Холокост. Черные страницы. Дневники жертв и палачей - Нина Сигал

лотерея. Здесь разыгрывается лотерея без призов. Почему меня должны отправить раньше, чем это определено свыше?.. И что же теперь будет? На следующей неделе или еще через неделю будет разыграна точно такая же лотерея: снова пробуждение посреди ночи от ослепительного света, чтобы услышать бесцветный голос инквизитора: «Механикус? Филип?»

Но почему я остаюсь здесь? Почему бы мне не попытаться бежать? Побег – это риск. Вокруг лагеря повсюду – глаза слуг инквизитора, которые, если заметят тебя, обязательно выследят и вернут обратно как дважды провинившегося, то есть на этот раз уже в штрафные бараки. Я познакомился с этими палачами в лагере Амерсфорт. Для меня этого достаточно – более чем достаточно – на всю оставшуюся жизнь. И все же меня преследует мысль: как я могу выбраться отсюда? По ночам я строю подробные планы своего побега. Не то чтобы лагерь смерти в Польше или лагерь в каком-либо другом месте пугал меня, не то чтобы я боялся смерти, которая рано или поздно все равно придет. Но я не хочу быть рабом, я не хочу, чтобы меня мучили. Я не хочу оказаться в лапах своего врага. Это мое право, которого я продолжаю добиваться. А транспорт выехал, и в нем – тысяча человек.

Четверг, 16 сентября 1943 года

Вчера вечером я снова пошел на представление[248]. Зал был битком набит… Реакция аудитории была неоднозначной. Многие восхищались выступлениями, смеялись над шутками и наслаждались текстом и мелодией песен о лагере, а также конферансье Эрлихом[249]. Тем не менее большинство зрителей колебались и не были готовы одобрить это мероприятие. Певица Камилла Спира[250] пригласила нас спеть вместе с ней припевы каких-нибудь известных песен, но лишь несколько молодых людей отозвались на это предложение. Старшее поколение проигнорировало его. Оно не могло отрешиться от всех тех страданий, которые ему приходилось ежедневно переносить. Оно также достаточно вяло реагировало на выступления на сцене, в то время как молодежь время от времени вскакивала и разражалась аплодисментами. Многие представители старшего поколения оправдывались, заявляя, что им, конечно же, не следовало идти на это представление, но они просто хотели иметь возможность знать обо всем, что происходит в Вестерборке. Они обманывали самих себя. На самом деле они просто не хотели пропустить театральную постановку. Это их единственная отдушина. В Вестерборке у них больше ничего нет.

Есть те, кто отказывается посещать представления. Немецкие евреи, например, говорят, что для них слишком болезнен контраст между весельем на сцене и трагедией отправки транспортов. Голландские евреи объясняют свой отказ тем, что они не могут наслаждаться театральными постановками, в то время как члены их семей… страдают от неизвестности, лишенные в лагерях смерти в Польше каких-либо надежд. Однако молодые люди используют возможность приобрести билеты, которые стоят всего десять центов. Редко кому удавалось видеть такие хорошие представления за такую низкую цену. И, вероятно, больше уже никогда не удастся увидеть. И все же эти театральные постановки сопровождаются чувством меланхолии, ощущением горя. Артисты на сцене шутят и флиртуют, но за кулисами им тоже приходится страдать. Хочется поплакать над участью страждущих, наряду с этим чувствуешь себя обязанным жить вместе с живыми.

Мейер Эммерик, огранщик алмазов, Беринге

Пятница, 17 сентября 1943 года

На следующий день, в субботу, мисс Тини вернулась, чтобы рассказать мне, что она посетила детский сад, где поговорила с доктором Зюскиндом[251], который был ее хорошим другом, и у нее сложилось впечатление, что она скоро сможет забрать оттуда Макси. Она обещала помочь мне. Я плакал от радости, потому что доверился этой женщине мгновенно и слепо. Кроме того, я наконец-то убедился, что Лена и Мари будут в безопасности.

Суббота, 18 сентября 1943 года

Сегодня я провел почти весь день в своей комнате.

Воскресенье, 19 сентября 1943 года

Все пошли в церковь. Здесь, в этом регионе, воскресенья отмечаются очень благочестиво. Кроме того, по воскресеньям на ферму приезжает довольно много посетителей, так что я вынужден оставаться в своей комнате. Я достаточно долго сплю днем, но, с другой стороны, иногда я почти не смыкаю глаз по ночам.

Понедельник, 20 сентября 1943 года

Каждый понедельник швея из Венло приходит сюда шить, и мне приходится оставаться в своей комнате до половины шестого вечера. С первого дня, как я сюда попал, я не мог ни мгновения спокойно усидеть на месте из-за множества мух. К этому трудно привыкнуть тому, кто приезжает сюда из города. Как только ты подносишь ко рту кусочек пищи, на твоей ложке или вилке появляются мухи. Моя тарелка уже вся почернела от мух. Я никогда в жизни не видел их в таком количестве. Сегодня я собираюсь купить сетку для своего окна, чтобы избавить от мух свою комнату. Сегодня я пожертвовал 500 гульденов церкви в Беринге на новый орган.

Пятница, 23 сентября 1943 года

Сегодня утром заходила мисс Тини, чтобы сообщить мне, что мою жену 17 сентября отправили в Вестерборк.

Филип Механикус, журналист, Вестерборк

Понедельник, 27 сентября 1943 года

Сегодня исполняется ровно год с тех пор, как я покинул свой дом. Я говорю себе, что время пролетело незаметно, но при этом я знаю, что это не так. Если я оглянусь назад, то увижу, что за этот год произошло так много событий, что время никак не могло пролететь незаметно. Я знаю, что каждый период этого года – мое заключение в тюрьме, мое пребывание в концентрационном лагере Амерсфорт, мое время в больничных бараках – надолго запечатлелся в моей памяти, очень надолго. И все же это время прошло словно в фильме – страшном, но в то же время захватывающем фильме. Вот как мне это представляется теперь, когда все это осталось позади. Я смотрел этот фильм не как зритель в мягком кресле, а как актер, который стискивает зубы, исполняя свою роль…

В ноябре, когда я покидал концентрационный лагерь Амерсфорт, я думал: может быть, мне посчастливится остаться в Вестерборке?.. В декабре прошлого года я думал: доживу ли я до января? А в январе: доживу ли я до февраля? И так далее. А сейчас уже почти октябрь. Я смог дожить до октября. Но как насчет ноября? В любом случае, как бы там ни было, я выиграл этот год. Тех, с кем я был вместе в тюрьме, и тех, с кем я был вместе в Амерсфорте, и тех, кто прибыл сюда в то же время, что и я, в основном отправляли дальше, в Польшу, иногда спустя менее чем два дня отдыха и простой перевязки их ран. Как они прожили этот год, эти парни?.. Я никогда не получал вестей ни от кого из этих изгнанников, и никто другой, насколько я знаю, тоже… Прошел год изоляции, физических мучений и душевных мук. Что ждет нас во время второго года?

Доуве Баккер, начальник Полиции нравов, Амстердам

Пятница, 1 октября 1943 года

Тихая ночь, прекрасная, мягкая погода… Этим утром Постума[252] сообщил мне, что недавно реорганизованный департамент уголовных расследований, как ожидается, начнет функционировать в течение нескольких недель. Моддерман станет начальником Инспекции II D, то есть Полиции нравов. Он не знает планов насчет меня, так как я пока еще не назначен в департамент. Мне следовало спросить [шефа], есть ли у него что-нибудь для меня. И после этого отблагодарить его за это. Я подумываю о том, чтобы написать личную записку начальнику штаба Общего управления. Это против правил, но я, пожалуй, рискну.

Пятница, 8 октября 1943 года

Ночь тихая. Хорошая погода, ясная и солнечная. Ван Гелкеркен[253] выступил в среду на собрании в Концертгебау[254]. Затронув тему террора, который развязан против нас нашими политическими противниками, он сказал среди прочего, что члены НСД вооружены и за каждого убитого товарища падет по меньшей мере трое наших противников. Это довольно смелое заявление. Три «анти»[255] были убиты в Меппеле на прошлой неделе. Теперь все будут думать, что это была реакция НСД на нападения на нас. Может быть, оно как раз и так. Око за око, зуб за зуб, кровь за кровь.

Ситуация с сахаром в стране внезапно стала просто катастрофичной. Из-за проблем с цепочкой поставок в этом месяце мы можем получить