Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман

утра». Он объясняет, что резервов практически не осталось, и решает использовать последние: «Сейчас посылаю последний курсантский полк на Лысую гору и кавполк 22 – в Ораниенбаум». Он понимает, что положение угрожающее, и хочет лично руководить действиями Южной группы: «Сейчас выезжаю в Южгруппу». Каменев возражает: «Не опасаетесь ли Вы, что Ваш отъезд нарушит стройность в управлении и Вы своевременно не получите нужных сведений?» Но Тухачевский уверен в необходимости поездки: «…мне важно уловить дух Южгруппы. ‹…› Настроение ворвавшихся мне точно неизвестно, но, вероятно, придется их подтолкнуть». Он перебрасывает в Южную группу все, чем располагал: «Высылаю два броневика и бомбометы»[558].

Козловский и многие офицеры, бежавшие в Финляндию, заявляли, что штаб обороны во многом виноват в быстром падении крепости. В этом были уверены все офицеры. Морские офицеры утверждали: «Революционный комитет не проявил должной распорядительности. И в последний день осады растерялся»[559]. Сухопутные офицеры были с ними согласны: «С утра 17 в штабе была полная растерянность и командиры перестали получать указания»[560]. Козловский также неоднократно упрекал штаб вообще и Соловьянова в частности, что «в последний день обороны управление боем окончательно выпало из рук молчавшего начальника обороны»[561]. После поражения всегда ищут виновников. В действительности, штаб делал все, что было в его силах, в условиях, когда превосходящие силы противника ворвались в Кронштадт, а большая часть фортов пала. Штаб обороны сумел быстро перебросить к тем участкам, где положение было наиболее опасным, свои немногочисленные резервы. Арканников писал: «По получении донесений об этих прорывах штабом тотчас были посланы к занятым пунктам резервы на грузовиках; эту задачу выполнить было нелегко, т. к. все телефонные линии были кем-то перерезаны. Усилием гарнизона и даже граждан противник был вскоре выбит из Цитадельских ворот, причем нами было взято в плен до 2000 человек»[562].

Такое большое число пленных показывает крайнее нежелание красноармейцев 7-й армии вести упорный бой. Но с подходом подкреплений: кавалерийского полка, 80-й бригады, отрядов коммунистов из Петрограда и двух броневиков, а также с переброской к Кронштадту заградительных отрядов и давлением Тухачевского частям 7-й армии удалось оттеснить восставших от пристани и исправить положение. Но, несмотря на все новые и новые подкрепления, восставшие стояли насмерть. Петриченко писал о вечерних боях: «Около 5 часов вечера противник, получив подкрепление, повел новое наступление на Цитадельские ворота и, заняв их, стал распространяться к лаборатории, но подошли наши резервы, и он был снова выбит. Тогда же коммунистами были заняты 1-й и 2-й южные форты. К этому времени замечено усиление противника со стороны Ораниенбаума. Навстречу ему был выдвинут резерв на восточную часть Котлина. Подтягивались резервы все время со стороны северного берега на форты №№ 6 и 7, наблюдалось значительное движение резервов в районе Ораниенбаума и движение колонны конницы со стороны Петрограда. Город, форты и гавань обстреливались усиленным артиллерийским огнем с северного и южного берега и с бронепоездов. ‹…› Наша артиллерия с „Петропавловска“ и „Севастополя“, а также с фортов била исключительно по наступающему противнику и, делая пробоины во льду, топила наступающих. Несмотря на это, цепи рассыпались реже и лезли, как мурашки по льду»[563]. Хотя артиллерии в Кронштадте было достаточно, у защитников крепости не хватало шрапнельных снарядов, а тяжелые снаряды часто просто пробивали лед и, взрываясь, наносили меньше потерь наступающим, чем шрапнель. Артиллерию «Петропавловска» и «Севастополя» нельзя было полностью использовать (см. гл. 3). К 6 часам вечера большинство фортов были захвачены наступающими красноармейцами. Петриченко писал, что к 6 часам «оставались в нашем распоряжении следующие форты: „Константин“, „Риф“, „Тотлебен“, „Морской“ и „Красноармейский“, причем некоторые из этих фортов были по своему устройству приспособлены только к обороне со стороны моря и не могли вести оборону вкруговую. Имелись еще форты „Шанц“ и „Милютин“, которым значения как боевым единицам уже не придавалось…» В штаб обороны и ВРК сплошным потоком поступали заявления: «…с форта „Тотлебен“: „дайте подкрепление 200 человек при 5 пулеметах, т. к. остается в действии только одна пушка“, с форта Риф „требуют подкрепления в 100 человек при 2-х пулеметах, так как материальная часть орудий с каждым выстрелом отказывается работать“; на форт Константин требуют подкрепления в 150 человек при пулеметах, „в противном случае натиск противника не выдержим и вынуждены будем оставить форт“, везде требуются взамен выбывших из строя: командиры, артиллеристы и пулеметчики; с „Севастополя“ заявили, что имеются лишь только три 12? снаряда и больше стрелять нечем…» Петриченко и начальник обороны, обсудив положение, решили «с наступлением темноты отойти на форты: „Красноармейский“, „Риф“ и „Тотлебен“, где попытаться задержаться»[564]. В воспоминаниях Петриченко не указывается время, когда было принято это решение. Арканников писал: «…Революционным комитетом совместно с начальником обороны в 6 часов вечера решено, чтобы войска с наступлением темноты в порядке отходили на форт Обручев (Красноармейский. – Л. П.), к северу от Котлина и затем к финляндской границе». В отличие от Петриченко, он утверждает, что было решено оставить Кронштадт и отойти в Финляндию, а Петриченко пытается представить, что намеревались продолжить сопротивление в последних фортах. «Приказание об отходе на форт Обручев, – продолжал Арканников, – было передано начальником штаба на все форты, батареи и участки. После того как распоряжения были сделаны и войска приступили к отходу, штаб также присоединился к колонне, которая в полном порядке, освещаемая луной, тянулась к финляндскому берегу…»[565] Об отступлении в полном порядке писал и Петриченко. Но все исполнители этих приказов в один голос утверждали обратное.

Попытаемся разобраться. К этому времени большая часть фортов попала в руки солдат 7-й армии, и они вели огонь по Кронштадту. Все резервы были израсходованы. Петриченко указывал, что для согласования плана отхода из всех частей были приглашены ревтройки, «…которым было дано распоряжение с наступлением темноты в боевом порядке отводить из города части на форты „Красноармейский“, „Тотлебен“ и „Риф“, причем приказывалось не создавать паники, так как в противном случае может погибнуть напрасно весь гарнизон и все части. Где была связь прервана, туда приказание передавалось живой связью»[566]. Мы считаем, что штаб и ВРК пытались сделать все от них зависящее, чтобы как можно больше защитников Кронштадта смогло уйти в Финляндию, но из-за потери телефонной станции, боев в городе часть отрядов не получила своевременно приказа об отходе. Для руководства отступлением штаб был разделен на две части. Соловьянов, Арканников, Петриченко руководили отходом первой колонны. Остальная часть штаба оставалась для руководства контратакой, прикрывавшей отход уходящих войск.

В штабе 7-й армии нервничали, так