Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма

вас обратно; то, что я попытался сделать хитростью, я мог бы совершить и с помощью силы: мои воины много­численны и храбры, а моя отвага неоспорима; от Суэца до Рас-Мухаммеда имя мое гремит во всех вади, и нет племени, где не знали бы Мухаммеда Абу-Мансура.

По-видимому, эти доводы, весьма неубедительные для европейцев, произвели некоторое впечатление на арабов, поскольку слово, чтобы ответить Отцу Победы, взял Бешара. Ответ его был столь стремителен, изобиловал таким количеством уверток, так запутал спор и вызвал настолько оживленные возражения, что г-н Тейлор, пред­видя, что вот-вот повторится утренняя сцена, в свою очередь поднялся, потребовал тишины и заявил, что он считает нашими проводниками и нашим конвоем только Талеба и его арабов. Заложники, ждущие нашего возвра­щения и отвечающие за нас своей головой, принадлежат к племени аулад-саид; стало быть, справедливо, что, под­вергаясь риску, оно и получает прибыль. А потому мы отказываемся от услуг Мухаммеда Абу-Мансура, хоть он и Отец Победы, ибо обман, пущенный им в ход, чтобы завладеть путешественниками, вызвал наше общее воз­мущение.

Толмач перевел этот приговор, выслушанный обеими сторонами сосредоточенно и покорно, но, как только он закончил переводить, Бешара, к нашему великому удив­лению, отвел Мухаммеда Абу-Мансура в сторону, и неко­торое время спустя они подошли к нам, явно пребывая в полном единомыслии, и заявили, что все разногласия устранены, что сопровождать нас будут оба племени, ибо столь достойные уважения лица вполне заслуживают двойного конвоя, и что Абу-Мансур со своими арабами будет выступать в качестве почетного караула.

Затем все отужинали и подумали об отдыхе; особенно настоятельную потребность в нем испытывали мы, евро­пейцы, ибо пребывание в монастыре отучило нас от дро­мадеров, и после хаджинов Отца Победы мы ощущали себя так, будто свалились со Сциллы в Харибду.

XVII. ХАМСИН

На следующий день мы продолжали ехать в том же направлении, то есть двигаясь к морю. Уже давно по левую руку от нас можно было различить Тор, но, по мере того как наш караван приближался к нему, город словно терял свои размеры, и в конце концов мы решили, что не стоит проделывать лишнюю дорогу ради того, чтобы осмотреть его, ибо он этого не заслуживает. Так что мы круто свернули вправо и час или два следовали по тончайшему песку на береговой кромке Красного моря, затем вновь вступили в горы, а к вечеру спустились в восхитительное вади, именуемое Долиной Садов. Пальмы с покачивающимися султанами и смоковницы с темной листвой скрывали в своей тени чистый, прозрач­ный источник; этот оазис внушал желание сделать при­вал, и мы поставили палатку у подножия пальмовых деревьев.

Ночь была восхительна; в нашем владении оказались вода и прохлада — два сокровища, на которые так скупа пустыня. Так что мы проснулись отдохнувшими и пол­ными сил и в прекраснейшем расположении духа пусти­лись в путь. Перед отправкой каравана арабы стали показывать друг другу на какие-то красноватые полосы, прочертившие восточный горизонт; однако затем наши проводники, казалось, не проявляли по этому поводу беспокойства, и мы уже забыли об этих тревожных при­знаках, не ускользнувших, однако, от нашего внимания, как вдруг, вступив в вади Фаран, мы почувствовали несколько резких порывов ветра, несших с собой жар­кое дыхание пустыни. Вскоре зной стал невыносимым; песок, поднятый едва заметным ветерком и казавшийся испарением с поверхности земли, тучей обволакивал нас, слепя глаза и при каждом вдохе проникая в нос и горло. Против обыкновения, арабы, как и мы, явно страдали от этих бед, которые, должно быть, были им знакомы; они обменивались отрывистыми, короткими репликами, и постепенно общая озабоченность вытес­нила остатки вчерашней враждебности. Воины обоих племен перемешались; казалось, даже верблюды стара­лись быть ближе друг к другу и в тревоге мчались гало­пом, ни на минуту не замедляя своего бега и опуская вниз свои длинные змеиные шеи так, что нижней губой касались земли. Время от времени они резко и неожи­данно отпрыгивали в сторону, словно песок обжигал им копыта.

— Осторожно, — говорил тогда Талеб.

И арабы повторяли вслед за ним это предостережение, которое я слышал, не понимая, какая опасность нам угрожает. Я подъехал к Бешаре, чтобы спросить у него, в чем причина недомогания, коснувшегося нас всех — и людей, и животных, но время для разговоров прошло: вместо ответа Бешара подхватил полу своего плаща и, перебросив ее через плечо, завернулся в нее так, чтобы закрыть ею нос и рот. Я сделал то же самое и, оберну­вшись, увидел, что нашему примеру последовали все арабы, так что теперь были видны лишь их черные свер­кающие глаза, казавшиеся еще чернее и ярче под бурнусом и абайей; через четверть часа мы уже не должны были задавать вопросы: и франки, и арабы понимали все в равной мере. Нас предупреждала всеми способами и на все голоса сама пустыня: приближался хамсин.

Наше движение стало беспорядочным, поскольку между нами и горизонтом встала стена песка. Каждую минуту арабы, не в силах что-либо разглядеть сквозь эту огненную пелену, в нерешительности останавливались и меняли направление, выдавая тем самым свою растерян­ность. Тем временем буря по-прежнему усиливалась; пустыня становилась все более неспокойной; мы ехали меж песчаных наносов, подвижных, словно волны моря, и, подобно искусным пловцам, рассекающим гребни валов, преодолевали раскаленные вершины этих холмов. Хотя и закрывая из предосторожности рты плащами, мы вдыхали в себя воздух пополам с песком; язык у нас при­лип к нёбу, глаза блуждали и налились кровью, а дыха­ние, похожее на хрипение, без всяких слов выдавало наши муки. Мне не раз доводилось сталкиваться лицом к лицу с опасностью, но никогда еще я не испытывал подобные чувства; должно быть, нечто похожее ощущает потерпевший кораблекрушение человек, которого носит на доске среди бурного моря. Мы двигались, словно без­умные, неизвестно куда, все убыстряя ход и все более теряя ориентацию, ибо обволакивавшее нас облако ста­новилось все плотнее и раскаленнее. Наконец Талеб издал пронзительный крик: это был приказ сделать оста­новку. Оба вождя, Бешара, Арабалла и араб, шедший в этот день во главе каравана, устроили совет — то были самые искусные лоцманы в этом изменчивом море, где мы сбились с пути. Каждый из них по очереди высказал свое мнение, и, несмотря на положение, в каком мы ока­зались, а может быть, как раз потому, что положение наше было бедственным, мнения эти высказывались с мудрой сдержанностью и величавой медлительностью. Тем временем песчаный вихрь нарастал. Наконец Талеб подытожил все суждения, указав рукой в сторону юго- запада, после чего наш