Лесные палачи - Валерий Георгиевич Шарапов

предательстве. И что немаловажно, все эти жестокие преступления Улдис Культя совершал по отношению к своим подельникам-приятелям. Что уж тогда говорить о чужих людях, чьи жизненные ориентиры не совпадали с его интересами.

Да только вот и другие отъявленные негодяи и убийцы, находившиеся у него в подчинении, своему командиру в жестокости не уступали, даже попадались такие, кто намного его превосходил по этому качеству. Значит, дело было вовсе не в жестокости, хотя и в ней тоже. Просто Улдис Культя в отличие от этих жестоких недоумков к тому же еще обладал отвратительными человеческими качествами, которые его, однако, не раз выручали: он был изворотливый и хитрый, как старый лис.

Неудивительно, что, имея такие скверные качества, он при немцах дослужился в их военной иерархии до звания штурмбанфюрера СС. За время долгой службы Улдис Культя затаил на своих господ обиду. Но каким-либо способом отомстить им так и не решился: фашисты, они ведь на то и были фашистами, что тоже расправлялись с неугодными им людьми самыми изощренными методами, не откладывая в долгий ящик.

…Совершив под покровом ночи и под проливным дождем внезапный налет на отдел милиции, освободив из КПЗ Дайниса и Каспара, люди Улдиса Культи настолько уверовали в свой успех, что уходить сразу не пожелали, а продолжили штурмовать здание, стремясь расправиться с засевшими там сотрудниками, коих и было-то всего несколько человек. Особенно бандитам хотелось взять в плен инородных милиционеров, среди которых был один сотрудник госбезопасности, чтобы всласть над ними поиздеваться, а затем их обезглавленные трупы подкинуть обратно к отделу внутренних дел.

Безнаказанная расправа над приезжими и над местными сотрудниками МВД, несомненно, придала бы новые силы борцам за независимость Латвии, всколыхнула народные массы, подвигла бы их пойти против большевиков — еврейских прихвостней, оказала бы большое влияние на тех, кто еще продолжает сомневаться в своих предпочтениях.

Улдис Культя, Дайнис и Каспар стояли под козырьком у входа в костел. Дайнис с видимой неохотой, цедя сквозь зубы, рассказывал о том, как они с братом попали в засаду. Вид у него и без того был отвратительней некуда после тревожной ночи, проведенной в застенках МВД. Он говорил, скривив толстые обслюнявленные губы набок, обращаясь к Улдису, подставляя свои окровавленные руки под сток, откуда падали редкие дождевые капли. На булыжной мостовой внизу вода в мелком болотце была розового цвета. Закончил свой рассказ Дайнис уже на высокой ноте, подрагивающим голосом, должно быть, снова переживая случившееся с ними скверное происшествие:

— Если бы ты, Улдис, вовремя не подоспел, то нас с Каспаром советские палачи точно бы замучили и расстреляли.

Улдис Культя покровительственно положил черный протез взволнованному парню на его широкое плечо, сказал с кривой улыбкой:

— Мы же братья… Лесные братья. Один за всех, все за одного.

Каспар, который слушал разговор вполуха, а все больше наблюдал за своими приятелями, атакующими отдел милиции, подрагивая от волнения в коленках, в конце концов не выдержал; перехватив поудобнее висевший на сутулом плече стволом вниз немецкий автомат, рванул в их сторону. Полы его серого пиджака развевались от быстрого бега.

— Всех покрошу! — неистово кричал он, широко разевая рот. — Да здравствует свободная Латвия! Латвия для латышей!

Каспар не успел пробежать и половину пути, как вдруг до его слуха донесся глухой нарастающий топот армейских кирзачей, в несколько раз усиленный теснотой городских улочек. Он на бегу оглянулся. Из-за высокой прямоугольной стены двухэтажного дома молча бежали к площади с ППШ наперевес советские солдаты.

Голос Каспара осекся на визгливой ноте, он круто развернулся и побежал без оглядки назад, испуганно вытаращив глаза так, что больше уже некуда. Он бежал как-то по-чудному, вприпрыжку. А потом показалась полуторка, в кузове которой суетился пулеметный расчет, готовя максим к бою, и Каспар от страха совсем спятил: поскакал, будто взаправдашний козел. Он беззвучно разевал рот, силясь выговорить, чтобы предупредить товарищей об опасности, но крик намертво застрял в его горле, и лишь шипящий горячий воздух вырывался наружу.

— Уходим, — первым определился Улдис, сообразив, что если сейчас не воспользоваться представленным случаем, позже им из окружения уже ни за что не выбраться. Он ловко развернул Дайниса культей и подтолкнул того в спину. — Да шевелись ты, чертов мешок! — зло выругался он, заметив, что парень медлит, с волнением наблюдая за бегущим к ним своим двоюродным братом. — Ну!

Подбежал, часто дыша, Каспар, и троица тотчас кинулась в хитрое переплетение улиц и проулков, стараясь побыстрее в них затеряться. Их заметили, от цепи красноармейцев отделились двое и бросились следом, на бегу стреляя им в спины. Парни миновали одну улочку, свернули в другую, и тут в бежавшего последним Каспара угодила пуля сзади в бедро. Он в горячке пробежал еще немного, потом стал сильно прихрамывать, и шагов через десять свалился. Его проворно подхватили с обеих сторон под руки и поволокли. Исхудавший за последние дни Каспар хоть и весил сейчас как пара баранов, все же представлял собой какую-никакую, а ношу, с которой передвигаться стало неудобно, отчего ход резко замедлился.

— С ним нам не уйти, — сказал Улдис, тяжело вздыхая тщедушной грудью. — Все погибнем. Солдаты нам уже на пятки наступают… Я уже слышу, как они нам дышат в спины. Надо Каспара куда-нибудь спрятать, — ответил он на вопросительный взгляд Дайниса. — Иначе нам не уйти, — повторил он.

— Мы за тобой вернемся, — пообещал Дайнис, отводя глаза в сторону, должно быть, и сам не веря в свои слова, в то, что они останутся живы.

Двоюродные братья обнялись.

— Пора, — напомнил Улдис Культя.

Времени на то, чтобы аккуратно переправить Каспара в палисадник, не было, и они его просто перевалили в чужое поместье через невысокую ограду из частокола. В саду стоял душистый сладковатый запах цветов, невесомо порхали бабочки, капустницы и павлиний глаз. Закусив губы от боли, Каспар собрался с силами и заполз в самую гущу высоких розовых мальв. Только он кое-как там угнездился, как услышал приближающийся топот двух пар ног, обутых в сапоги, и молодые мужские голоса, переговаривающиеся.

— Говорю тебе, одного подстрелил, — сказал с нажимом первый солдат.

— Может, показалось? — засомневался второй. — Или слегка ранил?

— Ладно, — не стал спорить первый, — нагоним — посмотрим. С раненым они далеко не уйдут. Сволочи!

Затаив дыхание, Каспар лежал на спине ни жив ни мертв, прижимая к груди автомат. Дождавшись, когда голоса отдалятся, стараясь не шуршать широкими сухими листьями мальв, он отстегнул ремень от автомата и туго перевязал кровоточащую рану на ноге выше, чтобы остановить кровь.

В той стороне, куда убежали солдаты, раздались два