моим руководством устраивает Гелю в светёлке, на кровати. Она неожиданно поворачивается на бок, сворачивается калачиком, в точности, как мои девчонки, сейчас ещё сложенные ладони под щёку подсунет. Так и есть, подсовывает. Засыпает она мгновенно.

  - А вы? - беспокоится сэр. - Где же вы будете спать?

  - Не проблема. Тут, - киваю на укладку. - Брошу перину, и таких, как я, здесь две поместится, не беспокойтесь.

  Он увлекает меня на кухню, где можно говорить в полный голос.

  - Простите, что взваливаю на вас такую заботу, дорогая, - говорит он озабоченно, - но, думаю, первое время нашей новой подопечной лучше побыть под вашим присмотром, ведь теперь нет необходимости в вашем отъезде. Очень скоро мы постараемся для неё что-нибудь придумать...

  Он продолжает, но я не слушаю.

  "...ведь теперь нет необходимости в вашем отъезде..."

  И вы, сэр Майкл, туда же. Всё-таки, и вы...

  - Иоанна, - окликает он с беспокойством. - Вы меня слышите? С вами всё в порядке?

  - Да, - отвечаю. - Да, сэр Майкл. Я вас слышу. - У меня прорывается небольшой истерический смешок. - Конечно, всё в порядке. Не считая того, что утром уехал Васюта, днём у меня на руках умерла Гала, вечером появилась совершенно неадекватная девочка, а завтра вы с воеводой на пару, чего доброго, запрёте меня здесь, в своей комнате, чтобы я не сбежала. А в остальном всё в порядке, дорогой сэр. Можете не волноваться.

  - Я вас не совсем понимаю, - он проверяет мой лоб. - Вы здоровы? Почему вас нужно запирать?

  - Потому что я не отдаю Васюте свой Сороковник, - поясняю я терпеливо. - Уведомляю вас об этом официально, сэр. Он остаётся при мне.

  Я хочу окончательно убедиться в его намерениях.

  Взгляд его из сочувствующего становится строгим:

   - Это недопустимо, дорогая. Так рисковать собой? Подумайте, ведь вы можете быть... Иоанна?

  У меня кружится голова, мне нехорошо. Он заставляет меня присесть и предлагает воды, на которую я смотрю с отвращением: меня явно подташнивает. От него перехлёстывает ко мне тёплая аура: похоже, он сканирует, чтобы выяснить причину недомогания.

  - Слишком много на вас обрушилось, дорогая. Вы переутомлены, поэтому отложим наш разговор на завтра. Уже вечер, прилягте, отдохните. Мне остаться, побыть с вами?

  Таким тоном я спрашивала девочек, укладывая спать: вам оставить свет, малышки?

  - Я справлюсь, - заверяю и даже улыбаюсь. Искренне, между прочим, ведь, в сущности, его отношение ко мне остаётся прежним, трогательно-заботливым, и наши мелкие трения - от его излишнего чувства ответственности. Подумать только: он не может позволить мне рисковать! Это умиляет. Уезжает он успокоенный, а мне того и надо.

  Мага исчез ещё раньше.

  Ян перетаскивает в мою комнату перину, одеяло и пару подушек. Очень даже у меня неплохое лежбище получается на укладке. Советует:

  - Может, отдохнёшь? На тебе ж лица нет...

  Качаю головой. Боюсь, что, как вчера, не усну от усталости.

  - Тогда поешь.

  От одной мысли о еде меня снова тошнит.

  - Нет, Ян, не хочется. Лучше подумаем, чем нашу спящую красавицу кормить?

  Он с недоумением смотрит на Гелю. А что, мол, не так? Чем она от нас отличается? Приходится пояснить:

   - Она же, считай, семь суток ничего не ела. Желудок от еды отвык, его постепенно запускать надо, а то загубим девочку.

  - Так бульон нужен, всех больных и раненых им отпаивают. В леднике пара кур, пойду, принесу.

  - Умница. А молоко осталось?

  - Есть, но тронулось уже.

  - Вот и хорошо. Поставлю в тёплое место, пусть на простоквашу скисается. Ей это тоже будет полезно.

  Будем отпаивать нашу больную жиденьким, по крайней мере - первый день, а там начнём твёрдую пищу добавлять малыми порциями. Вот только времени до отъезда у меня остаётся мало. Что же нам дальше с ней делать? Не бросать же!

  - Вот что, Ваня, - говорит Ян. Он уже притащил кур, отрубает когтистые лапы, кидает Норе. Та с благодарностью тянет угощение под стол. - С ней, с Гелей, надо что-то решать, нам ведь ехать скоро Я так думаю: надо бы её в семью хорошую да большую, чтоб пожила у них, пока в себя придёт.

  - В семью - это правильно, - говорю с облегчением. - Чтобы кто-то, на мать-отца похожий, рядом был, и братья, и сестрички... Чем сильней жизнь вокруг кипит, тем быстрее память включится. Молодец, Ян, ты хорошо придумал. У тебя уже есть кто на примете?

  - К соседям зайду, - говорит он. - У дядьки Петра недавно дочерей замуж выдали, скучают без девок, вот их и попрошу. Хорошие люди, не откажут.

  - Постой, - спохватываюсь. - А что ты ещё сказал? Насчёт того, чтобы НАМ ехать?

  Он смотрит на меня, как на чумовую.

  - Ну, так, - говорит. - От меня ж Васюта мокрого места не оставит, когда узнает, что ты уехала. Ладно, бить-то не будет, но как я ему в глаза посмотрю? Врать, что не устерёг? Да я тебя и сам одну не отпущу, не надейся. Я ж не Наставник, мне с тобой можно ехать.

  - Ян, - говорю, и чувствую, как на лице расползается глупейшая улыбка. - Я-ан! Это же опасно!

  Он с грохотом ставит на стол кастрюлю. Берёт курицу и несколькими быстрыми ударами тесака отсекает лапки, крылья, отделяет грудку и спинку, то же самое делает со второй. Кидает птичек в посудину.

  - Ну, опасно. А ты думаешь, чему меня дядька учил? воинскому делу - или крестиком вышивать? Ты не гляди, что я пока мелкий: от твоего ящера уж точно отбился бы. Васюта меня в походы брал, я там многому научился. Как в дороге себя вести, где привалы устраивать, костры разводить... Ты, поди, сама-то этого не умеешь?

  Всё моё знакомство с живой природой ограничивается несколькими туристическими вылазками, и я невольно признаю доводы Яна. Но всё же колеблюсь. И в то же время восхищаюсь им. Зря он себя называет мелким: поступки у него мужские.

  - Орлик мой в казарменной конюшне стоит, - продолжает он. - Надо будет и тебе коня справить, ведь если Лютика начать снаряжать - сэр обо всём догадается да в самом деле запрёт тебя. Такой он, - неожиданно с теплом в голосе добавляет Ян. - Ты уж не серчай.

  - Да с чего ты взял? - говорю. - Он так устроен, что по-другому не может. Но ведь и мы не можем, правда?

  И больше не отговариваю его от задумки. Даже если заставлю дома сидеть - согласится для виду, а сам втихаря за мной отправится. Я бы, например, так и сделала.

  Часа через три просыпается Геля и мы идём купаться. Горячая вода вызывает у неё изумление и восторг, дитятко лупит ладошками по водной поверхности, забрызгивая и стены, и меня, плещется... Я уже говорила о размерах здешней ванны? Она под Васютины габариты заточена, что хорошая джакузи; и я замечаю, между прочим, что в воде наша девочка постепенно оживает. И движения стали энергичнее, и щёки разгорелись, и глаза засияли. Я мою ей голову, она, наклонившись, окунает лицо в воду и пускает пузыри... сознательно, между прочим, балуясь. А вот это уже хорошо! Если считать, что уровень интеллекта у неё недавно был, как у трёхлетнего младенца, то сейчас она стремительно набрала в развитии год, не меньше.

  И то хлеб, как говорится.

  Я заворачиваю её в большую простыню. Донести? Яна позвать помочь? Но, к моему удивлению, она на собственных ножках добирается до светёлки, причём осмысленно, узнавая дорогу. Ура. Я начинаю думать, что будет не так-то трудно уговорить Петра с семейством на новую постоялицу.

  Снова укладываю её в постель, сушу волосы. Ещё раньше, как только она проснулась, я влила в неё пару ложек бульона, и сейчас кормлю снова. Приговариваю: так и будем кушать понемногу и почаще, и вырастем большие, сильные и красивые, хотя куда уж ещё красивее... Она смотрит на меня с благодарностью - честное слово - и губы её шевелятся, словно в попытке повторить за мной сказанное. Я замираю в ожидании. Она в затруднении смотрит на меня, как человек, только что упустивший мысль, улыбается виновато.