Холокост. Черные страницы. Дневники жертв и палачей - Нина Сигал

Среда, 15 декабря 1943 года

Я осталась в нашем старом доме с Сини. Она приготовила для меня нашу старую спальню (теперь их комнату) с разожженным камином. Мы договорились, что, если кто-нибудь спросит про меня, она ответит, что я в отъезде. Мне не хочется ни с кем разговаривать, пока у меня не будет хоть каких-нибудь новостей о Дике. У меня с Сини сейчас общие проблемы. Нам не нужно ничего говорить, чтобы понимать друг друга.

Четверг, 16 декабря 1943 года

В 5 часов я была внизу, когда Бетье Х. пришла сообщить мне, что ее жениха Яна Линхаутса вместе с другими заключенными отправили в Вугт. Имя Дика не было упомянуто. Однако полчаса спустя зашел Б. Брюйнен, которому был известен полный список. Теперь это точно: Дика тоже отправили в Вугт. В таком случае, по крайней мере, Гер увидит своего отца. Это меня должны были отправить туда, а не его, но женщины значат меньше, когда у них есть свои мужчины. Может быть, так и лучше: по крайней мере, я смогу помогать Сини, когда родится ребенок, и присматривать за нашим делом и домашним хозяйством. Какое-то время мы находились в очень подавленном состоянии, но это придется пережить. Сини сказала: «Мы сейчас же приготовим посылку для папы, и ты должна написать ему. Мы должны что-то сделать!» Мы, конечно же, не должны проиграть. Мы знали, что этого не могло произойти. Я просто надеюсь, что Дик сможет выстоять. Сможет ли Гер вернуться домой на Рождество?

Пятница, 17 декабря 1943 года

Я получила очень короткую записку от Дика – знак того, что он жив[264]:

«Г-же в. Лохейзен, Эпе

Мы все находимся на пути в Вугт.

Д.»

Мейер Эммерик, огранщик алмазов, Беринге

Среда, 15 декабря 1943 года

Сегодня снова довольно холодно. Я нахожусь внизу, в доме фермера, где все двери закрыты. Каждый раз, когда кто-то входит, я бегу наверх… Пришла мисс Тини, которая предупредила, что у нее для меня плохие новости. Доктор Верберне из Паннингена проверил мою мокроту и обнаружил, что она положительная[265]. Он придерживается мнения, что мне не следует оставаться здесь, на ферме, потому что у фермера четверо детей. Я был очень расстроен, потому что наконец-то оказался среди людей, которым я действительно мог доверять и которые были чрезвычайно добры ко мне. Я обсудил это с мисс Тини.

Мы договорились, что, когда мы встретимся с фермером, я расскажу ему все и позволю ему принять решение о том, должен ли я уйти или могу остаться. Если же я все-таки останусь, то я должен буду обособить все свои вещи и держаться от детей как можно дальше. Когда фермер появился в 10 утра, мы обсудили с ним все в подробностях. У него было столько сочувствия ко мне, что он даже заплакал. Он сказал, что их не стесняет мое присутствие и что если я захочу остаться, то я могу это сделать. Он готов был продолжать снабжать меня молоком, яйцами и всем, что мне будет необходимо, и я должен буду сообщать ему о том, что мне еще потребуется. Я был тронут до слез, и даже мисс Тини расчувствовалась. Она обсудит этот вопрос с доктором Верберне, сообщив ему о том, что я останусь здесь. Пока я жив, я никогда не забуду доброту этих хороших, простых людей.

Четверг, 16 декабря 1943 года

Сегодня утром я написал письмо, которое, учитывая нынешние обстоятельства, можно считать моей последней волей и завещанием. Я оставил его здесь на тот случай, если со мной что-нибудь случится. Фермеру тогда придется отдать его Лене, а если это будет невозможно, то передать его Роберту. Люди здесь исключительно добры ко мне. Я не мог бы желать для себя лучшего ухода и лучшей заботы, чем те, которые я встретил здесь.

Суббота, 18 декабря 1943 года

Сегодня утром мисс Тини принесла мне письмо от Роберта, в котором тот писал, что у него от семьи ван дер Мейлен[266] нет никаких известий. Он сообщил мне, что теперь в Вестерборк можно отправлять каждый месяц только одну посылку весом в два килограмма. Для тех заключенных, у которых с собой только один ребенок, это означает менее двух унций дополнительного продовольствия в неделю[267] и, конечно же, еще меньше, если под их опекой находится больше детей. По его мнению, транспортов в Польшу больше не будет. Действительно, евреев в лагере, к сожалению, осталось так мало, что фрицы, должно быть, не видят смысла в их дальнейших перевозках.

Понедельник, 20 декабря 1943 года

Поскольку сегодня здесь гостила швея, я пошел повидаться с мистером Саймонсом – и встретил там Лену. Она сказала мне, что ей на два дня нужно покинуть свое убежище, потому что люди, у которых она остановилась, уезжают на эти два дня. Эти люди совершенно не заботятся о том, кто у них вынужден скрываться, их волнуют только ее деньги. Надеюсь, мисс Тини сможет найти для нее какое-нибудь другое убежище. Я пробыл с Леной до 5 часов вечера и вернусь сюда еще завтра. Находясь там, я увидел нелегальную газету Ons Volk[268] от декабря 1943 года, вырезку из которой я вставляю сюда в дневник. В нем сообщается о судьбе наших военнопленных и судьбе евреев, оставшихся в Вугте[269].

Вторник, 21 декабря 1943 года

Сегодня я вернулся в дом мистера Саймонса до пяти часов и договорился с ним о том, что Лена сможет пожить у него, пока мисс Тини не найдет для нее какое-нибудь другое место. В любом случае ей не придется возвращаться по своему старому адресу, потому что эти люди нас очень сильно разочаровали. Я встретил одного человека, который сообщил мне, что вчера слушал английскую радиостанцию, сообщившую, что фрицы теперь перевозят евреев, находящихся в Польше, в вагонах для скота. В этих вагонах их травят газом, а затем доставляют их тела на границу с Украиной и там сбрасывают в большие ямы с известью. Когда я услышал это, моей первой мыслью была такая: может быть, это даже лучше, чем если тебя принуждают к каторжным работам в тюремной робе на какой-нибудь швейной фабрике, подвергая тебя при этом постоянным издевательствам. Как долго еще продлится это страдание? Я начал терять всякую надежду.

Глава 18

«Дневник становится целым миром»

Доуве Баккер писал на каждой странице своего дневника, состоявшего из 18 тетрадей, включая задние картонные форзацы обложек тетрадочных блоков (сами обложки тетрадей его дневника были мраморного оттенка). Последняя запись была датирована воскресеньем, 24 октября 1943 года, она была сделана на последней, 3292-й, странице последней сохранившейся тетради его дневника.

Была ли это действительно последняя тетрадь дневника, который вел Доуве Баккер? Или же он после этой тетради начал другую, которая была потеряна? Могло ли так сложиться, что существовало еще много тетрадей, которые он уничтожил до того, как их обнаружили? Я не могу этого знать. Известно лишь, что восемнадцать тетрадей его почти 3300-страничного дневника были обнаружены прокурорами по уголовным делам в 1946 году[270] и стали документальными свидетельствами на послевоенных процессах над Доуве Баккером по обвинению его в коллаборационизме. После этого они были переданы в Институт исследований войны, Холокоста и геноцида.

Самая первая запись в самой первой тетради дневника Доуве Баккера, озаглавленной Kronyck («Хроники»), была датирована 3 января 1938 года. Его главная цель, судя по всему, заключалась в том, чтобы прежде всего зафиксировать этапы укрепления позиций национал-социалистических сил и победное шествие Гитлера в Европе, а не подвергнуть анализу свои собственные сокровенные мысли и чувства. Дневник Доуве Баккера состоял не из одних только записей. Он вклеивал в него газетные вырезки, карты, на которых были обозначены военные интервенции Третьего рейха в Европе, а также антисемитские листовки.

Листая страницы его дневника, можно найти схемы сухопутных и морских сражений германских войск, многочисленные портреты Гитлера и фотографии нацистских митингов, в частности