Десять жизней Мариам - Шейла Уильямс

Маккалох похоронил мальчика на своем семейном кладбище, а Клейтон сделал для могилки небольшое надгробие: «Эдуард, сын Мариам, 7–30 июня 1804 года».

Я не сидела в углу и не молила о смерти. Не входила в воды реки и не просила богов унести меня. Не отказывалась от еды и воды. Не плакала. Это было совершенно сухое горе, без слез. После того, как Геркулес высыпал последнюю лопату земли на крошечный ящик, в который положили моего сыночка, я повернулась и пошла обратно в маленькую хижину, вытащила из сундука, стоявшего в углу, кусок белого муслина и туго-натуго перетянула себе груди… Потом надела на голову соломенную шляпу и отправилась в поле. Одна. Остальные еще оставались на кладбище и пели песню, с которой душа моего Эдуарда должна была отлететь к облакам.

5

«Но не все они будут твоими»

Он родился в летний день. День, который хорошо начался и продолжал радовать каждым лучом солнца, каждой птичьей трелью птицы, ласкал мое лицо ветерком, давал дышать сладким, мягким и успокаивающим воздухом. Это был один из самых ужасных дней в моей жизни.

Я горбилась над табачными кустами, спина разламывалась на части. Туфли покрылись грязью, земля под ногами была влажной, но ее прохладная толщина будто ласкала мне ноги. Руки сводило судорогой – прежде я лечила от нее других, а теперь собственными мазями натирала себя так же часто, как Герка с его узловатыми артритными пальцами или Долли с ее радикулитной спиной, пыталась исцелить себя. Время брало свое.

При виде акров зелени, пушистых метелок кукурузы, кланяющихся на ветру, мне в голову пришла мысль, что теперь позади у меня больше полей, холмов, гор, рек… и глубоких вод, чем впереди. Я вздохнула. День моего рождения был так давно, что я забыла, сколько мне лет, но одно знала точно: я старуха. В своем племени, у народа своей матери я была бы мудрой женщиной, ведуньей, которой со своими сокровенными знаниями и стареющим телом пристало помогать роженицам (что я и делала), баловать детей и раздавать ненужные советы, а не заниматься каторжной работой или трепетать от желания, почувствовав прикосновение мужчины. Я выбросила Неда из головы и из сердца. Грудь покалывало. Скоро придется менять повязку.

– Так уж заведено, – говаривала Мари Катрин.

И была права.

Синее безоблачное небо снова и снова отвлекало меня, но останавливаться, не закончив работу, нельзя. Я сосредоточилась на растениях, слушала, как перекликиваются кардиналы и щебечут щеглы. Предупреждая, заверещала голубая сойка. На деревьях стрекотали цикады, исполняя последнюю песню перед смертью и превращением в ночных сверчков. Циклы, круги, времена года, перемены снова и снова…

Я услышала его раньше, чем увидела.

– Мари-а-ам! Мари-и! Где ты? Мари-а-ам!

И вскочила, замерев, словно олень перед стволом ружья. Это был Уош из дома Рассела. Он продирался сквозь густую кукурузу, а добравшись до меня, остановился и рухнул на колени, опустив голову и задыхаясь. Я усмехнулась.

– Ну и ну, Уош, Тузи тебя явно перекормила пирогами и кукурузным хлебом с маслом.

Он посмотрел вверх, и, увидев мученическое выражение его лица, я не стала зло шутить насчет обхвата его пояса.

– Что еще такое? Что за беда?

– Нини… Ребенок… – Уош выплевывал слова, словно стараясь выкроить побольше времени на вдох.

Я пожала плечами и посмотрела на свой мешок, заполненный кукурузными початками лишь наполовину.

– Необязательно было проделывать такой путь, чтобы сообщить мне это. О ней прекрасно позаботится Эша.

Отношения у меня с Эшей были странными, мешало ненужное напряжение, возникающее в основном из-за прежних конфликтов между нашими двумя народами, но даже наши боги понимали, что все это происходило в местах, которых обе мы не видели уже более тридцати лет и никогда не увидим. Здесь мы были наравне. Нини позвала Эшу, и это не удивительно. Прежде чем попросить о помощи меня, она, наверное, отрубила бы себе палец.

– Эша меня и послала. – Голос Уоша звенел тревогой. – Сказала, ты быстро придешь. Нини в беде. – Его светло-карие глаза впились в меня. Он был напуган. Я бросила мешок и побежала к хижинам. Если Эша просит о помощи, значит, с Нини всё куда серьезнее, чем мог предположить Уош.

Я приняла роды у сотни женщин, а может, и больше. Лица матерей расплылись в памяти, их стоны и крики слились в один общий вопль, крики их детей смешались в один протяжный визг. Все различия между рождениями, удачными и не всегда, стерлись из памяти, все сгладились в воспоминаниях, и все матери стали одной, а все младенцы – одним. Все, кроме Александра. Его появление на свет я буду вспоминать каждый день до конца жизни.

Потому что, когда я вошла, было очень тихо.

Уош слишком поздно явился за мной. У дверей хижины меня встретила зловещая тишина, от тяжести которой я с трудом переступила порог. Горло у Нини пересохло от криков, и сил уже едва хватало, чтобы изредка стонать. На полу растеклась кровь. Наверное, столько не проливалось ни на одном поле боя. Эша стояла в углу с пепельным лицом и красными глазами и низким хриплым голосом быстро выпевала незнакомые слова. Тузи и Нидра замерли, обнявшись, в противоположном углу и молча рыдали. Помню, я подумала: «Почему они ей не помогают? С ними-то что случилось?» – и разозлилась, а потом поняла: а что тут поделаешь?

А потом была кровь. Галлоны крови.

Ребенок все еще был внутри нее.

– Мариам? Мэри, это ты?

Сила Нининого голоса меня поразила. Теперь она ничем не напоминала ту беззаботную девушку.

– Нини, это я. Ты просто молчи, я…

Что? Что я намерена делать?

– Сейчас мы вытащим этого ребенка.

Мои руки двигались словно отдельно от меня, а я понятия не имела, что они делают. Мы с Эшей протерли роженицу, и я постаралась осмотреть ее, не причиняя еще большей боли. Нини немного постонала, но ничего не сказала. Думаю, она почти ничего уже и не чувствовала.

– Мне нужно… тебе… сказать тебе…

– Тихо, дочка, – буркнула я. Откуда оно взялось? Эша поймала мой взгляд, но промолчала. Я произнесла слово на эдо, ласковое слово из моего детства. Это не был язык Эши, но она его знала. – Молчи, потом поговорим.

– Нет. Я… скажу тебе сейчас… Мариам… – Голос Нини замирал, но мое имя она старательно выкрикивала, тратя драгоценные силы, чтобы привлечь мое внимание. У меня сжалось горло. – Пожалуйста.

Эша нежно подтолкнула меня, ее руки заменили мои, массируя живот Нини. Я выжала тряпку и промокнула бедняжке лоб. Нини