Шанс? Параллельный переход - Василий Кононюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все тело болело, и меня трясло, несмотря на жар костра, но хуже всего было ощущение апатии и отупения, полностью овладевшее мной. Хронический перегруз и недосып наконец отыгрались за все издевательства, которым подвергал свой юный неокрепший организм. Особенно последняя акция, где поневоле пришлось брать на себя ответственность за ее благополучное завершение. Физическая нагрузка минимальна — сиди себе жди, когда противник появится, и молись, чтобы случайно никто на тебя не напоролся, — но нервов сожрала — что моя кобыла сена.
С трудом согревшись после продолжительного размахивания руками и ногами, первым делом проверил пленных. Хватит с нас одного прецедента. И ведь никто, кроме меня, не понимает, что, если бы не мой китайский прикол, у пожилого хватило бы терпения дождаться ночи, и, несмотря на побитые колени, вполне мог всех вырезать вместе с атаманом. Ползком, тихонько сперва часового, если он вообще будет: в дозоре обычно часовых на ночь не выставляли, а пленные — пленные связаны, вполне можно понадеяться на прочность веревок. Но, видно, довела его уже китайская капель до ручки и при первом удобном случае за нож схватился, как только отошли все в сторонку, его без внимания оставили. И жизни себя лишил: не захотел назад под капельницу.
Так размышляя над перипетиями последней недели, подергал веревки, которыми был привязан охранник к дереву, нашел дедушку Фарида, спящего возле костра чуть ли не в обнимку с атаманом. Хорошо, хоть руки и ноги ему примотали, а то бы подумал, что он уже в наше товарищество записался. На его вопрос, зачем я его дергаю, ответил фразой из старой, как мир, истории: «Спи, спи, ты ведь уже дал три медяка», — мне ее еще бабушка покойная рассказывала, а ей — ее дед. Так что в девятнадцатом веке эта бывальщина уже была известна. Но Фариду, похоже, эта фраза никаких ассоциаций не навеяла. На его вопрос, что это все значит, пообещал утром рассказать. Чтобы подогреть его любопытство и не заснуть на посту, устроил себе невинное развлечение, хорошо прогоняющее утреннюю дрему. Как только Фарид засыпал, я будил его и говорил ему сакраментальную фразу: «Спи, спи, ты ведь уже дал три медяка». Под самое утро, когда начал сереть небосвод, рассказал ему всю историю.
Ехал мужик с ярмарки домой, и сломался по дороге воз. Пока ремонтировал, пока запрягал, до села доехать не получилось, пришлось в корчму заворачивать. Корчмарь требует за постой пять медяков, а мужик в ответ: или пускай за три, или буду на улице ночевать. Корчмарю и прибыль упустить жалко, и жаба душит за три медяка пускать. Просит мужика: добавь медяк, а тот уперся, три медяка у меня только есть, говорит, больше нет. И видит корчмарь, что брешет мужик, а поделать ничего не может. Пустил его за три медяка, а сам спать не может, что так дешево пустил, что облапошил его мужик. Вот и ходил к мужику всю ночь корчмарь: придет, в дверь постучит — что, спишь? — ну спи, спи, ты ведь уже дал три медяка. А под утро от таких переживаний преставился корчмарь. Видно, давление поднялось, гипертонический криз, инфаркт. И начал с тех пор каждую ночь мужику сниться корчмарь, приходит, смотрит на него и говорит: «Спи, спи, ты ведь уже дал три медяка». Только недолго это продолжалось: не проснулся одним утром мужик, ушел за грань вслед за корчмарем. Вот такую веселую историю мне на ночь бабушка рассказывала — видно, чтобы запомнил крепко, что в любом деле, не только на базаре, оба должны довольными расстаться — и продавец, и покупатель.
Утром довольный атаман сообщил нам, что Фарид согласился показать то место, где будут ждать сигнала казаки, и мы дальше поскакали по узким тропинкам Холодного Яра. Часа через три та уверенность, с какой мы едем непонятно куда, начала меня беспокоить, и я поскакал к переднему дозору узнать, куда мы движемся. Оказывается, Фарид детально описал им место встречи, и они теперь точно знали, где выезжать из Холодного Яра. Место он назвал почти на границе ответственности соседей, рядом с верхней границей, которую контролировали наши дозоры, и двигаться туда надо еще три-четыре часа доброго хода. Это прямо противоречило тому, что узнал я, когда расспрашивал охранника, поэтому немедля поскакал к атаману, который о чем-то радостно рассказывал Непыйводе и Фариду.
— Батьку, выслушай меня, это очень важно, — нарушая все нормы приличий, сразу встрял в их разговор.
— Богдан, что, проснулся уже? Снова вожжа под хвостом покоя не дает? Как вчера тихо было, когда ты уснул: никто не лезет, видения никому перед очима не встают. Ну что тебе опять привиделось, рассказывай. — Не церемонясь и радуясь, что рук Фариду пока не развязали, вытащил из мешочка затычки для ушей, которые торчали в свое время в ушах охранника. Заткнув Фариду уши, обратился к атаманам:
— Атаманы, не то место мне вчера охранник поведал, куда Фарид нас ведет. Беда может случиться. Отпусти меня, атаман, с охранником татарским то место проверить, на которое он указывает, а если хочешь, чтоб живыми тебе тех казаков привести, что приедут, дай еще хоть двух казаков мне на подмогу — сам я не справлюсь.
— Ну чего тебе все неймется, Богдан? Посмотри, все казаки едут спокойно, никто бучи, окромя тебя, не учиняет.
— Батьку, ну чего нам всем туда ехать, куда Фарид ведет? Ведь не больше трех их будет, дозорцев татарских. Пошли казаков то место проверить, на которое охранник укажет, не будет с того беды, а польза большая быть может.
— Богдан верно сказывает, Иллар, — внезапно поддержал меня Непыйвода. Может, он был не так остер умом, как Иллар, но мужик правильный и руководил по совести. — Надо послать казаков.
— И ты туда же, Георгий. Все супротив меня. Ладно, будь по-вашему, не знаю, будет ли с того толк, зато Богдан разговору нашему мешать не будет. Только за то можно его отправить — пусть потешится, место другое поищет. Скачи, Богдан, к Ивану Товстому, он старший будет. Возьмете Керима с собой — он один пятерых стоит — и Демьяна, а то едет надутый, как сыч, что его на тот берег не взяли. Где нас искать, Иван знает. До завтрашнего утра время вам даю. Езжай с Богом.
Обрадованный, что не пришлось долго уговаривать, про себя отметил, как ловко Фарид всего за один вечер убедил нашего не особо доверчивого атамана в своей полной лояльности. Надо будет пообщаться с этим человеком, у него можно многому научиться. Что касается общей интриги, то Фарид действовал дерзко, на грани фола, но совершенно верно просчитав свои шансы и возможные варианты. Выдай он сейчас место и свой дозор, он фактически отрезал Айдару возможность и до нас добраться, и до созданных Фаридом групп. Поэтому самым правильным для нас решением после этого является его ликвидация. Совсем другое дело, если дозорные попадают к Айдару. Над нами нависает серьезная угроза, и если Фариду удается убедить атамана, что Айдар поменяет дозорных казаков, которые для него никто, на его драгоценную персону, атаман, безусловно, начнет переговоры с Айдаром на эту тему, чтобы отвести непосредственную угрозу от деревни. И у Фарида появляется реальный шанс выжить. Поэтому вел он нас на заведомо неправильное место. Но объяснять атаману все эти хитросплетения не имеет смысла. Они умозрительны и не подтверждены пока что фактами. Вот когда привезем атаману факты в виде пленных казаков — тогда другое дело. Все эти завороты мысли приобретут реальный вес.
Вытащив затычки из ушей Фарида, шепнул ему на ухо: «Спи, спи, ты ведь уже дал три медяка», расхохотавшись, поскакал к Ивану. Собравшись и взяв для Демьяна у одного из казаков маскхалат, свернули на тропинку, ведущую в сторону битой дороги и днепровских круч. По ходу движения я подробно объяснял Ивану, какую кручу нам нужно искать. Иван, в отличие от всех остальных, был хорошим знатоком этих мест. Вышли мы из Холодного Яра достаточно удачно. Иван, выслав вперед Демьяна в качестве переднего дозора, проскакал по дороге ходкой рысью еще с полчаса, начал взбираться на кручи и внимательно осматривать днепровские просторы. Я, в свою очередь, внимательно рассматривал татарина и задавал ему вопросы. Где-то через час после начала поисков мы нашли то, что искали. Круча, на которой был спуск к Днепру, ниже ее виднелся остров, а татарин ее, родимую, признал сразу. По крайней мере, в это нам с Богданом хотелось верить. Ее пологий склон в сторону дороги был густо заросшим лиственным лесом, в котором мы спрятали лошадей и татарина. Я остался в лесу приглядывать за татарином и дожидаться приезда дозорных. Если один из них, не спешиваясь, поедет в лес по дрова, то моя задача — его нейтрализовать, желательно без смертоубийства, а там как получится. Иван с остальными должны захватить тех, кто слезет с лошадей на круче. Спешатся все — значит, всех, поедет один из них в лес — значит, тех, кто останется. Осталось ждать и надеяться, что все, что мы с Богданом высматривали в честных глазах татарина, не плод нашего нездорового воображения. Пожевав сушеного мяса с последним черствым пирогом с капустой и запив водой из бурдюка, еще раз проверил веревки и выдвинулся поближе к опушке — наблюдать за вершиной кручи и попытаться отыскать Ивана с казаками. Пока это было нетрудно. Расположившись широким полукругом в тридцати шагах от вершины, они, сидя на корточках, ждали. Шум копыт от земли слышен издали, а если шагом ехать будут, обзор с горба хороший — заметят сразу, как появятся, если не заснут под осенним солнышком.