Пожар любви - Кэтрин Лэниган

Однако чтобы повернуть ход истории, требовалось очень много денег. Поэтому Френсис не гнушался ничем, стараясь заставить свои деньги работать. В Токио он нанял брокеров для работы на фондовой бирже и теперь, как ястреб, следил за японским рынком ценных бумаг. Он познакомился с финансовыми экспертами из Лугано, в Швейцарии, а в Нью-Йорке отвел целый этаж в помещении «Глоубэл пейпа», где молодые интеллектуалы занимались управлением капиталами Френсиса Кенсингтона.

Френсис знал всех в «Кристи», «Сотби» и, конечно, в «Мелтон». Когда он увидел испанское колье Зейна, то сразу же понял, что оно подлинное. Этот молодой парень, которого не приняли в «Мелтон», очень удивил его. Еще больше его поразило, что в толпе людей, выходивших из здания биржи, Зейн выбрал именно его.

«Конечно, он провинциал, но совсем не глупый, — думал он. — Совсем не глупый».

Ему всегда хотелось, чтобы на него работали именно такие люди.

— Сколько ты хочешь за колье?

— Тридцать тысяч. — Зейн намеренно завысил цену, чтобы прощупать клиента.

— Двадцать.

— Двадцать восемь.

— Двадцать пять.

— Согласен.

Открыв портфель, Френсис достал чековую книжку и выписал чек на двадцать пять тысяч долларов.

Зейн вынул колье из кармана куртки и протянул его Френсису.

— С вами приятно иметь дело. — Он сложил бумаги, подтверждавшие подлинность колье, и передал их Френсису, а тот вручил ему чек.

— Что ты собираешься делать с деньгами, сынок? — Френсис улыбнулся и опустил взгляд на грязные, ободранные ковбойские сапоги Зейна.

— Я же говорил вам. У меня очень тяжело болел отец. Когда он умер, осталась целая гора долгов. Поеду домой и постараюсь расплатиться.

— Двадцать пять тысяч — это очень большие деньга… Сколько же тебе нужно?

— Почти вчетверо больше. Папа болел раком. Почти два года он сражался с ним. Мама одна…

— Скучаешь без нее? — перебил Френсис.

— Вообще-то нет. Честно говоря, я рад, что оторвался от той жизни. Мы с ней… Не стоит об этом.

Френсис задумался.

— Такое случается. Даже в самых крепких семьях. Родители подчас не хотят нас отпускать.

— Да.

— Скажи-ка мне, Зейн. Почему ты не смог продать эту вещь «Мелтон»?

Зейн пожал плечами:

— Им было некогда со мной заниматься, а я не мог ждать.

— А-а, понятно. Ты нетерпеливый.

Зейн щелкнул языком.

— Это бывает полезно. Иногда. Как в этот раз, например. Тебе нужно много денег, чтобы помочь матери. Я просто размышляю. Что, если, вернувшись в Техас, ты не найдешь покупателей для других вещей? У тебя ведь есть… что-то еще?

— Да. Но совсем не того качества. — Зейну нравилось беседовать с Френсисом. Ему казалось, что тот знает больше, чем любой из тех, с кем ему доводилось встречаться. — У меня верный глаз на антиквариат. Отец был самым лучшим экспертом в Техасе. Он научил меня всему, что знал, но…

— Да ладно. Говори.

— Боюсь, что это прозвучит неуважительно к покойному, но мне кажется, я еще очень многого не знаю. А мне бы хотелось знать все. Но в Техасе не научишься. Я всегда считал, что надо жить в Нью-Йорке. Именно здесь я смогу добиться того, о чем мечтаю.

Френсис только того и ждал.

— Тогда зачем тебе возвращаться?

Зейн на минуту задумался. В его голове на мгновение возник образ Лили. За весь день он впервые вспомнил о ней.

— У меня там девушка.

— Она тебя любит?

— Да.

— Тогда она подождет. К тому же ни одна девушка или женщина не захочет иметь дело с мужчиной, который не может ее обеспечить.

Зейн засмеялся:

— Вы не знаете Лили. Она и сама не пропадет.

— Может, и так. Но у меня к тебе предложение.

— Сэр? — Зейн весь превратился в слух.

— Я попробую устроить тебя в «Мелтон», и, если они согласятся взять — а они, конечно, согласятся, когда увидят тебя в деле, — ты за это будешь мне сообщать, когда у них появится что-нибудь стоящее, вроде твоего колье.

— Это противозаконно?

— Нет. Я же не прошу делать для меня скидку или чтобы мне отдавали предпочтение перед другими покупателями. Я просто хочу знать, если вдруг тебе попадется что-нибудь замечательное на твой вкус.

— Самое лучшее?

— Только самое.

— Хорошо, сэр.

— Я скажу, чтобы кто-нибудь из моих служащих подыскал тебе подходящее жилье в городе, и сведу тебя с людьми, у которых есть чему поучиться в твоем деле.

Зейн окаменел. Ему никогда не предлагали такую помощь. Самое удивительное, что предложение исходило от совершенно незнакомого человека. Возможно, мать была права, когда говорила, что в людях надо всегда стремиться видеть хорошее.

— Даже не знаю, что сказать.

— Будет неплохо, если ты скажешь «да».

— Да!

Они пожали друг другу руку как раз в тот момент, когда лимузин остановился у ресторана «Четыре времени года».

— Шофер отвезет тебя туда, где ты остановился. Вот моя карточка. — Френсис протянул Зейну кремовую визитку с гравировкой. — Утром зайдешь ко мне в офис, и мы провернем дело с «Мелтон». Потом поговорим.

— Да, сэр! — произнес Зейн, улыбаясь до ушей.

Френсис вылез из лимузина, потом снова обернулся к Зейну:

— А кстати, Зейн…

— Сэр?

— Колье стоило все тридцать тысяч. Так что ты молодец, да не совсем. — Френсис закрыл дверцу лимузина.

Наконец-то Зейн мог позвонить Лили.

— Лили! Привет! Господи! Как здорово слышать твой голос!

— Зейн! Ты где?

— В телефонной будке. Не хотел звонить тебе, пока у меня не будет хороших новостей. А теперь… угадай. Я получил работу и отдельное жилье! Через пару недель мне поставят телефон. Здесь телефонные компании работают не как у нас. Боже, Лили, я должен тебе рассказать, как это произошло.

— Расскажи!

— Я познакомился с одним человеком. Его зовут Френсис Кенсингтон. Он мне очень помог. Я снял квартиру у одного из его служащих, который уезжает в Лондон.

— Зейн, как здорово… Я скучаю.

— И я! Боже! Как я сразу не догадался! Приезжай ко мне в гости. Я хочу с тобой повидаться. Приезжай в Нью-Йорк.

— Что?

— Ты меня слышишь? Если я заплачу половину за самолет, ты осилишь вторую? Мне надо тебя увидеть, Лили. Я хочу обнять тебя.

— Даже не знаю. Надо поговорить с родителями.

После долгой паузы Зейн произнес упавшим голосом:

— Твоя мама ни за что не разрешит тебе поехать.

Лили с удовольствием обнадежила бы его, но, к сожалению, Зейн был прав.

— Иногда она очень упряма.

— Если не говорить обо всем остальном.

— А со своей матерью ты говорил? Как она?