Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы - Сергей Анатольевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Верно. Пожалуй, мы немного поспешили. Сначала я хотел обтрясти все абрикосы в садах южнее Халеба... Здесь, на севере, урожай созревает позднее. Вижу, что этот плод еще не дозрел. Теперь надо подождать... Я имею в виду, что надо дождаться аль-Фадиля.
Дядя взялся вести переговоры. В отличие от покойного дяди Ширку, он не пил сладкого вина, зато умел источать его из своих уст. От его витиеватых речей и славословий пьянели любые недруги. Больше двух недель ему удавалось поить миролюбивыми посулами и обещаниями честолюбца Сайф ад-Дина.
- Теперь я вижу, что правду говорят о Сайф ад-Дине: он храбрый наездник, только когда скачет на тюфяке перед столом, и куда крепче сжимает рукой ножку винного кубка с вином, чем рукоятку меча. Мы опасаемся нападать из-за своего малого числа, а он... просто не хочет, - сказал дядя, вернувшись назад.
- Не хочет? - удивленно переспросил Юсуф и воззрился на своего дядю со смутной тревогой в глазах.
Так и не разгадав этой тревоги, дядя через некоторое время сделал предположение:
- Гюмюштекин. Я полагаю, что все дело в этом негодяе. Если не тебе, то самому Сайф ад-Дину придется потом разбираться с ним. А Зенгид наверняка не хуже нас знает о том, что этот турок якшается с ассасинами.
- Что ты предлагаешь, дядя? - спросил Юсуф.
- Еще потянуть время, - ответил тот. - Перед нами двенадцать тысяч всадников и неприступные стены у них за спиной.
На восемнадцатый день дядя вернулся в стан с мрачным видом.
- Больше ждать нельзя, - сказал он, и это означало, что у врагов наступило похмелье. - Гюмуштекин почувствовал нашу слабость. Сегодня он убедит мосульца, и завтра Зенгид двинется на нас. Удара мы не выдержим. Надо отходить к Дамаску... вернее навстречу аль-Фадилю, чтобы скорее соединиться с ним.
- Отходить? - шепотом переспросил Салах ад-Дин.
Он задумался, а потом решительно велел дяде оставить его одного.
Вскоре двое ближайших телохранителей-курдов, которые сидели по сторонам от господина, почти прижавшись спинами к войлочным стенкам шатра, увидели, что повелитель занялся странным делом. Сначала он сидел на тюфяке совершенно неподвижно, а потом подвинул к себе один из малых глиняных светильников, поднял над ним руку и стал очень медленно опускать ее ладонью на язычок огня. Рука замерла, когда острие огненного язычка почти коснулось кожи. И сам повелитель словно весь окаменел, устремив неподвижный взор на свою руку.
Телохранители невольно затаили дыхание. "Господин гадает", - подумали они и увидели, как рука над огнем, дрогнув, стала медленно сжиматься в кулак.
Всем военачальникам был послан приказ немедля собраться в шатре повелителя.
- Мы отходим, - твердо сказал Салах ад-Дин. - Но не к Дамаску. Это будет не отход, а бегство. Треть пути, но не более. Треть пути не повредит. Мы остановимся у Хамы. Там есть холмы. Места очень похожи на те, где мы с покойным эмиром Ширку дали сражение франком и воинам Шавара. Тогда их тоже было вдвое больше, чем нас. Чем чаще факир показывает свой фокус, тем лучше этот фокус удается.
На рассвете войско Салах ад-Дина двинулось на юг. Следом за ним, как и предполагал Юсуф, потянулись мосульцы. От долгих пирушек у них отекли ноги и обвисли животы. Вместо погони получилась медлительная перекочевка сытого стада.
Хотя Салах ад-Дин рассчитывал вновь применить тактику эмира Ширку, но, достигнув холмов Хамы и переведя дух, он передумал и решил показать врагу новый, свой собственный фокус.
Тем временем, жестокие зимние ветры, разгулявшиеся по Синаю, трепали египетское войско аль-Фадиля. Гонцы приносили вести одну лучше другой - "аль-Фадиль придет через три дня", "аль-Фадиль придет через два дня", - но каждая следующая оказывалась бесполезнее и даже вреднее предыдущей, потому что сытый Сайф ад-Дин все равно опережал египтян на целый переход.
- Значит, теперь Аллах желает, чтобы я победил в меньшинстве, - мрачно сказал Салах ад-Дин своему дяде. - Иначе позор неминуем.
Дядя только покачал головой.
В ночь накануне сражения Юсуф снова занимался своим странным "гаданием" над огнем, а после утренней молитвы стремительно напал на Сайф ад-Дина. Курдская конница ударила в лоб, а туркмены налетели с флангов. Удар был столь мощным и неожиданным, что долгие зимние тени редких деревьев не успели вытянуться и на половину локтя, как мосульцы уже потеряли почти три тысячи воинов, в то время как в войске Салах ад-Дина пало не больше трех сотен. Если бы такое соотношение сохранялось еще хотя бы в течение одного часа, то Юсуф несомненно одержал бы самую чудесную победу в истории всех сражений. Однако верно говорят на Востоке: чем больше рубишь дров, тем меньше войдет в печку. Мосульцы стали защищаться, как загнанные в угол шакалы, и наконец собрались с духом. Тем более, что свежих сил у них хватало не на стороне, в подкреплении, а в самой середине войска, куда еще не прорубились нападавшие. Постепенно силы выровнялись, и счет потерям на сотню сабельных взмахов пошел почти равный.
С вершины одного из холмов Салах ад-Дин смотрел на кипящий в долине котел и чувствовал, что на молитву Всемогущему Аллаху уже не хватает дыхания.
- Положение ухудшается, - раздался у него из-за левого плеча голос дяди. - Если сейчас протрубить отход, то мы успеем...
Шихаб ад-Дин хотел сказать, что еще есть время спасти часть войска, отведя его к Хомсу, что правитель Мосула не оставит свой богатый обоз и стан и не бросится в погоню, что такой, несомненно временной, победы мосульцу будет достаточно, чтобы вернуться к Халебу и выставить своему малолетнему братцу свои новые условия. Но Юсуф на этот раз резко оборвал добрый совет.
- Молчи, дядя! Теперь молчи! - сдавленный голосом перебил он дядю. - Мои воины не дрогнули! Теперь на все воля Аллаха!
И вдруг позади раздался крик, заглушивший грохот сражения:
- Смотрите! Смотрите! Знамена!
Вздрогнув, Салах