Вкус яда - Тессония Одетт

Весеннее королевство. Сегодня я надеялся получить от мачехи Астрид частичное признание или какое-то осязаемое доказательство, позволяющее убедить Совет Альфы начать расследование. Но наш разговор ни к чему подобному не привел. Она не дала мне даже малейшего намека на свою причастность к произошедшему. Неужели правительница Весеннего королевства так искусна в обмане? Она отдаленно напоминала жестокого, расчетливого убийцу, только когда угрожала мне относительно наших сделок.

Королева Трис действительно холодна и, возможно, расчетлива. Но виновна ли она в убийстве своего мужа? Заставляла ли она человека выполнять ее приказы, только чтобы наказать девушку, которая изначально была ее предполагаемой жертвой?

А если нет… кто же сделал все это?

Глава XXVI

АСТРИД

Я просыпаюсь оттого, что шершавый язык трется о мое веко. Я открываю глаза и, несколько раз моргнув, понимаю, что Григ взобрался ко мне на лоб. Я поднимаю пушистого рыжего котенка со своего лица и прижимаю его к груди. Проводя ладонью по его мягкой шерсти, я поражаюсь тому, как детально ощущаю ее на своей коже. На самом деле, каждый дюйм моего тела кажется проснувшимся, наполненным энергией, чувствами. Мне стало легче дышать. Я вижу яснее. Одеяла кажутся мне невероятно мягкими. Теплый свет заходящего солнца, проникающий в окна, искрится красотой, которой я никогда раньше не замечала.

Последние два дня так происходит каждый раз, когда я просыпаюсь. Я проваливалась в сон больше, чем могу сосчитать, но, открывая глаза, избавляясь от остатков сна, я чувствую себя лучше, чем когда-либо. Как будто каждый час, который отдаляет последнюю дозу пурпурного малуса, снимает с меня еще один слой удушающего плаща, о котором я и не подозревала. Это пробуждение ничем не отличается. Теперь я чувствую, что впервые за много лет мыслю ясно.

Первые несколько дней после моего эмоционального срыва в коридоре были совсем не такими. Я их вообще почти не помню. Только агонию. Горе. Кошмары. Так много кошмаров. И Торбен. Я помню, как Торбен лежал рядом со мной в своей медвежьей форме, пока я находилась на самом дне. Как он вытирал мой мокрый от пота лоб прохладной салфеткой. Приносил мне воды. Кормил меня. Поправлял подушки. Находил свежие одеяла, которые не пахнут плесенью.

Я перекатываюсь на бок, отчего Григ убегает, и натягиваю одеяло до подбородка. Они пахнут свежим чистым хлопком, что говорит о том, что Торбен либо купил их, либо отыскал в каком-то хорошо сохранившемся сундуке. В любом случае это показывает, как сильно он волновался обо мне, пока я шла на поправку. Не говоря уже о воспоминании, которое внезапно всплыло в моем сознании.

Воспоминание о Торбене.

Воспоминание, которое, как он подтвердил, было настоящим.

Мое сердце делает странное сальто. Это чувство настолько дикое и чуждое, что я боюсь, не случился ли у меня сердечный приступ. Но нет, это просто нормальное ощущение. То ощущение, которое я никогда не смогла бы почувствовать под воздействием моей настойки.

Я перевожу взгляд на дверь спальни, пытаясь уловить любой звук, свидетельствующий о возвращении Торбена с аудиенции с моей мачехой. Все, что я слышу, – это тишина и мурлыканье мамы-кошки, которая свернулась калачиком у изножья кровати. От разочарования у меня сводит живот, в то время как в груди клокочет тревожное предвкушение. Он сказал, что вернется домой сегодня вечером. А значит, он может приехать в любую минуту.

Меня охватывает паника, и я резко присаживаюсь, чтобы оценить состояние комнаты. Я морщусь, глядя на обесцвеченную тряпку, свисающую с края кувшина, тарелку с недоеденными ягодами на тумбочке, белую ночную рубашку на полу, скомканную и испачканную чем-то, ужасно похожим на рвоту. Какой же беспорядок я устроила. Можно только догадываться, как я, должно быть, сейчас выгляжу. Не говоря уже о том, как я пахну.

Этой мысли достаточно, чтобы я вскочила с кровати и помчалась вниз на поиски плиты, способной нагреть воду. Самое время принять ванну.

* * *

Час спустя я могу с уверенностью сказать, что больше не пахну как человек, который почти неделю был прикован к кровати. Я протерла кожу, намочила волосы, сделала все, что могла, с помощью кипяченой воды и умывальника. Я предпочла бы принять ванну в одной из многочисленных пыльных ванн, что есть в поместье, но не знаю, как работает водопровод в домах, которые считаются заброшенными. То же самое касается и электричества. Я не осмеливаюсь прикоснуться ни к одному выключателю на случай, если какое-либо волшебное устройство Фейривэйя предупредит о том, что в поместье Дэвенпорт кто-то забрался. Вместо этого я использую только колодец, угольную плиту на кухне и масляную лампу, оставленную Торбеном.

Теперь я стою голая в своей комнате, позволяя воздуху высушить мою кожу в отсутствие какого-либо полотенца. Я лихорадочно собираю свою разбросанную одежду в попытке найти ночную рубашку, которая не была бы грязной. Кажется, я перебрала все, что упаковал для меня Торбен, но каждая вещь пахнет потом и желчью.

Я отбрасываю в сторону грязную одежду и начинаю копаться в чемодане. Я узнаю большинство из вещей. Здесь мои легкие юбки и блузки, которые я носила в отеле, что говорит о том, что Торбен, должно быть, забрал их из моего номера, перед тем как мы покинули Ирриду. Но в чемодане находится и несколько обновок. Кружевная блузка, шерстяная юбка, клетчатое платье. Одежда, более подходящая для прохладного климата Весеннего королевства, настолько близкая к моему размеру, насколько может быть вещь, купленная без снятия мерок. Наряды выглядят совершенно новыми, что кажется мне по-странному трогательным. Одно дело, когда Торбен купил мне одежду взамен той, что была испорчена во время битвы с огром, но покупать такие прекрасные вещи…

Мое сердце делает еще одно сальто.

Я аккуратно складываю одежду и убираю ее обратно в чемодан. Я уже собираюсь просто завернуться в простыню вместо ночной рубашки, когда что-то, лежащее у изножья кровати, привлекает мое внимание. Я присаживаюсь на корточки возле одной из сломанных ножек каркаса (из-за Торбена, что лежал на кровати в своей медвежьей форме) и достаю что-то, сделанное из розового шелка. Это халат, изнутри подбитый плюшевым бархатом. Я моргаю, гадая, откуда он взялся, и вспоминаю, что надела его в ту ночь, когда пыталась улизнуть на поиски пурпурного малуса. Я едва бросила на это изделие беглый взгляд, прежде чем завернуться в него и прокрасться вниз. Теперь, когда мой разум достаточно чист, у меня хватает здравого смысла признать, насколько роскошен этот халат. Чувство вины сжимает мое сердце из-за того, что я