Аукцион - Яна Николаевна Москаленко

В одном древнем источнике душу называют началом, потому что она есть испарение, из которого составляется все остальное. В других текстах пытались определить местоположение души. Кто-то считал, что душа располагается в мозгу. Кто-то – что в крови, животе, ушах, волосах. Мне встречался и изначально верный вариант – яремная ямка, вместилище души. А если обратиться к древним мертвым языкам, станет ясно, что часто само слово «душа» означает «дыхание жизни», «жить», «дышать». Вариантов, конечно, было куда больше, но тогда я самонадеянно цеплялся за то, что могло привести меня к цели. Суть оставалась одна – душа стала чем-то конкретным, не абстрактным или духовным.

Ты ненавидела мою теорию и меня вместе с ней. Такой уж ты была – компот из пуговиц и крайностей. Ты хотела, чтобы я не отвлекался от человеческих внутренностей так же, как ты не отвлекалась от внешностей. Тебе непременно нужно было, чтобы мы были пазлом и соответствовали друг другу. Ты держала нас с Даниилом рядом, каждого под руку, и не могла допустить, чтобы наша складная мозаика из трех человек вдруг развалилась. Неважно, сколько раз я твердил, что душа – наша самая главная внутренность; ты сопротивлялась. Думаю, ты просто ревновала, потому что теория поглощала все мое свободное время, мозаика все-таки начала разваливаться. Я плодил вокруг себя бумажные источники и кучи записей – ты жаловалась на пыль, забитый нос и истерила:

– Убери! Убери рухлядь! Она воняет старостью, смертью от нее несет! Хватит!

Но я, как и ты, больше не доверял компьютерам, поэтому держал записи так – на теле волокнистого материала, и было спокойней. Я видел, в кого ты превращалась, когда кто-то из нас бередил установленный тобою порядок, и я, каюсь, делал это чаще. Мне было больно, ведь ты страдала искренне – с надрывом, исцарапывала руки иголками, верещала во весь голос, но никогда не трогала мою работу. Ты знала, я бы тебе этого не простил. Душа моя, посмей ты, я бы сжег всю твою одежду, и ты бы окончательно сошла с ума, прострочила бы мне лицо. Границы дозволенного между нами оставались целы, но ты все равно мучилась.

Потребности души схожи с теми, что присущи любому живому организму, и направлены на обеспечение ее жизнедеятельности. Эти потребности, в свою очередь, предопределяют способность души усваивать (даже присваивать) чуждое. Цель подобного поглощения – питание, рост, не в объеме, а именно наращивание силы.

Я перестал замечать, что ты совсем забросила мою квартиру. Я поднимался из подвала, где работал почти круглосуточно, однако не слышал ни швейной машинки, ни запаха кофе и драников, которые ты поглощала в немыслимом количестве, но всегда – пригоревшими, ни громких придыханий, какие обычно вырывались у тебя за работой. Ты неделями оставалась у Даниила, он ликовал. Он надеялся взять этот любовный треугольник измором, верил, что рано или поздно я выберу науку, а ты – его. Но ты жила с убеждением, что при желании можешь избавиться от нас обоих, а наоборот никак не могло выйти. Стадии твоих истерик я давно изучил, правда, как я говорил, мне до них не было дела, поэтому я пропустил тот момент, когда от громких сцен ты перешла к вкрадчивым манипуляциям. Однажды ты явилась, не открыла дверь своим ключом-картой, а ждала, пока домашний монитор меня доконает. Теперь ты плакала молча, а на тарелке, прикрытой салфеткой (я почувствовал еще за закрытой дверью), – пригоревшие драники. Пока ты молчала, я мог разглядеть, какие все же у тебя голубые радужки, налившиеся цветом на фоне покрасневших белков, и снова дурел.

– Я скучаю.

Тебе по сей день должно быть стыдно за то, что ты так сказала. За все наши годы ты практически никогда не говорила подобного, а тут схватила меня за шкирку короткой фразой. В тот вечер мы, ты помнишь, все-таки разругались, ты негромко толковала о том, что если душа существует, то я убиваю твою. К тому моменту я продвинулся достаточно, чтобы осознать всю важность заботы о душе, поэтому признал твою правоту и тот факт, что я обязан беречь и тебя, и твою душу.

И все же ты была удивительной и решения твои были удивительными. Немного внимания, и тебя перещелкнуло. Ты успокоилась, стала приходить чаще, перешагивала через ненависть и помогала мне. Возможно, так ты надеялась связать нас еще крепче. Иначе зачем это все? Зачем ты согласилась на эксперименты? Я думаю, ты просто хотела меня наказать.

Когда Душелокатор-615 был готов, нужно было его протестировать. Опыты на животных казались тупиковыми, к тому же были запрещены в Городе, а транспортировать Душелокатор в Окраины тогда было невозможно. Сегодня мой Аукционный Дом – гигантское здание, где раньше располагалось наше главное научное учреждение – Прогрессивный Центр Города. А тогда Душелокатор еле помещался в моем подвале. Искать единомышленников в университете было нельзя. Я не доверял никому, у меня оставались ты и Даниил. Даниилу с самого начала не нравились мои исследования, он упирался, думал, что мне нужен лишь повод, чтобы усыпить его, и тогда все кончится. Мы смеялись, но, если честно, едва ли он доверял мне полностью. Несмотря на нашу извращенную привязанность, Даниил побаивался и меня, и всей этой истории с душами, но еще больше он боялся, что я втяну в эксперименты тебя, поэтому, когда я предложил тебе стать первой испытуемой и ты сказала да, Даниил так разозлился. Ты, что странно, согласилась запросто, не отвлекаясь от строчки. Помню, я сел рядом с тобой на пол и долго смотрел, как ловко ты перебираешь пальцами, лента простроченной ткани сваливалась мне в руки, и я думал, что не могу любить тебя сильнее. Мог. Любил. Люблю.

Позже ты говорила, что почти не помнишь тот день, потому что не спала несколько ночей, дошивала очередной невероятный «проект» – так ты называла любую созданную тобой вещь. Зато я помню всё. Привкус сырости в подвале. Попискивание Душелокатора – он снова и снова сбрасывал настройки, обновлялся. Уже тогда я видел, что машине тесно в этих стенах. Ты собрала кудряшки в хвост, некоторые все равно вырывались и торчали в разные стороны. Ты лежала на операционном столе, который я тайком вывез из университета, и тянула руки к потолку, складывала из пальцев фигурки. Ты не говорила со мной, не боялась шума Душелокатора, просто была рядом, когда была нужна мне.

Эмоции и чувства, которые один человек может испытывать по отношению к другому, случается, притупляют один из основных человеческих инстинктов – инстинкт самосохранения. Поэтому