Молитва к Прозерпине - Альберт Санчес Пиньоль

новый лагерь под Большой акацией маленький алтарь, который построил Адад в Подкове. Увидев это изящное сооружение из глины и тростника, Бальтазар расчувствовался, хотя ни в каких богов не верил. И неожиданно в ту ночь Бальтазар Палузи и Марк Туллий, агностик и скептик, оказались вместе возле храма – хотя и крошечного, но все-таки храма.

Было холодно, очень холодно, даже звезды на небе дрожали. Мы предавались размышлениям. Бальтазар поставил у алтаря зажженную свечу, посвящая ее не столько Баалу, сколько Ададу.

– Ты никогда не расскажешь мне, что случилось с Ададом, правда? – спросил меня он.

Я понимал его чувства.

– Как тебе хорошо известно, мы провели под землей два дня и две ночи, – скрепя сердце начал я свой рассказ. – Одна из галерей, проложенных Нестедумом, вела в грот, созданный природой, но и в этой подземной пещере мы были в неравных условиях: этот мир принадлежал тектонику, и, если мы искали его, он находил нас. По правде говоря, мы не попали в ловушки Нестедума и не погибли, когда он нападал, только благодаря умениям Ситир, ее ловкости и исключительно тонким чувствам. Там, внизу, тектоник обладал всеми преимуществами. Мне вспоминается, что в какую-то минуту ахия потеряла сознание, мы с Ададом лежали поверженные на земле, а Нестедум улыбался, торжествуя победу.

– А что же случилось дальше? Говори! – воскликнул Бальтазар, увидев, что я замолчал.

Но мне стало ясно, что я зашел слишком далеко.

– Забудь об этом, – сказал я, прикрыв ладонью глаза, – ты все равно ничего не поймешь. Мир под землей – это совсем иной мир. Послушай, Бальтазар Палузи, будь откровенен: нам обоим прекрасно известно, почему ты решил вернуться на самом деле. – Я попытался сменить тему разговора, пусть даже для этого мне приходилось прибегнуть к грубому юмору.

Он смотрел на меня, не понимая, куда я клоню.

– Согласно вашим традициям и законам, – сказал я, – патрон отряда охотников должен жениться на всех вдовах мужчин, погибших во время похода, правда? А теперь получилось вот что: тебе должна достаться жена твоего брата и еще вдовы трех убитых охотников. Четыре жены! И терпеть их тебе придется всю оставшуюся жизнь! Неудивительно, что ты предпочитаешь сражаться с тектонами.

Он еще пару секунд не понимал, что я шучу, а потом мы расхохотались вместе.

– Но вернулся я, Марк Туллий, по иной причине, – заговорил Бальтазар, на губах которого еще играла улыбка. – В пути я задумался о том, что могло заставить вас – и тебя, и Ситир – так упрямо хранить молчание и не рассказывать, что случилось с Ададом там, в недрах земли. И тому может быть только одно объяснение.

Перед тем как продолжить, он немного помолчал и глубоко вздохнул:

– Ты сам сказал, что Нестедум не убивал Адада. Ситир тоже не могла этого сделать, потому что ахии никогда не причиняют вреда невинным. Следовательно, остается только один ответ.

Он молча посмотрел мне прямо в глаза, а потом сказал:

– По какой-то причине, которую вы от меня скрываете, его убил ты, а Ситир молчит, потому что она у тебя на службе. Ты – убийца моего любимого брата.

Он снова устремил на меня свой взгляд:

– Я вернулся, чтобы убить тебя.

И Бальтазар схватился за кинжал. Что можно было ему ответить? Я подумал, как бы поступил в таком случае мой отец, и сказал твердо:

– Я прекрасно тебя понимаю, Бальтазар Палузи, но не можешь ли ты подождать до завтра? У меня сегодня еще осталось много дел.

Этот неожиданный ответ его, так сказать, обезоружил.

– А сейчас, с твоего позволения, я должен обойти лагерь и проверить, все ли в порядке, – добавил я, поднимаясь на ноги.

После моего ухода он остался сидеть перед маленьким алтарем и зажженной свечой. Люди в лагере спали или просто дремали, одни молились, другие сидели вокруг костров и говорили о ближайшем будущем – исход его был всем известен, но изменить его никто не мог. Многие молчали или разговаривали сами с собой. На мой вопрос, где найти Ситир, мне ответили, что она несет караул немного поодаль. Я направился туда с масляным светильником в руке.

За каменной стеной мне открылась неожиданная картина: Ситир совокуплялась с Урфом.

Не знаю, что меня больше огорчило: естественная ревность человека, заставшего любимую с другим, или совершенство их тел, которое делало меня мизерным и ничтожным. Какое это было зрелище: ахии отдавались друг другу с той же страстью, с которой шли в бой; их прекрасные тела сплетались и сливались вместе так, что казались единым целым. Каждый сладострастный стон Ситир отдавался в моем сердце резкой болью, которая сводила меня с ума.

На следующий день меня ждала верная смерть от руки врагов или друзей, и одно только было ясно: когда я распрощаюсь с жизнью, любимая не поцелует меня. Один греческий философ считал, что желание по самой природе своей никогда не может быть удовлетворено. Но я не хотел утолить свою жажду, меня бы устроило просто сделать первый глоток.

На сей раз я все-таки добрался до своего паланкина. Ну и день мне выпал напоследок! Меня закидали камнями, друзья собирались покончить со мной, а моя любимая предпочла мне другого, мужчину своего круга. И вдобавок завтра мне предстоит умереть в чудовищной пасти с тремя рядами зубов.

Как полагается примипилу, Эргастер ждал меня у входа в мою палатку, чтобы выслушать последние распоряжения.

– Вот видишь, Марк Туллий, – сказал он мне, – никому не дано это знать.

Я не понял, что он имел в виду.

– Сегодня утром ты был уверен, что начинается последний день в твоей жизни, но предугадать все на самом деле очень трудно. Сегодняшний день кончился, и ты будешь жить, чтобы еще раз увидеть, как восходит солнце.

У меня вырвался глубокий вздох сожаления.

– Я скажу даже больше, дражайший Квинт Эргастер: сегодняшний день оказался таким удачным, – в моем голосе звучал откровенный сарказм, – что после него, поверь, мне будет уже не так обидно покидать этот презренный мир.

Иногда, Прозерпина, главный вопрос, который должны поставить перед собой герои, желающие спасти мир, состоит не в том, достигнут ли они своей цели, а в том, стоит ли противиться уничтожению этой космической саранчи, известной под названием рода человеческого.

10

И следующий день, Прозерпина, действительно стал днем великой битвы.

На рассвете я вышел из своего паланкина, и Бальтазар сразу обратился ко мне с просьбой:

– Если ты не возражаешь, я буду следовать за тобой на расстоянии одного шага.

Он хотел