Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман

как, несмотря на захват фортов и части Кронштадта, бои могли принять затяжной характер, поэтому в 21:50 17 марта Тухачевский отдает один из самых страшных приказов за всю историю Гражданской войны: «Приказываю решительно развить первоначальный успех штурма, для чего: первое, командсевгруппы временно ограничиться пассивным действием против Тотлебен и Красноармейский, а главный удар нанести по Северо-Западной части города Кронштадта, содействуя Южгруппе. Второе. Командюжгруппе сегодня же окончательно завладеть городом и ввести в нем железный порядок. ‹…› При содействии в городе широко применять артиллерию в уличном бою. Четвертое. Инспектарму артиллерии не позже завтрашнего дня атаковать линкоры „Петропавловск“ и „Севастополь“ удушливыми газами и ядовитыми снарядами»[567].

Использование удушливого газа и ядовитых снарядов против экипажей линкоров русского военно-морского флота являлось преступлением, которое еще не знала история. В Первую мировую войну удушливый газ применялся только на сухопутных фронтах. Линкоры сдались, и командарму 7 не пришлось воспользоваться этим оружием. Но он использовал его против крестьян, восставших в Тамбовской губернии (восстание Антонова). Судьба Тухачевского и многих других погибших в 1930-е гг. военных, чекистов, партийных и государственных руководителей представляет из себя кровавую усмешку истории. Они, без сомнения, должны были понести наказания за преступления против человечества, но их наказал тот самый режим, которому они так верно и преданно служили.

На отдачу этого приказа повлияла оперативная сводка штаба Южной группы, полученная Тухачевским 17 марта в 21:30: «Части в беспрерывных боях понесли тяжелые потери и крайне утомлены. Около 21 часа противник перешел в контратаку и теснит наши части». Следующая оперативная сводка Южной группы носила более оптимистический характер. Это было связано с тем, что части, прикрывавшие отступление, снимались с позиций и отступали на северные, еще не захваченные красными форты. Дрались уже только рабочие, но наступление частей 7-й армии шло очень медленно. В сводке, полученной в 23 часа 58 минут, говорилось: «Наши части в 22 часа вновь перешли в наступление и продвигаются по Петроградской улице»[568]. Петриченко в воспоминаниях дал картину отступления и состояния оставляемых фортов: «По дороге двигались некоторые воинские части по направлению к фортам. Не доезжая до форта „Красноармейский“ двух верст, мы заметили движение больших кучек людей у самого форта. Снаряды рвутся, делая недолёты, и были замечены попадания. Форт молчал. Подъезжая ближе и въехав, наконец, на самый форт, мы увидели, что электрическая станция разрушена, порвана телефонная связь и шестидюймовые орудия приведены в негодность, а орудия большого калибра не вращаются и направлены в море. ‹…› Движение из Кронштадта по направлению к форту было полное, и выход был один – двигаться по направлению к финляндской границе. ‹…› Вторая часть штаба покинула Кронштадт в 10 час. 30 минут вечера и прибыла также в Финляндию»[569].

Отступление было хорошо организовано. В оперативной сводке Южной группы, полученной 18 марта в 11 часов утра, говорилось: «Севгруппа. В 1 час 45 мин. нами без боя занят форт „Тотлебен“. В 4 часа 30 мин. нашей разведкой занят ф. „Красноармейский“, оставленный противником. В настоящее время выясняется состояние фортов „Тотлебен“ и „Красноармейский“, производится наблюдение за путями, ведущими в Финляндию. Южгруппа. Весь город занят нашими частями. Команды линкоров выслали нам парламентеров с предложением сдачи, ведутся переговоры, ревком бежал в Финляндию.

По дополнительным донесениям, разведка, ‹…› подойдя к ф. „Рифу“ и маяку „Толбухину“, была встречена сильным ружпульогнем противника и, потеряв 13 чел. пленными, отошла. От „Рифа“ до „Толбухина“ залегла цепь моряков, 160–180 чел., во всех окнах „маяка“ вставлены пулеметы»[570].

Победители долго не могли поверить в победу, в то время как часть команды «Севастополя» вечером 17 марта отказалась покинуть корабль и уходить в Финляндию, освободила заключенного на корабле бывшего комиссара «Севастополя» Р. И. Турка, арестовала всех офицеров и членов революционной тройки на корабле. Командир Южной группы Седякин не верил, что все уже закончилось, и готов был продолжать воевать непонятно с кем. Его следующий приказ гласил: «3. Приказываю: т. Дыбенко с приходом 79-й бригады перейти в решительное наступление и к рассвету 18 марта очистить город, добровольно сдавшимся и положившим оружие несознательным мятежникам гарантировать жизнь. 4. По занятии города и обеспечении его со стороны линкоров, если последние не сдадутся, развивать удар на запад, стремясь овладеть всеми фортами. ‹…› 6. При действии в городе широко применять артиллерию в уличном бою»[571]. Поразительный приказ. Кроме отдельных матросов, не успевших уйти и не знавших, кому бы сдаться, в городе больше не было восставших, и вот, против мифического противника Тухачевский и Седякин хотят применить артиллерию в условиях плотной городской застройки. Последний подобный приказ был отдан 18.03 в 4 часа утра.

Политическое и военное руководство панически боялось идей Кронштадта. Уже утром 18 марта был отдан приказ о занятии помещения газеты «Кронштадтские известия». Туда послали коммунистов, которые конфисковали все имеющиеся экземпляры газет и листовок. Большое число убитых и раненых среди делегатов Х съезда и прибывших коммунистов связано с тем, что многие из них никогда не были на фронте, не знали, как вести себя в бою, и из-за отсутствия опыта несли большие потери.

Первое четкое заявление о победе и захвате Кронштадта было сделано в письме делегатов Х съезда РКП(б) Ворошилова, Затонского, Бубнова в ЦК 18 марта в 13 часов: «Выдержка и спайка коммунистов еще раз победила. Кронштадт снова в наших руках. Операция представляла громадные, казалось, непреодолимые трудности. Кронштадт был сильно укреплен. Его гарнизон, дравшийся с мужеством отчаяния, находился в руках опытного командования, в то время как в некоторой части советского аппарата имел место явный саботаж, в воинских частях наблюдались неустойчивость, колебания. ‹…› Боязнь вступить на лед довела до открытых отказов от выполнения приказов со стороны ряда полков. Благодаря энергии коммунистов, как прибывших с Х съезда, так и командированных разными организациями, ‹…› все трудности были преодолены и части, накануне разоруженные, пошли на лед. Несмотря на колебания некоторых полков, в общем, части вели себя геройски и, не обращая внимания на тяжелые потери от сосредоточенного пулеметного и артиллерийского огня, ворвались на рассвете 17 марта в Кронштадт. После первых минут растерянности противник решил дать бой в городе. На всех углах появились сотни матросов, началось братание, вначале сбившее с толку наши части. Тем временем мятежники расставляли пулеметы по чердакам и окнам, так что, когда усилиями командного и комиссарского состава приступлено было к разоружению вертевшихся вокруг матросов, втянувшиеся в город красноармейские части были засыпаны со всех сторон пулями. Создалось чрезвычайно тяжелое положение. Усталые части растерялись и дрогнули. Здесь в уличных боях