Вдаль и вдаль ведут дороги. Путешествие двух братьев - Ройд Толкин

идентичность Новой Зеландии. Я немного узнал об этом растении во время своего ночного приключения в поисках пищи и с радостью рассказал, как охотники и воины маори использовали бледно-серебристую нижнюю сторону папоротника, чтобы найти дорогу домой. Листья ловят лунный свет и освещают тропинку в лесу.

Мы спустились с горы в Эрроутаун, прелестный поселок с одной улицей, не испорченный коммерческими отношениями, в отличие от Куинстауна. Дрю ждал нас там с неизменной камерой на плече. Он пробыл в поселке какое-то время и изрядно потратился на кулон из зеленого камня для своей девушки (теперь жены). Вся эта поездка вынудила их отложить планы, которые они строили, чтобы привнести в свой мир немного жизни после боли утраты от выкидыша. Ожерелье в стиле хай-тек, которое он нашел, как ему сказали, помогало от бесплодия, если его носить. Спойлер: помогло.

Дрю рядом со мной. Мы стоим на поросшем травой склоне высоко над полями и лесами в ремнях и шлемах, и оба по отдельности привязаны к кому-то, у кого есть хотя бы небольшой опыт в прыжках с горы. На мне уже традиционно GoPro, но Дрю считает, что тоже сможет снимать на меньшую по размеру, но приличную вторую камеру, пока будет парить на параплане рядом со мной. Ни один из нас не делал этого раньше, так что не знаю, почему он так решил. Мне кажется, ему просто захотелось разделить со мной это приключение.

Сегодня утром на берегу озера Уакатипу я давал интервью новозеландской новостной программе Seven Sharp, и они послали двух операторов, чтобы сделать несколько дополнительных кадров для репортажа о моем путешествии. Так что тут на холме собралась целая армия репортеров. Теперь я не погибну, нельзя облажаться.

На самом деле, я очень слабо представляю, как все это должно работать. Очевидно, что надо просто бежать вниз по склону, пока можешь бежать. Пока огромный парашют, который я тащу за собой, не поднимет меня в воздух, где я буду, все еще дрыгая ногами, парить на солнышке в относительной безопасности. А что, если я не наберу достаточную скорость? Если пологий склон кончится прежде, чем я взлечу? Это уже не такой обрыв, как те, с которых приходилось сбрасываться до сих пор, но он все равно достаточно крутой. Что если ветра не будет?

И вот я бегу. Я это делаю. Все эти вопросы проносятся у меня в голове, а ноги подкашиваются. Я чувствую себя так, будто бегу, увязая в липкой патоке, будто что-то меня сдерживает. Я бегу, бегу и ничего не происходит. Ничего, кроме того, что мое падение со склона делается все вероятнее и вероятнее. Полагаю, что мой партнер бежит сзади меня. Почему я опять к кому-то привязан? Зачем делаю эти глупости? Однажды все пойдет не так и случится что-то ужасное. Может, это сегодня. Мы ведь недостаточно быстро бежим, чтобы взлететь? А если мы не взлетим, то упадем, что еще нам остается. Примерно пять тысяч футов вниз по каменистому крутому склону. А сейчас остановиться еще не поздно? У меня возникает нехорошее предчувствие, что этот репортаж попадет в Seven Sharp по весьма неприятному поводу.

И вдруг в одно мгновение я понимаю, что бегу в воздухе. Мы плавно поднимаемся вверх. Горы быстро удаляются, превращаясь в игрушечный ландшафт, и мы в огромном синем небе, где нет ничего, кроме мягкого свиста ветра, который несет над нами прекрасный парашют. Здесь надо упомянуть, что Дрю поднялся первым, так что смог снять мой взлет с воздуха. Но тот факт, что он не погиб, не убеждал меня в том, что и со мной этого не случится.

Это, возможно, одна из самых умиротворяющих и прекрасных вещей, которые я делал в своей жизни. Я – кондор[35], парящий над горными вершинами. Купол материи надо мной мягко укачивает, теплый ветер ласково несет вперед, я в полной безопасности. Невозможно не улыбаться. У меня даже есть маленькое матерчатое сиденье, достаточное, чтобы выдержать мой вес, чтобы меня не болтало в воздухе. Пока я осваивался, меня охватила секундная паника – мой напарник потянул за веревку и опустил меня на несколько дюймов в удобное положение. От этого толчка сердце екнуло, но после этого я был на седьмом небе.

Дрю парит рядом со мной и невозмутимо направляет на меня камеру. Я не вижу его бородатое лицо за объективом, но уверен, что он тоже широко улыбается. Я радостно машу ему рукой, и он машет в ответ. Чудесно!

Через некоторое время я вижу, что Дрю с партнером начали круто по спирали спускаться. Я уже достаточно осведомлен и не пугаюсь, хотя выглядит это, как катастрофическое падение. Но штопор – это просто более быстрый способ спуститься. Ему надо оказаться на земле раньше меня, чтобы снять мое приземление. С виду, надо сказать, способ не из приятных. Интересно, какая при этом гравитация!

«Хочешь так же?» – спрашивает меня мой партнер. Не говоря о том, что это лишило бы смысла жертвенный поступок Дрю, поскольку он не успел бы снять мое приземление, у меня нет никакого желания снижаться по-другому, кроме как грациозно, плавно и медленно. Я вежливо отклоняю это предложение. Вместо этого мы снижаемся огромными широкими кругами, постепенно приближаясь к земле, пока наконец не преодолеваем последние несколько футов, и вот я стою на поле, а парашют плавно опускается сзади меня.

Я чувствую себя освобожденным, и улыбка все не сходит с моего лица. Дрю, благополучно переживший спуск штопором, опускает камеру и улыбается мне в ответ. Легкого кивка головы достаточно, чтоб я понял – ему так же понравилось, как и мне. В этом приключении я нашел то, чем, будь у меня такая возможность, готов с радостью заниматься снова и снова.

Номер один

Даже если бы у нас были сомнения, что Майк выйдет из хосписа (а их не было), безнадежный врачебный приговор «один месяц» только укрепил нашу общую решимость. Майк обязательно выйдет. Он поедет домой. Мы никогда не рассматривали его пребывание в хосписе иначе, чем путь к восстановлению. Единственное, что оставалось под вопросом, – сколько времени это восстановление займет. Майк должен был окрепнуть достаточно, чтобы вынести переезд. Там он чувствовал себя в безопасности, зная – если что, врачи всегда под рукой. Там же всем необходимо было научиться как следует пользоваться всем оборудованием, которое понадобится, чтобы ухаживать за ним дома.

Я лично ничего не имел против хосписа и, наоборот, считал