Вкус яда - Тессония Одетт

же чувствую себя опустошенным, зная, что она совсем одна. Так далеко от меня.

– Если все пойдет по плану, я вернусь домой завтра вечером.

– Со мной все будет в порядке, – уверяет она, но я едва слышу что-либо из-за слова, которое эхом отдается в моей голове.

Дом.

Я назвал это поместье своим домом.

Это и правда мой дом, но я чувствую себя странно, сказав это Астрид, так… как если бы это был и ее дом тоже. Или, возможно, не странно, а вполне естественно. Слишком естественно.

Я отгоняю эту мысль подальше.

– Я оставлю тебе еду и питье. Внизу есть плита, на случай, если тебе понадобится теплая вода для ванны.

Астрид широко улыбается.

– Я не домашнее животное, Торбен, – говорит она с легкой насмешкой в голосе. – Со мной все будет в порядке. Скорее всего, я просплю все то время, пока тебя не будет.

Возможно, Астрид права, но мне не нравится оставлять ее одну. Неважно, учуял я что-то или нет, опасность существует всегда. Ад цветущий, чего бы я только ни отдал, чтобы просто остаться с ней. Чтобы убедиться, что она полностью поправилась. Мне в голову приходит мысль о том, что она вполне может покинуть поместье в поисках пурпурного малуса.

Просто, думая об этом, я переполнен яростью и желанием защитить Астрид.

Но, если это то, чего Астрид хочет, я не могу ее остановить. Мне остается только надеяться, что выведения яда из ее организма будет достаточно, чтобы она не захотела принимать настойку снова.

Кроме того, у меня есть задание, которое я должен выполнить. И в запасе у меня не так много времени. Чуть больше чем через неделю сделка, если она не будет выполнена или отменена, приведет к моей смерти.

– Тогда мне следует подготовиться к отъезду, – говорю я, снимая Мэдлин со своего плеча и укладывая ее на кровать. Я начинаю отворачиваться, когда чувствую, как Астрид хватается за мое запястье. Ее прикосновение, несмотря на слабость, останавливает меня. Я поворачиваюсь к девушке лицом.

– Торбен… – Она приоткрывает рот, но больше ни слова не слетает с ее губ.

Нахмурив брови, я придвигаюсь ближе.

– Что такое?

Ее горло несколько раз вздрагивает, аромат наполняется робостью, которая соответствует тому, что чувствовал я с тех пор, как увидел, что она проснулась.

– Просто я… кое-что вспомнила… прошлой ночью. Но не знаю, было ли это на самом деле.

Я чувствую давление в области груди.

– Что именно ты вспомнила?

Паника вместе с привкусом смущения вторгается в ее аромат. Смотря на потолок, Астрид говорит:

– Я думала про тот момент, когда… мать отвергла меня, а… а мой отец пришел забрать меня с берега озера. Но я вспомнила кое-что, что произошло немного ранее. – Она натягивает одеяло до подбородка и глубже зарывается в подушки.

От слов Астрид мое сердце бешено колотится. Я знаю, о чем она говорит. Я знал это, как только прилег рядом с ней в облике медведя, потому что это пробудило и мои воспоминания.

– Это произошло вскоре после смерти моей матери, – начинаю я, мой голос слегка дрожит. – На самом деле это произошло в тот самый день, когда отец сообщил мне, что мы примем зримые формы и переедем в город Ларклон. Я понимал, что таким образом он хотел обезопасить нас, но все же был расстроен отказом отца когда-либо снова принимать медвежью форму. Мысль о том, что я больше не буду тем медвежонком, которого когда-то любила мама, причиняла мне боль. Так что в приступе злости я убежал от отца. Сначала я подумывал стать отшельником. Решил жить один, заботиться о себе сам. Но пока я в одиночестве бродил по лесам Дьюберри, мой гнев остыл и вскоре сменился печалью. К тому времени, как я добрался до озера, было понятно, что отшельником мне не стать. Я просто горевал. Прощался со своими последними мгновениями в качестве медведя. Я быстро осознал, что не один.

Астрид, наконец, переводит на меня взгляд. Ее широко раскрытые глаза встречаются с моими.

– Сначала я услышал детский плач, – продолжаю я. – А потом – нашел ее. Маленького человекоподобного младенца, одинокого и беспомощного. Как и я. Вот что я в ней увидел. Ребенка, который, как и я, тоже чувствовал себя слабым и уязвимым.

Я с трудом сглатываю. Теперь я знаю, почему всегда видел Астрид такой. Потому что свое первое впечатление она произвела на меня уже давно. Пробудила во мне потребность защищать ее.

Когда мы встретились, она плакала, а значит – произвела на меня плохое впечатление, отразив мои худшие качества. В то время больше всего я не любил в себе то, что был маленьким, слабым и уязвимым. Что мне было больно. Что мне было страшно. Теперь, повзрослев и смирившись с большей частью своего горя, я не считаю эти качества плохими. Понятно, почему магия Астрид напоминает туманное отражение. Мое впечатление о ней сложилось давно и основано на простом восприятии малыша-медвежонка. Той версии меня, которой я больше не являюсь.

– Я прилег рядом с ней, – говорю я голосом, полным эмоций. – Не знаю, кого я пытался утешить – ее или себя. Просто тогда мне это показалось правильным. Вскоре малышка перестала плакать и заснула. Я тоже. Я убежал, только когда услышал человеческие шаги. После этого появившийся мужчина поднял малышку и унес ее подальше от озера.

На глаза Астрид наворачиваются слезы. Одна слезинка скатывается по ее щеке. Мне требуется вся моя сдержанность, чтобы не смахнуть ее большим пальцем. Что-то мягкое касается моей руки, и я понимаю, что Астрид все еще держит меня за запястье. Она рассеянно поглаживает большим пальцем тыльную сторону моей ладони, помогая подавить охватившую меня дрожь. Ее губы дрожат, когда она говорит:

– Это была я.

– Да, – шепчу я, мои собственные глаза щиплет от слез. – Мое последнее воспоминание о том, когда я был медвежонком, принадлежит тебе.

Глава XXV

ТОРБЕН

На следующий день я прибываю во дворец Фейрвезер. Меня сразу же сопровождают в тронный зал для ожидания аудиенции у королевы Трис. Два стражника-фейри, одетые в доспехи из розового золота, подводят меня к пустому трону королевы и приказывают остановиться перед возвышением. Сделав, как мне было велено, я жду.

И жду.

И жду.

Я сохраняю выражение лица настолько равнодушным, насколько могу. Несмотря на то что в зале нет никого, кроме двух охранников, я стараюсь не показывать взволнованности из-за откровенного пренебрежения королевы. Я ожидал чего-то подобного. Как только я осознал, что