Страшный суд - Станислав Гагарин

Очистка продолжалась.

В таком деле, как массовые убийства множества рассеянных в пространстве групп, городской погром, учиненный вооруженными до зубов монстрами, разом потерявшими человеческое обличье, не обходится без накладок.

Разбуженные среди ночи люди практически не сопротивлялись. Были, разумеется, были попытки защитить себя и близких, но сводилась эта защита к стремлению закрыть жену, детей, мать собственным, таким ненадежным и беспомощным телом.

…На улице Приморской, в двадцать девятой квартире тринадцатого дома пожилая женщина, загнанная болотными волками на кухню, изловчилась ударить оплошавшего длинным, предназначенным для разделки мяса ножом.

На бульваре Петра Великого отчаявшаяся молодая депутатка, над которой волки решили перед смертью надругаться, ухитрилась разорвать зубами сонную артерию так и не вкусившему сомнительного удовольствия насильнику-чухонцу.

На девятом этаже тридцатого дома улицы Сентябрьской известная острыми статьями журналистка городской газеты заманила на балкон одного из явившихся убивать ее легионеров и, обхватив его в смертной схватке, выбросилась с балкона с ним вместе.

Это были отчаянные попытки дать лесным варварам отпор, но они были, были… Конечно, такие случаи вызывали обостренную ярость, и тут же следовала повальная стрельба во всех и во всякого, только тем и движение ведь замедлялось, график трещал и пуритизация не подошла еще по численности убитых и к середине.

Постепенно Нарва узнавала о кровавой экзекуции.

Кто-то успел позвонить по телефону коллеге, но пал под пулями, оборвав разговор, но тут же насторожив абонента. Кто-то сумел вырваться и в смертельном ужасе помчался в восточную часть города, распространяя вокруг флюиды чудовищного смятения и страха.

Кто-то случайно избежал горестной участи и теперь торопился оберечь товарищей и соратников, передавая весть о развернувшейся в городе бойне по цепочке.

Но пока кровь невинных нарвитян, захотевших свободно, как и другие, жить на родной земле, не пожелавших быть людьми второго сорта, находиться в рабском услужении у оборзевших от ничем не обоснованного самодовольства невежественных и псевдокультурных талинских хуторян, эта праведная кровь слишком терпеливого, увы, народа продолжала безнаказанно проливаться.

Искали Владимира Анастасовича Чуйкина, председателя Нарвского городского совета.

В квартире его не обнаружили. Семьи, чтобы расправиться с нею в отместку, не было тоже.

По счастливой случайности городской голова был в гостях в соседнем Иван-городе, стоявшем уже на формальной российской земле, относящейся к Ленинградской области.

Чаеванье и разговоры за ним затянулись за полночь, и когда Владимир Анастасович с женою, попрощавшись с друзьями, подъехали к мосту через реку Нарова, за которым начиналась Нарва, он увидел вереницу припозднившихся автомашин, не сумевших перебраться в суверенное — ах-ах! — государство.

— В чем дело? — спросил председатель у начальника русского поста, расположенного на правой, иван-городской, стороне реки Нарова. Российские милиционеры хорошо знали в лицо соседа Чуйкина. — Почему не пропускают машины?

— Ума не приложу, Владимир Анастасович, — пожал плечами рослый сорокалетний капитан, работавший прежде, до суверенизации, в Нарве участковым, потому его и знал лично председатель, а в связи с эпидемией хуторского национализма перебравшийся за реку, от шовинистического греха подальше.

Где ж ему предвидеть, что довольно скоро придется охранять и защищать российскую землю от непомерного и наглого, моськиного взбрыка.

— Час тому назад перекрыли движение, — продолжал Николай Александрович Сапрыкин. — Ребята засомневались… Вот и вызвали меня.

— Пойду через мост, — промолвил председатель и, обойдя капитана, вознамерился идти вперед.

— Постойте, Владимир Анастасович, — тронул Чуйкина за рукав Сапрыкин. — Сначала я проверю… Там мой приятель сегодня дежурит.

Доверчивый капитан и в страшном сне не смог бы предположить, что его коллега, нарвитянин Осмоловский, вот уже около часа тому назад умер от предательского удара ножом в сердце.

Мертвы были и товарищи Осмоловского, русские парни из нарвской милиции, застигнутые врасплох террористами из секретной службы талинского режима, а пост их держали теперь «болотные волки».

Но капитану не было об этом известно. Потому Сапрыкин решительно ступил на мост. Сделай он это несколькими минутами раньше, его расстреляли бы прежде, нежели добрался бы Николай Александрович до нарвской стороны. Но Бог хранил русского офицера милиции. Как раз в этот момент донеслись из Нарвы приглушенные расстоянием автоматные очереди и разрывы гранат: завязался бой у городской ментовки, о котором Папа Стив рассказывал уже.

— Назад! — крикнул председатель. — По всем постам — боевая тревога!

Конечно, прав у него командовать на русском берегу не было, но пока еще оценит обстановку его иван-городский коллега… Капитан Сапрыкин решительно приказал: «В ружье!», а председатель принялся звонить в полевой штаб Союза офицеров России, который в ожидании подобного ЧП еще со времен опроса был сформирован в районе Кингисеппа.

— Курат! — выругался плечистый малый, неделю назад выпущенный талинским режимом из тюрьмы уголовник, подобными типами были усилены лесные гвардейцы. — Где золото прячешь, сука?!

Загнанная в угол гостиной женщина кивнула на нижний ящик платяного шкафа.

Закинув за спину мешавший ему автомат, разбойник бросился к ящику, выдвинул его сильным рывком и принялся выбрасывать аккуратно сложенные вещи, пытаясь добраться до хранилища желтого металла.

Но смертный час его уже наступил.

Русская Тимоклея подхватила с подставки чугунную гантелину весом в двенадцать фунтов — сколько раз ворчала зятю, чтобы держал их в прихожей! — и что есть силы обрушила на затылок склонившегося над ящиком бандита, искавшего золото, которого никогда не было в этом доме.

И тут же рухнула под пулями вбежавшего на помощь волка.

Резня еще продолжалась некое время. У Одинокого Моряка не хватает слов, чтобы описать те чудовищные по жестокости сцены, которые разыгрались в древнем городе русских, вероломно преданных ставропольским монстром.

И никакого сгущения красок!

Жители псковских, новгородских и ленинградских земель хорошо помнят зверства эстонских карателей, служивших Адольфу Гитлеру так рьяно, что вовсе не добренькие немцы вынуждены были останавливать и даже наказывать озверевшую чухну.

Откуда подобная злоба? Почему ее нет у латышей и эстонцев в отношении остзейских баронов-немцев, державших у входов в замки постоянные виселицы, на которых вздергивали для устрашения остальных местных хуторян!? Что, кроме добра, видела от русских лесная малокультурная и попросту дикая белоглазая чудь? Не ее ли защищали от псов-рыцарей и Ярослав Мудрый, и потомок его Александр Невский? А земли, которыми наделяла Россия скученных на родине эстонцев в Уральском крае, в Сибири, на Дальнем Востоке, где и по наше время благоденствует в заливе Петра Великого эстонский совхоз «Новая Лифляндия»?!

Нельзя столь малому народу так крупно и по большому счету безнаказанно грешить. По этому счету и платить придется! И не только чуди белоглазой, предавшей древнюю дружбу и естественное добрососедство, но и подобных им латышей и литовцев, вообразивших себя румынами бывших коммунистов из Кишинева, борцов за Армению от моря до моря, казанских экстремистов, гетьманов, мечтающих о мазепиной славе, псевдодипломатов, забывших о судьбе царя Ираклия и про статьи Георгиевского трактата.

А с Нарвой подобное уже случалось… Передо мною свидетельство Г. И. Гроссена. Этот белогвардейский офицер остзейского закваса, которого трудно обвинить в симпатиях к русскому народу, служил в армии Юденича и участвовал в походе на Петроград.

В статье «Агония северо-западной армии», помещенной в пятой книжке за 1924 год журнала «Историк и современник», выходившем в Берлине, прибалт Гроссен рассказывает о том, как, захватив Нарву, белоэстонцы учинили в ней чудовищный и попросту зверский террор против русских людей.

Да-да! Именно против русских, а не большевиков, супротив славян, а вовсе не идеологических противников, заметьте… Русских людей убивали без суда и следствия на улицах, в домах, сбрасывали со стен Нарвской крепости в реку, вешали, топили…

Жуткие изуверства чухонцев потрясли, свидетельствует Г. И. Гроссен, потрясли даже видавших виды белогвардейцев…

А вы, господа дерьмократы, кучкуетесь в мифические мемориалы и вякаете нечто о якобы жестоком имперстве Вождя всех времен и народов! За эти вот факты по какому счету последует расплата?