Шанс? Параллельный переход - Василий Кононюк

Еще не начинало смеркаться, как Иван съехал с дороги и повел нас на кручу. Как он ее распознал среди других, осталось для меня загадкой. Иваново объяснение, что лет через десять и я стану все кручи на берегу Днепра друг от друга отличать, было в духе этой эпохи, полной эмпирики, не склонной к философским обобщениям и продвинутым информационным технологиям.

Поднимаясь на кручу, начал издали кричать, что, мол, свои, не надо нас бить. Иван порекомендовал мне закрыть рот: из его слов следовало, что и так всем видно, что мы не чужие. На склоне начали подниматься фигуры в маскхалатах, с изготовленными луками. Я на всякий случай прокричал еще раз. Кто его знает, казаки полдня в засаде лежали, нервы не железные — пульнет кто-то сгоряча, потом извиняться придет, а дырка в организме от этого сама не зашьется.

Мрачный атаман вышел откуда-то сбоку — в маскхалате, с луком наготове — и сразу начал кричать:

— Ты, Богдан, что, белены объелся? Ты чего орешь на всю округу? Тебя, скомороха, за версту никто с другим не перепутает.

Видя, что он не в духе, попытался поднять ему настроение:

— Верно, батьку, ты нас послал место то проверить, на которое охранник татарский указывал, а я тебе не верил. Взяли мы живыми иуд, что продать нас хотели. Можешь им спрос учинять.

Не слушая моего тонкого подхалимажа, Иллар уставился на старшего из пленных казаков, как будто увидел привидение:

— Здравствуй, Степан, друже мой верный, сколько ж годов мы не виделись с тобой? — Не дождавшись ответа, продолжил: — Поди, не меньше двенадцати лет прошло, как ходили вместе с тобой в поход на ляхов. У меня как раз перед походом Марийке два года исполнилось. Помнишь, друже, мы еще сговаривались, когда после похода в Киеве гуляли, детей наших повенчать, как вырастут? — Атаман помолчал; вспоминая былые годы. — А не твой ли это сын сидит связанным, Степан? Дюже на тебя схож. Знакомь нас, Степан. Как-никак, зятем мне мог стать цей казак. Да, видать, не судьба.

— Не трави душу, Иллар, ни себе, ни мне, делай что должно, — угрюмо сказал Степан, не глядя в глаза.

— Нет, друже, долгий будет у нас разговор. Долго не виделись, и только Господь знает, когда и где свидимся в следующий раз, — хочу наговориться с тобой, Степан, напоследок… Спасибо вам, братья, за подарок ваш дорогой. Что привезли ко мне друга моего давнего, друга сердешного, которому верил, как себе. — Его голос едва заметно дрогнул.

Атаман поклонился нам в пояс, смахивая рукавом слезу, выступившую на глазах. Видать, холодный днепровский ветер мазнул атаману по глазам и по душе, заволакивая мир набежавшей слезой.

Мы все угрюмо молчали, примеривая на себя его горе, и в который раз мне вспомнилось: «Боже, защити меня от друзей, с врагами я справлюсь сам», — и в который раз я увидел в этой простой фразе новую грань.

— Богдан, скачи так, прямо в лес, там найдешь Сулима с нашими лошадьми и с мурзой татарским, ведите их сюда. Мурзе сейчас от радости голову срублю, чтобы в следующий раз лжи не баял, тай дальше поедем.

Не совсем понимая, то ли это шутка такая, то ли правда, решил я попытаться спасти мурзу: нельзя так грубо поступать с информационными носителями, удары острым железом им очень вредят.

— Батьку, пощади мурзу, его если с каленым железом поспрошать, он много нам нужного скажет.

— Шуткую я, Богдан, — мрачно ответил атаман. — Веди, не бойся, а мы пока со Степаном молодость нашу вспомним.

После этой фразы мне не стало яснее, какая судьба ждет бедного мурзу, и оставалось только молиться, надеясь на Небеса. Когда мы выехали из леса и Фарид обратил внимание на новых спутников, которые к нам присоединились, тень растерянности и досады на миг мелькнула в его глазах. Подъехав к нему, тихонько шепнул ему на ухо: «Спи, спи, ты ведь уже дал три медяка», — и с удовольствием отметил, как наливается злобой его взгляд, обращенный ко мне. Кажется, он наконец понял, что я имел в виду все это время.

— Заблукали твои дозорцы, Фарид, видно, плохо ты им рассказывал, где вы свидеться должны. Но ничего, Бог добрый, встретили их наши казаки, не дали мимо проехать. — Атаман встретил нас ироническим взглядом.

— Не захотел ты по-доброму, Фарид, ничего, мы и по-другому умеем. Скоро увидишь — дай до места доедем.

Голос атамана, да и он сам, был спокойным и усталым.

— Хотел я, казаки, уже к дому вас вести, да придется нам завтра к соседям путь держать: их казаки — пусть они их судят, — неожиданно обратился к нам Иллар, как будто совета спрашивал.

— Против нас они пошли, с татарами в сговор вступили, по закону мы их карать должны, Иллар. Приедем завтра к Пылыпу — он то же самое скажет. Не трави душу, Иллар, ни им, ни себе. Не хочешь сам — давай я их порешу, — мягко возразил Непыйвода, и казаки одобрительно зашумели. Никому будущий визит к соседям не сподобился.

— А к Пылыпу Довгоносому я казака пошлю с весточкой: будет у него интерес — сам к тебе приедет на мурзу посмотреть и с нами потолковать.

— Кто еще сказать хочет? — обратился к нам атаман.

— Добре Непыйвода сказал, так делай, батьку, — дружно зашумели казаки.

— Будь по-вашему. Развяжите их.

Развязанные казаки слезли с лошадей, под руководством Степана сняли с себя верхнюю одежду и сапоги. Первым к атаману подошел Степан.

— Нет мне прощенья, братцы, одно вас прошу: семью мою за грех мой не карайте, нет на них вины — никто про то не знал.

— Если нет на них греха, никто их не тронет, Степан, в том я тебе слово даю, — сухо заверил его атаман.

Степан, повернувшись боком, стал перед ним на колени и склонил свою чубатую голову.

— Прощай, друже, — тихо промолвил атаман, свистнула сабля, и Степанова голова, недоуменно моргая глазами и шевеля губами, откатилась и замерла, упершись застылым взглядом в высокое морозное небо.

Вторым подошел невысокий чернявый казак лет тридцати, он истово молился и целовал большой медный крест, висящий на его шее.

— Простите, если можете, братцы, нечистый меня попутал, — сказал казак, становясь на колени.

— Бог простит, — ответил за всех атаман, и вторая буйная голова покатилась по пожухлой осенней траве.

Молодой казак, плененный мной, с ужасом смотрел на обезглавленные тела, обильно залившие кровью землю, его губы на побледневшем лице шептали:

— Простите меня, братцы… — В левой руке он судорожно зажал свой висевший на шее крестик, а правой рукой безостановочно крестился, не двигаясь с места.

Подъехавший сзади Непыйвода ловко снес ему голову, и атаман промолвил уже упавшему телу:

— Бог простит.

Отправив троих с припасами найти поляну для ночлега в Холодном Яру и готовить вечерю, остальных атаман припахал хоронить казненных казаков. Грунт был каменистый, и, сняв верхний слой до камня, уложили покойников, пристроили им головы обратно на плечи и накрыли лица красной китайкой. Затем начали насыпать над ними небольшой холм. Все сошлись во мнении, что покойникам невероятно повезло: на таком месте только великим атаманам лежать, а не презренным предателям. Сулим рассказал, что ему его дед сказывал, что на этих кручах похоронен великий воин, и с ним в могилу несметные сокровища положены, но так страшно тот клад заговорен, что никто его взять не сможет, пока не пройдет тыща лет. На что Остап ему возразил, что его дед сказывал: расколдовал тот клад казак-характернык и перепрятал его на острове за днепровскими порогами. Там теперь нужно этот клад искать. Затем долго, со знанием дела казаки обсуждали те приемы и методы, которые применял мифический характерные снимая заклятия с клада.

Люди не меняются. И в двадцать первом, и в четырнадцатом веке их головы наполнены бесконечным количеством совершенно ненужной информации, которую они гарантированно никогда в жизни не используют. Но они прилагают титанические усилия, собирая ее, обсуждая с друзьями и отдавая выдуманному не меньше, а то и больше времени и усилий, чем реальной жизни. По моему скромному мнению (ИМХО), именно это больше всего отличает человека от обезьяны.

Утром мы продолжили целенаправленно блудить по тропинкам Холодного Яра. Несмотря на то что я никогда не жаловался на зрительную память, ничего похожего на тот путь, которым мы пришли, мне не встретилось, и на всякий случай я начал расспрашивать казаков, куда мы едем. Мне ответили кратко и емко: «Домой», — полностью отрезав возможность дальнейших расспросов. Часа через три-четыре мы выехали из леса, и тут же, на поле, казаки начали делить добычу. Атаман меня сразу, как самого молодого, отправил к Непыйводе в село — оказывается, оно совсем недалеко от того места, где мы вышли, — привезти бочонок вина и бочонок пива, которые мне должна была выдать его жена. Мне хватило смелости попробовать отвертеться:

— Куда я, батьку, поеду, я ж дороги не помню, заблукаю, будете вина до вечера ожидать. Да и жены я твоей, Георгий, не знаю, шо она скажет: приехал приблуда какой-то — и вина с пивом ему давай.