Сыновья - Пэрл Бак

— Скажи мне прямо, какая твоя цена?

Тогда человек оглянулся — кругом стояли телохранители Вана Тигра и прислушивались, раскрывши рот, — и прошептал, нагнувшись:

— Позволь мне пойти с тобой в палатку, и там я все скажу.

Ван Тигр повернулся, вошел в палатку и велел ввести к нему человека, оставив при себе не больше пяти-шести солдат на случай предательства. Но человек этот не был предателем, а только хотел отомстить, и Ван Тигр понял это, когда он сказал:

— Во мне столько ненависти и злобы, что я готов перелезть обратно через стену и открыть вам ворота, и прошу только одного: чтобы ты принял меня под свое знамя и со мной еще нескольких человек, к которым я не чувствую ненависти, и защитил бы нас, так как, если бандита не убьют, он отыщет и убьет меня: он жестокий враг!

Но Ван Тигр не хотел, чтобы ему так великодушно помогали даром и без всякой другой награды, кроме этой, и сказал, пристально глядя на человека, который стоял перед ним между двумя державшими его солдатами:

— Ты — достойный человек, что не прощаешь оскорбления, какого не простил бы ни один честный воин. Я рад, что у меня будет служить такой достойный и храбрый воин. Ступай и скажи своим товарищам и всем солдатам, что я приму под свое знамя всех, кто сдастся мне с оружием, и ни один из них не будет убит. А тебя я сделаю военачальником в моем войске, дам тебе двести серебряных монет и пять монет каждому из тех солдат, которых ты приведешь ко мне с ружьями.

Тогда искаженное лицо человека прояснилось, и он горячо воскликнул:

— Такого полководца, как ты, я искал всю свою жизнь, и, разумеется, я открою тебе ворота в ту минуту, когда солнце будет в зените, — в этот самый день, заря которого занимается сейчас!

И человек сразу повернулся и ушел, а Ван Тигр встал и, выйдя из палатки, глядел, как человек этот ловко и проворно взбирается на стену, цепляясь за узловатые корни деревьев, точно обезьяна, и наконец он добрался до верха и скрылся за стеной.

К этому времени солнце медным диском поднялось над краем полей, и Ван Тигр приказал будить солдат, но осторожно и без шума, чтобы кто-нибудь из врагов не заметил суеты и не заподозрил нового плана. Однако многие знали уже, что приходил человек из города, встали еще ночью и готовились к бою, не зажигая факелов. Правда, луна светила так ярко, что походила на бледное солнце, и люди ясно различали даже собачку на своем ружье и дырочки на башмаке, куда продевают шнурки. К восходу солнца все его люди были на местах, и Ван Тигр приказал каждому из них выдать мяса и вдосталь вина, чтобы согреть и подбодрить его сердце, и тогда, сытые и довольные, солдаты стали дожидаться барабанного боя, который должен был выслать их вперед.

Потом, когда солнце поднялось высоко, обдавая нестерпимым жаром равнину, где лежал город, Ван Тигр кликнул клич со своего места, и солдаты выстроились шестью длинными рядами, как им было приказано, и все они дружно ответили на клич своего генерала, и крики эти, словно эхо, прокатились по рядам. И каждый с криком потрясал своим оружием, — у всех были ружья и ножи, — и тут все разом бросились вперед. Один из солдат перебежал через ров по мосту, но многие переправились вброд через мелкий ров и, мокрые насквозь, вскарабкались на противоположный берег и подступили вплотную к городской стене, стягиваясь к северным воротам. Однако военачальники не допустили, чтобы Ван Тигр стал впереди, так как до последней минуты не знали, останется ли тот человек верен им и нет ли тут предательства. Но Ван Тигр верил ему, зная, что нет ничего надежнее мести.

Так они ждали, а из города не доносилось ни звука и со стен не раздалось ни одного выстрела. Потом, когда солнце, поднимаясь кверху, дошло до зенита, Ван Тигр застыл на месте, вглядываясь в большие чугунные ворота, и заметил, что они дрогнули слегка, а когда один из солдат нагнулся и посмотрел, то увидел наверху узенькую полоску света. Он закричал, и все бросились вперед, и Ван Тигр вместе со всеми; они нажали на ворота, распахнули их настежь и потоком хлынули в городские улицы, словно вода, прорвавшая плотину, — и осада была кончена.

Тогда Ван Тигр, не останавливаясь ни на минуту, велел немедля вести себя ко дворцу, где жил главарь бандитов, и грозным окриком напомнил своим людям, что он еще не давал им свободы и не даст, пока не разыщет старого бандита. И люди второпях повели его к дворцу, так как жадность не давала им покоя, расспрашивая о дороге и без всякой жалости забирая под стражу перепуганных людей, попадавшихся им навстречу. Но когда Ван Тигр вступил во дворец, под торжественные звуки труб и дробь барабанов, то нашел его пустым, так как бандит успел скрыться. Как он узнал о предательстве, — сказать трудно, но в то время, когда люди Вана Тигра входили в северные ворота, старый бандит с кучкой своих приверженцев проскользнул в южные ворота и бежал через поля. Ван Тигр, услышав это от солдат, которые не пошли за своим начальником-бандитом, бросился к южной стене города и, всматриваясь в даль, различил только летучее облако пыли. Некоторое время он колебался, преследовать беглецов или нет, а потом ему пришло в голову, что он получил то, чего добивался: ключ от всей области в его руках, и что значит какой-то бандит со своей горсточкой людей?

И он сошел со стены и вернулся в опустевший дворец, и много вражеских солдат, из тех, что остались в городе, пришли к нему на поклон, прося его защиты. Он сидел в большом зале, довольный, что их так много; они входили по десятку и по два десятка зараз, — и таких истощенных и одичавших людей ему приходилось видеть только в голодные годы. Но оружие было при них, и когда они становились на колени, протягивая к нему руки в знак покорности, Ван Тигр принимал их в свое войско и приказывал накормить каждого из них досыта и выдать всем по пяти серебряных монет; а когда вошел во главе своего отряда тот человек, который предал главаря бандитов, Ван Тигр дал ему обещанные двести монет, дал из собственных рук, и, кроме того, приказал выдать ему одежду, какую носят военачальники. Так Ван Тигр не забыл того, что этот человек пришел ему на помощь, и, наградив его, взял в свое войско.

Город был взят, и Ван Тигр знал, что теперь настало время исполнить обещание, данное солдатам, потому что он удерживал их, сколько мог, и дольше удерживать было нельзя. И Ван Тигр отдал приказ предоставить им свободу, однако жалел, что приходится это делать. Удивительное дело: теперь, когда он получил то, чего добивался, гнев его против народа прошел, и он избегал причинять ему страдания. Однако нужно было сдержать слово, данное людям, и, предоставив им на три дня свободу, он затворился во дворце; запер ворота и остался один со своими телохранителями. Но даже и эта сотня человек роптала и требовала своей очереди, и наконец Вану Тигру пришлось отпустить их и призвать на смену им других; и когда эти другие вернулись с налитыми кровью, похотливыми глазами, с потемневшими и разгоряченными лицами и не в состоянии были даже скрыть своей разнузданности, — Ван Тигр отвел глаза в сторону, не желая думать о том, что делается в городе. Когда племяннику, которого он не отпускал от себя, захотелось выйти на улицу и посмотреть, что там происходит, Ван Тигр набросился на него, радуясь, что может хоть на нем сорвать свой гнев, и заревел:

— Мы с тобой одной крови, неужели и ты собираешься грабить, как эти грубые и простые люди?

И он не спускал с юноши глаз и держал его при себе, заставляя его подавать то еду, то питье, то что-нибудь из платья, и когда слабые крики доносились до них даже сквозь крепко запертые ворота дворов, Ван Тигр начинал обращаться с пленником еще повелительней и сердитей, так что юношу ударяло в пот от вспышек его гнева, и он боялся сказать хотя бы слово наперекор.

Ван Тигр бывал жесток только в гневе, а плох тот военачальник, который может убивать только разгорячившись, так как путь к славе идет через убийство, и Ван Тигр знал, что слабость его в том, что он не может убивать хладнокровно и равнодушно, когда это нужно для дела. Он считал слабостью, что недолго гневался на народ, и говорил себе, что простой люд следовало бы ненавидеть за тупость и упрямство, за то, что они не додумались сами, как открыть ему ворота. И все же, когда его солдаты пришли к нему и робко попросили съестного, он закричал на них в припадке ярости и боли:

— Как, вы грабите, а я вас должен кормить?

На это они ответили: «Во всем городе нет ни горсти зерна, а мы не можем питаться золотом, серебром и шелком. Это мы нашли, а съестного здесь нет, и крестьяне еще боятся итти в город со своими запасами».

И Ван Тигр страдал и был мрачен, так как понимал, что они говорят правду, и не мог не приказать, чтобы их накормили, хотя приказ этот он отдал как нельзя более сердитым голосом. И вдруг он услышал, как какой-то дюжий, неотесанный солдат крикнул грубо:

— Ну, бабы здесь тощие, будто ощипанные куры, и от них нет никакого удовольствия!