Вдаль и вдаль ведут дороги. Путешествие двух братьев - Ройд Толкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трасса делает петлю вверх и выходит на плато среди вершин. Здесь есть большое здание и настоящая асфальтированная стоянка. Все совсем не так примитивно устроено, как можно было бы подумать. Внутри так вообще цивилизация! Магазинчик, кафе и широкая стойка регистрации, где меня взвешивают и оформляют. Потом я опять выхожу на улицу и получаю обычные для экстремальных видов спорта атрибуты. Еще Майк обговорил, что я должен быть в розовой пачке и держать в руках блестящую палочку. Да ради бога – это меньшее, о чем я буду волноваться в такой ситуации. Я еще не видел, как отсюда прыгают, но знаю статистику и выказываю необходимый уровень уважения (страха). После меня подъезжает полный автобус туристов (вот уж не хотел бы я делать это в туристической группе), и начинаются предсказуемые мужские комментарии по поводу моей розовой пачки. Мне не до смущения, каждая клеточка моего мозга вопит от ужаса в ожидании предстоящего.
Меня выводят с другой стороны здания, и я впервые вижу прыжок. С вершины этого плато выступает удобная смотровая площадка. Вдалеке, на полпути между этой горой и другой, двумя вершинами, разделенными впадиной с крутыми склонами, на тросах подвешена небольшая закрытая платформа. Тросы толстые, как кажется (к счастью), толщиной с мою руку.
«Как мы туда попадем?» – спрашиваю я, хотя не хочу услышать ответ. Меня подводят к проволочному… ведру (не могу найти лучшего слова). Это, должно быть, самая маленькая в мире кабинка фуникулера, такое ситечко размером с гроб, подвешенное к канату, который тянется к платформе. Меня пристегивают надежным карабином, и мы, раскачиваясь из стороны в сторону, начинаем наш путь в никуда. Я смотрю вниз, скала отступает, и мне открывается вид на впадину с высоты птичьего полета. Все выглядит ненастоящим. В моей голове крутятся всевозможные сценарии вероятной гибели. Так много факторов могут сыграть свою роль. Платформа рухнет, эта проволочная корзинка рухнет, любой из этих тросов решит вдруг лопнуть. И где мы окажемся? Насколько часто они проверяют износ всех этих канатов? Это я еще не начал паниковать насчет самого прыжка. Я цепляюсь за боковую часть этого сита, просто чтобы унять дрожь в руках.
Когда мы оказываемся на платформе, я вылезаю через маленькую дверь с таким видом, будто строение, на котором я оказался, чем-то безопаснее. На меня цепляют еще больше страховочного оборудования и спрашивают:
– Ты когда-нибудь уже занимался банджи раньше, приятель?
– Ага, – я с трудом говорю, так у меня пересохло во рту. – Я прыгал с Оклендского моста.
– Это ничто, – следует ответ. – Здесь даже вторичный рывок будет выше.
– Ясно.
Меня сажают на стул в опасной близости от края платформы и пристегивают ремнями. Стул толчком наклоняется, наполняя мою голову видениями того, как меня опрокидывают в пропасть, прежде чем успеют должным образом закрепить. Платформа скрипит на ветру, и этот скрежещущий металлический звук напоминает мне о закрывающихся дверях тюремной камеры или о каком-нибудь зловещем звуковом оформлении в фильме-катастрофе, которое предвещает разрыв металлических балок и тросов, ужасное метафорическое тиканье часов, обратный отсчет до трагедии. Я даже не пытаюсь скрыть страх. Как это можно сделать? Не думаю, что смог бы, даже если бы Майк был здесь. Представляю, как он сейчас наблюдал бы за мной и хихикал.
Мне показывают большие пальцы после того, как ремни на моих ногах и трос для прыжка прикреплены, и я пытаюсь встать. Ноги дрожат, как желе. Цепляясь за все что можно, я шаркающими шагами приближаюсь к пропасти. Сильные пальцы сжимают ремни сзади, и я вижу в своей руке блестящую розовую волшебную палочку феи. Я совершенно забыл, что держу ее! Я знаю, что трос как-то прикреплен к моим ногам, но сам его не чувствую. У меня вообще нет ощущения, что я к чему-то привязан. Для меня все выглядит так, будто я просто должен сброситься вниз навстречу неминуемой гибели.
– Окей, приятель, я начну обратный отсчет. На счет «три», хорошо?
Я трясу головой, стараясь не смотреть вниз и выворачивая шею назад.
– Нет, нет, не надо отсчета, пожалуйста! – говорю заикаясь. – Я сам прыгну.
– Хорошо, конечно. Когда будешь готов.
Там, наверно, другие уже ждут своей очереди. Не думаю, что «когда будешь готов» означает, что можно тянуть полчаса. Они хотят, чтоб я просто взял и сделал это. Время – деньги. С другой стороны, не думаю, что к такому можно приготовиться. Надо просто сделать это. Потому что Майк так сказал.
Я смотрю вниз.
Зачем?
То, что, по моим представлениям, находится ближе всего – огромная широкая река, прорезающая дно долины, – для меня всего лишь волосок, сверкающая тонкая нить паутины, бледно-голубая вена, прокладывающая свой каменистый влажный путь между горами. Я дергаюсь вперед, затем останавливаюсь. Я не могу этого сделать. Секундное колебание. Сердце кричит на меня, как свистящий поезд, который вот-вот сойдет с рельсов. Я опять выворачиваю шею и истерически обращаюсь ко всем, кто может меня слышать.
«Не делайте так! – предупреждаю я их с невесть откуда взявшимся альтруизмом. – Не надо начинать, а потом колебаться. Так только хуже. Просто идите». Решительный шаг.
Для Майка.
Прыгаю.
Площадка Невис щедро предоставляет вам восемь с половиной секунд свободного падения, прежде чем сработает эластичный трос. Первые пару секунд я кричу непристойности. Потом меня оглушает бьющий в уши ветер. В свободном падении на достаточно большой высоте вы не чувствуете скорости. Земля устремляется вам навстречу только в последнюю жуткую секунду. И как раз в тот момент, когда я чувствую, что вот-вот нырну прямо в эту огромную пенящуюся реку, в прикрепленном к моим ногам шнуре появляется сопротивление, и я по дугообразной траектории поднимаюсь обратно в воздух.
А потом несколько секунд опять падаю. И вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Какая-то часть моего мозга вспоминает, что мне велели потянуть за спусковой трос, чтобы в конце не болтаться привязанным за ноги. Я инстинктивно делаю это и после волнительного момента, когда мои ноги высвобождаются, понимаю, что сижу выпрямившись и изо всех сил цепляюсь за веревку.
Улыбаясь и смеясь я целую татуировку на руке. Я сделал это. И все еще жив.
И нет, я никогда в жизни больше не хочу это повторять.
Бессмертная птичка
Майк
