По невидимым следам - Матвей Наумович Медведев

не забудется подвиг советского народа, одержавшего победу над темными силами фашизма. В этой победе есть и лепта работников юстиции, стоявших в те суровые трудные годы на страже социалистического порядка. И если кое-кому из преступников все же удалось тогда ускользнуть от возмездия, оно настигает их теперь.

В КОЛЬЦЕ БЛОКАДЫ

В архиве Ленинградского городского суда есть уголовные дела, на обложках которых сделана надпись: «Хранить вечно». Что же это за дела? Может быть, речь идет о каких-то особых преступниках и преступлениях, сведения о которых необходимо сохранить в назидание для потомства? Ничего подобного! С точки зрения любителей детективного жанра дела эти в общем-то ничем не примечательны. И тем не менее, ленинградцы решили оставить их на вечное хранение. Пусть о них помнят и внуки, и правнуки.

Раскроем же папки. Перед нами старые бумаги. Уже несколько поблекли, выцвели, порыжели от времени чернила. Стерся кое-где карандаш. Хрупким, ломким стал сургуч, которым скреплены приложенные к делам конверты с документами. Иные протоколы допросов и акты зафиксированы не на форменном бланке, как это положено, а на самой обыкновенной бумаге, разлинованной от руки.

Это — уголовные дела периода блокады Ленинграда. Они тоже сохраняются как память о незабываемых днях, которых было 900. Читаешь их, и перед взором возникают затемненные дома, зенитные орудия на Марсовом поле, огороды на берегу Лебяжьей канавки, памятник Петру Первому — знаменитый Медный всадник — в защитном слое из песка и досок, трамвайные вагоны, исцарапанные осколками снарядов, с фанерой в окнах вместо вылетевших при бомбежках стекол, закопченное от пожара здание Гостиного двора и надписи — белые буквы на синем фоне: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна».

И еще вспоминается зима 1941 года, когда к страданиям людей от голода присоединялись другие, вызванные холодом, отсутствием света, воды.

И тем не менее Ленинград не сдавался. Он жил и боролся. Ему удалось сдержать натиск врага. И в том, что ленинградцы мужественно стояли все 900 дней осады, сыграли свою роль не только помощь всей страны, не только высокий моральный дух защитников города, но и строгий, в буквальном смысле слова революционный порядок. Его помогали наводить милиция, прокуратура, суды. В условиях фронтового города прокуратура именовалась военной, а суд — трибуналом. Вместе со всеми защитниками города их работники голодали, страдали от холода, но далее в самые тяжелые дни неукоснительно выполняли свои обязанности. Они свели до минимума преступления в городе.

Самым тяжким в дни блокады злодеянием было хищение продуктов. Хлеб, сахар, масло, мука являлись в ту пору для ленинградцев драгоценными: ведь они доставлялись в осажденный город через Ладожское озеро, по легендарной «Дороге жизни», под обстрелами и бомбежкой. «125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам», — сказала поэтесса, и нельзя, пожалуй, выразиться более точно. Да, хлеб, как и все продукты питания, доставался ленинградцам нелегко, порой ценою жизни. Он был источником сил, и его оберегали даже более тщательно, чем золото. Подбиралась каждая крошка. И только выродок, потерявший всякую совесть, мог протягивать к хлебу нечестную руку, красть его у своих же товарищей.

За хищение продуктов судили по закону от 7 августа 1932 года. Это был суровый закон. Он предусматривал самые строгие меры наказания, вплоть до расстрела.

Расскажем же о некоторых лежащих перед нами старых делах. Перелистаем протоколы допросов, обвинительные заключения, приговоры. Кого и за что судили тогда ленинградцы?

…27 октября 1943 года милиции стало известно, что продавщица булочной Елизавета Темнова занимается спекуляцией.

В тот же день под вечер в дом № 6 на улице Салтыкова-Щедрина, где жила Темнова, пришли старший лейтенант милиции Шестаков и оперативный уполномоченный Якименко. Они предъявили Темновой ордер на обыск. Но сам обыск начали не с квартиры, а с сарая.

Темнова хранила в сарае дрова. Жиденький свет электрических фонариков выхватил из темноты сложенные штабелями отсыревшие поленья. Когда Шестаков с Якименко разобрали их, они обнаружили за дровами, возле стенки, пять ящиков с водкой — всего 61 литр. Немало бутылок со спиртным оказалось и в находившемся тут же старом сундуке. Затем наступил черед квартиры.

Темнова занимала отдельную квартиру из двух комнат. Это было типичное жилье блокадных лет. На окнах — наклеенные крест накрест бумажные полосы: считалось, что расположенные таким образом полоски бумаги предохраняют стекла от взрывной волны во время бомбежек и обстрелов. В одной из комнат стояла низенькая железная печка-«буржуйка». Длинная, узкая труба протянулась от нее через всю комнату и выходила прямо в форточку.

В октябре в Ленинграде темнеет рано. Поэтому, прежде чем зажечь свет, сотрудники милиции, согласно правилам фронтового города, спустили плотные, черные шторы, замаскировали окна. Обыск и тут не был бесплодным. В квартире у Темновой Шестаков и Якименко обнаружили объемистый бочонок с пивом, пять буханок белого хлеба, большое количество шоколада, конфет и яичного порошка. Вряд ли все эти продукты были приобретены Темновой на продовольственные карточки, законным путем. Кроме того, сотрудники милиции нашли у нее золотые вещи: перстни, кольца и даже монеты с отчеканенным на них царским профилем.

— Придется вам, гражданка Темнова, пройти с нами и дать объяснения, — сказал хмуро Шестаков.

Когда запечатывали сургучом наружную дверь, начался обстрел. Снаряды разрывались где-то поблизости. Но Якименко, прислушавшись, определил:

— Нет, это не в нашем районе. Можно идти.

В милиции на вопрос, откуда у нее столько продуктов, особенно водки, Темнова ответила:

— Я шла как-то по Литейному проспекту. Около дома № 28 меня окликнул шофер грузовой машины и спросил, не нужна ли мне водка. Я поинтересовалась, сколько будет стоить. Он назвал цену. Она оказалась подходящей. Вы, конечно, знаете, товарищ следователь, что такое в наше время водка? Ее можно обменять на продукты. Поэтому я сказала шоферу, что возьму у него семь ящиков. Он поехал ко мне домой и сгрузил водку в сарай. Чтобы ее у меня не украли, я поставила ящики за дрова. Шоферу дала деньги, пальто, отрез темно-синего материала и еще пятнадцать пачек папирос. В последний момент шофер передумал и два ящика забрал обратно. Фамилия его Чистяков. Больше я ничего о нем не знаю. Бочонок с пивом? Да, это мне тоже дал тот же шофер. Продукты? Это лично мои. Мне их прислали из деревни. В общем, я считаю себя виновной только в том, что купила незаконным путем водку, больше ни в чем. Спекуляция? Нет, это просто чей-то наговор на меня.

Допрос закончился. Продавщице дали ручку, и она написала:

«Протокол записан с моих слов правильно и мной подписан. Темнова».

Когда она ушла, следователь